Семен Бытовой - Багульник

- Это твой отец, Алешка, - сказал он. - Капитан Константин Берестов.

- А мамина карточка где? - вырвалось у Алеши. - Ведь у меня и мама была?

- Была, Алешенька, - тем же мягким голосом произнес майор.

Отец Алеши служил на Чукотке начальником погранзаставы. Получив после пяти лет службы отпуск с последующим переводом на материк, он, не ожидая прибытия парохода, - ждать надо было не меньше месяца, - вместе с женой Галиной Михайловной и маленьким сыном на катере переправлялся морем в Уэлен. Они были уже на середине пути, когда неожиданно разыгрался шторм, катер попал на рифы и разбился. Все взрослые утонули, а мальчик, на котором был пробковый пояс, долго болтался на волнах, пока его не подобрали чукчи-зверобои.

Месяц Алеша пролежал в Уэлене в больнице, потом пришел приказ начальника пограничного округа доставить мальчика во Владивосток.

- Мы, Алеша, очень дружили с твоим отцом, - сказал майор. - Начали свою службу на Амуре. Сверхсрочную проходили в Приморье. А после хасанских боев - на дальний Север попали. Отважным боевым пограничником был твой отец, Лешка. А о матери тоже могу сказать, что была Галина Михайловна чудесной женщиной, настоящей подругой твоего отца. Не одну границу с ним охраняла, делила, как говорят, поровну и радость и горе...

Алеша то искоса поглядывал на майора, то переводил глаза на фотографию отца, мысленно представляя себе, как же он выглядел в жизни.

- Кушай, Лешенька, шоколад, а то он растает, - сказал майор.

Алеша отрицательно мотнул головой, положил плитку на скамейку, уткнулся лицом в колени майору и заплакал.

- Что ты, что ты, Алешенька... - испуганно забормотал майор и, вспомнив, что в планшетке у него лежит книжка Диковского "Комендант птичьего острова", достал ее и отдал Алеше. - Наверно, интересно тебе будет почитать ее...

Алеша поднял на него заплаканные глаза.

- Предполагаю, что герой этой книжки списан с твоего отца. Был у капитана Берестова подобный случай на островке, где птичьи базары.

Мальчик взял книжку полистал и спрятал ее на груди.

- Я ее ребятам почитаю.

- Конечно, почитай. Может быть, в будущем станут пограничниками. А лично ты, Алеша, хочешь?

- Мечтаю! - признался он.

- Ну и молодец! - майор вырвал из блокнота листок, написал свой адрес: - Ты мне, Алешенька, пиши, ладно?

Алеша кивнул.

- Если что нужно будет, сообщи, не стесняйся...

Майор проводил его до детдома, простился и зашагал вдоль кленовой аллеи в сторону станции.

С тех пор Алеша больше не видел майора Ирганцева. Письма, которые писал ему Алеша, стали возвращаться со штампом "адресат выбыл".

С тех пор как мальчик узнал свою печальную историю, характер его так изменился, что воспитатели детдома перестали узнавать своего питомца. Прежде веселый, озорной, любивший шумные игры и сам, как правило, заводивший их, он стал отдаляться от товарищей, замкнулся, все свободные от учебы часы проводил в укромных уголках парка или на диких валунах на берегу залива, где было тихо и безлюдно.

Когда Алеша окончил десятилетку и получил аттестат зрелости, ему предложили поступить в мореходное училище, но он отказался. Сговорившись с ребятами, он отправил документы в мединститут и вскоре, получив извещение, что допущен к экзаменам, навсегда покинул Владивосток, город своего нерадостного детства.

В жизни Алеши началась новая пора. Все дальше в прошлое уходили грустные думы, все больше волновали завтрашние заботы. Среди новых друзей лишь один Митрофан Клыков одно время был особенно ему близок. Может быть, потому, что Клыков тоже воспитывался в детском доме, схожая судьба быстро сблизила их. Правда, Берестову не нравилось, что Митрофан, считая себя подкидышем, не только не тосковал о семье, а, наоборот, гордился, что знать не знает и ведать не ведает ни отца, ни мать и ни за какие их возможные грешки не ответствен. Митрофан вымахал высоким, здоровым детиной с выпуклой грудью, широкими плечами и длинными руками. Некрупная голова его с жесткими, коротко подстриженными под бокс волосами не соответствовала росту и неладно сидела на длинной жилистой шее.

Митрофан Клыков, кстати сказать, пописывал рассказики и приносил их в редакцию газеты к Василию Садыменко. Последний, обнаружив у Клыкова зачатки таланта, подарил ему свою книжку "Банзай" с надписью: "Овладевай, брат, работай над собой идейно и творчески!" А когда Садыменко напечатал в газете первый рассказ Клыкова "Восход над сопкой", Митрофан счел его своим благодетелем и услужливо раздобыл для Садыменко некий материалец, на Ефима Самойловича Голубкина, профессора кафедры кожных болезней.

- Ты, Алешка, с Зиной Голубкиной того... полегче... - предупреждал после этого Митрофан Берестова.

- Ты это о чем? - с изумлением спросил Берестов.

- А о том самом... Мое дело предупредить, а твое думать - ты уже не маленький! Разве не читал газету?

- Все это ложь! - вспылил Алеша. - Ефим Самойлович уважаемый человек. Он больше двадцати лет работает в институте. Ничего, разберутся...

- Как бы не так...

- Лучше уйди, Митрофан, не лезь в душу. Без тебя тошно...

- Ха, ему тошно! С чего бы это?

- А с того, что ты подлец и клеветник. Сам работаешь на кафедре у Голубкина и сам же клевещешь на своего учителя.

- Докажи! - воскликнул Митрофан.

- Чего доказывать, все об этом знают... Мне Зина говорила.

- Ха, Зина! Она меня ненавидит, вот и говорит!

И тогда Берестов, который давно собирался сказать об этом Клыкову, воскликнул:

- Я тоже ненавижу тебя!

А было Алеше тошно оттого, что, когда он накануне пригласил Зину Голубкину в театр, она заявила:

- Никогда и никуда я с тобой не пойду. Прошу тебя, забудь, что я существую...

- Зина, что случилось?

- С дружком Клыкова я не хочу знаться. Понял?

- Какой он мне друг! - воскликнул Берестов. - Я Митрофану морду набью!

Когда Алеша, получив назначение, уезжал из города, он пробовал говорить с Зиной, звал ее с собой, но она и слушать ничего не хотела. Так они и разъехались: Алеша - в Агур, Зина - на Камчатку. А Митрофан Клыков, как и следовало ожидать, остался в аспирантуре. Тут, говорили, руку приложил Садыменко.

Алеша Берестов уже из Агура отправил несколько писем Зине, она ответила всего одним коротким письмом, которое кончалось вопросом: "Ты еще не влюбился в Ургалову? Она, я слышала, очень недурна собой".

Алеша уловил в этих словах нотку ревности и почему-то подумал, что еще не все потеряно...

5

- Ты только смотри, Юрка, какой он, Алеша, молодец! - воскликнула Ольга, когда уже на седьмой день после их приезда в Ленинград пришло авиаписьмо от Берестова.

Ольга быстро разорвала конверт и стала читать.

- Особенных новостей, понятно, нет, - сказала она, положив письмо на стол. - Была одна пустяковая операция. - И, повернувшись к Юрию, добавил: - И представь себе, Катюша ему ассистировала. Удивительно!