Семен Бытовой - Багульник

Юрию, видимо, это было неинтересно, и он сказал:

- Оля, давай хотя бы в Ленинграде, на время отпуска забудем Агур. Всю дорогу ты только и говорила о нем, и здесь тоже...

- А ты почему-то не читаешь Алешиного письма?

- Зачем читать, если ты мне все рассказала?

- Нет, не все! Там еще и про охоту на рябчиков есть.

- Как, нынче рябчики?

Ольга резким движением придвинула к нему письмо:

- Читай, узнаешь!

Он нехотя взял письмо и стал быстро пробегать его глазами.

- Верно, про рябчиков тоже написано. - И оба они засмеялись. - Что-то долго нет Натальи Ивановны с Клавушкой? - спросил он, решив сразу переменить тему разговора. - Льет дождь, а они гуляют.

- Где-нибудь стоят, пережидают, пока кончится дождь. Юра, а не сходить ли нам к Тороповым?

- Пожалуй, надо сходить, - согласился Юрий. - Правда, тяжело будет и им и нам...

- Нет, Юра, необходимо сходить. Узнаем заодно, где Николай, на Сахалине или на Камчатке. Может быть, у них есть его адрес.

- Сомневаюсь!

- Почему?

- Он не очень-то дружил с тещей.

- Ничего, горе сближает людей, - печально вздохнув, сказала Ольга. Ты знаешь, когда я думаю о Клаве, мне кажется, что и мы с тобой, Юра, немного виноваты.

- В чем же наша вина, Оля?

- Мы как-то были в стороне от них.

- Почему? Ведь Клава к тебе приезжала и, как мне помнится, ты ей не советовала ехать в Ленинград.

Ольга промолчала. Лицо ее стало задумчивым, на лбу собрались морщинки. Она вспомнила тот день, когда Клава в последний раз приезжала из Мая-Дату.

Дождь перестал. Но с крыш по водосточным трубам еще громко стекала вода. Последние лиловые тучи уплыли в сторону залива, и небо над городом, промытое теплым дождем, стало на редкость чистым. Ольга распахнула окно, и сразу в комнату ворвался звон и скрежет трамваев, сворачивавших с проспекта Газа на проспект Огородникова, шорох автомобильных и троллейбусных шин по мокрому асфальту, говор сотен людей, выходящих после сеанса из кинотеатра. Ольга отвыкла от этого городского шума и гула и долго стоять у окна не могла. Ей было трудно дышать воздухом, пропитанным бензином, и у нее кружилась голова.

А Юрий, который отлично чувствовал себя в Ленинграде, подтрунивал над Ольгой:

- Конечно, в твоей Швейцарии лучше!

- Честное слово, лучше. Я за все годы ни разу не принимала в Агуре порошков от головной боли. А здесь с первого дня места себе не нахожу. Юра, давай уговорим маму, чтобы переехала к нам. Честное слово, и нам и ей будет лучше.

- Во-первых, она не поедет, - возразил Юрий, - а во-вторых, никто не даст брони на квартиру.

- А зачем она - броня? - с детской наивностью спросила Ольга. - Ведь у нас там целый дом под Орлиной скалой!

- Да, Оля, - с упреком сказал Юрий, - ты, оказывается, совсем мало смыслишь в таких делах. Если мама переедет в Агур и лишится квартиры, нам даже в отпуск некуда будет приехать. А ведь еще неизвестно, как в будущем сложится жизнь.

- Как мы с тобой захотим, так она и сложится, - прежним наивным тоном сказала Ольга.

Он не ответил.

Тороповы жили на улице Восстания, вблизи Московского вокзала, и Ольга с Юрием, доехав трамваем до Нарвских ворот, пересели в метро и через четверть часа уже стояли около подъезда высокого шестиэтажного дома.

- Сколько раз я прибегал сюда с медведевскими записочками! - сказал Юрий, когда они медленно поднимались по крутой, тускло освещенной лестнице. - Клава уже знала, когда я приду, и выходила меня встречать.

Ольга молчала, поглядывая на номера квартир.

На площадке пятого этажа она задержалась.

- Да, кажется, здесь двадцать вторая квартира, - сказал Юрий.

Он нажал кнопку звонка, и почти сразу же за дверьми послышались мягкие торопливые шаги.

- Кто там? - спросил немолодой женский голос, Юрий узнал Клавину маму.

- Откройте, Зинаида Парфентьевна! Это Юра Полозов!

Тотчас же звякнула откинутая дверная цепочка, щелкнул замок, и Зинаида Парфентьевна распахнула дверь. Несколько секунд она вглядывалась в Юрия, потом перевела глаза на Ольгу.

- Юрочка, дорогой мой, вы приехали оттуда? - сквозь слезы спросила она.

- Да, в отпуск, Зинаида Парфентьевна. А это моя жена, Оля Ургалова.

- Да что это мы стоим в передней? - сказала Зинаида Парфентьевна. И тут же шепотом предупредила: - Василий Прокофьевич совсем болен у нас.

- Что с ним? - тревожно спросил Юрий.

- Перенес инсульт... Полгода лежал в госпитале...

- И давно это случилось?

- Вскоре после смерти Клавочки. С тех пор - в отставке, на пенсии.

- И что он, лежит?

- Нет, ходит с палочкой. Теперь, слава богу, уже ничего.

- Мы, наверно, не вовремя, Зинаида Парфентьевна? - спросила Ольга, внимательно разглядывая эту высокую, полную, седоватую женщину с точно таким же, как у Клавы, овалом лица и большими, уже усталыми глазами.

- Что вы, что вы, Ольга...

- Просто Оля!

- Проходите, Юра, Олечка... Я так рада, так рада. - И, введя их в большую столовую, крикнула мужу: - Васенька, а у нас гости!

- Кто именно? - раздался глуховатый мужской голос.

- Клавины друзья!

- Оттуда? - и это должно было означать: "С Дальнего Востока?"

Вскоре из смежной комнаты, должно быть кабинета, освещенного зеленой лампой, опираясь правой рукой на палочку, а левую, словно безжизненную, прижимая к груди, прихрамывая, вышел среднего роста полный мужчина в морском кителе без погон.

- Спасибо, что не забыли стариков, - сказал Торопов, подвигая ногой стул. - Ну, что же вы, садитесь... Как там ваш Дальний Восток?

- Все по-старому, - сказал Юрий.

- И надолго пожаловали? - спросил Торопов Ольгу, которая все еще не могла побороть в себе волнение.

- Пока не надоест! - сказала она, глянув на Юрия.

- Ну, Ленинград не надоест! - возразил Торопов. - Здесь есть что посмотреть.

Зинаида Парфентьевна стояла около серванта, изучающе, внимательно смотрела то на Юрия, то на Ольгу.

- У вас, Олечка, здесь родные?

- Мама.

- Одна?

- Мама живет одна, но у нас здесь родственники...

- У вас ребенок?

- Да, дочурка у нас, - тихо, перехватив насупленный взгляд Юрия, сказала Ольга.

- И как зовут ее?

Ольга почувствовала, как у нее учащенно забилось сердце. Юрий, заметив ее волнение, сказал:

- Когда у нас родилась дочь, мы решили, Зинаида Парфентьевна, назвать ее в честь вашей Клавы. Да и Николай просил нас об этом.

Торопова тихо заплакала.

- Спасибо, родные мои, пусть ваша Клавочка растет счастливой...

Торопов тяжело вздохнул, губы у него чуть дрогнули. Он достал платок, вытер глаза.

- Да! Сломило горе нас с Зиночкой. Ох и сломило... Вы бы нам рассказали, как она там жила? Неужели так уж ей было плохо в Мая-Дату?

- Сперва Клава приехала к Оле в больницу, показаться, - быстро заговорил Юрий. - Оля сказала, что все у нее нормально, что ехать никуда не нужно. А о том, что Коля отпустил ее, мы узнали гораздо позже...