Семен Бытовой - Багульник

А в больнице все это время сравнительно спокойно. Поступили двое с пневмонией, идут на поправку.

Как там Юра? Успел в своих делах, или вернетесь вместе в Агур? Пусть приезжает, его ждет высокая должность директора леспромхоза. Могу себе только представить, какая была у вас встреча в Ленинграде и как рекой лилось шампанское после вашей защиты. Кстати, и мы здесь в больнице отпраздновали ее тесной компанией.

Вот, пожалуй, и все!

Всего вам доброго, Ольга Игнатьевна, придем встречать к поезду с букетом горных пионов, ибо вашего любимого багульника уже нет, отцвел. А. Берестов".

Ольга отложила письмо, печально задумалась, потом взяла снова.

- Наверно, недоброе пишет твой доктор Берестов? - спросила Наталья Ивановна.

- Доброе и недоброе, - уклончиво ответила Ольга и, как бы мимоходом, будто подумав вслух, тихо сказала: - Странно, что Юра не оставил тебе своего адреса...

- Может, никакого адреса у него и нет, - неприязненно, как она в последнее время часто говорила о Полозове, ответила Наталья Ивановна. Когда я его спросила, где живет, он буркнул нехотя: "У тетки на Малой Охте!" - и добавила: - А что за тетка у него - одному богу ведомо!

- И даже ни разу не позвонил, - прежним, сердитым голосом, следуя своей мысли, продолжала Ольга. - А нам ведь о Клавочке поговорить нужно.

Наталья Ивановна насторожилась. Мысль о том, что Ольга, возможно, захочет увезти с собой Клавочку, испугала ее.

- Ежели ты, дочка, надумала взять с собой девочку, то и я против! решительно заявила она, строго глянув на Ольгу. - Разве ей плохо у меня? Мне к старости ничего уж не осталось, как быть с Клавочкой. А оголишь меня, оставишь одну, лишишься матери. - И, отвернувшись к стене, поспешно вытерла концом фартука повлажневшие от слез глаза. - Кто же там за ней следить будет? Ведь за Клавочкой глаз да глаз нужен.

Ольга хотела сказать, что в Агуре у девочки няня, старая добрая женщина, но не сказала, чувствуя, что матери это неприятно.

- Зря ты, мамочка, волнуешься, я еще ничего не надумала. Да и решать без Юры нельзя.

- Так он ведь всегда так, зятек наш: нет его и нет, а вдруг заявится...

Назавтра, ничего не сказав матери, Ольга обратилась в бюро справок на углу Огородникова, там ей ответили, что среди постоянно прописанных в Ленинграде Юрий Савельевич Полозов не числится.

И все же она не теряла надежды, что со дня на день "зятек наш заявится"...

2

Пятнадцатого сентября Ольгиному отцу, Игнатию Павловичу, исполнилось бы шестьдесят пять лет, и всей родней - младший брат Ургалова Константин, две сестры Натальи Ивановны, крестная Ольги - старая ткачиха с фабрики "Веретено" - собрались поехать на кладбище. Пока Наталья Ивановна одевала Клавочку, Ольга завернула в кусок белой материи большую охапку зеленой хвои, что купила накануне на рынке, взяла из вазы цветы и собрала их в букет.

День выдался хороший. С самого раннего утра, правда, немного поморосило, но ветер с залива быстро разогнал небольшие облака, выглянуло солнце. Ехали в трамвае молча. Каждый думал о своем. Ольга невольно подумала, что мама, должно быть, права: никакой тетки на Малой Охте у Юры нет, - и вспомнила, что после их бурного разговора, расставшись, Полозов сел не в тринадцатый номер трамвая, идущий на Охту, а в тридцать первый, и ей стало неприятно оттого, что у Юры не хватило смелости сказать ей правду... И она поймала себя на мысли, что в последнее время он лгал ей и в малом и в большом, и если прежде она как-то верила, то теперь ей уже было решительно все равно - "заявится зятек" или не "заявится"...

Потом Ольга подумала, что, как ни велико ее желание взять с собой Клавочку, придется, видимо, уступить матери, ибо, "оголи ее", Наталья Ивановна останется в одиночестве и, не дай боже, заболеет, и неизвестно, чем все это кончится. Может, предложить маме, чтобы и она поехала в Агур, но разве она согласится оставить свой угол в Ленинграде, где прошла вся ее жизнь, где находится могила ее Игнатия, о котором вот уже более четверти века она не перестает горевать. В одном из писем, вспомнила Ольга, Наталья Ивановна сообщила, что удалось ей при помощи заводских друзей папы выхлопотать местечко на кладбище рядом с отцом, что ограду поставили пошире, огородив на будущее и ее, Натальи Ивановны, скромное Местечко.

И Ольга решила ничего не предлагать матери, заранее зная, что обидит ее.

Хотя день был будничный, на кладбище собралось порядочно людей. Кто красил ограды, кто обкладывал могильные холмики свежим дерном, принесенным сюда в кошелках, кто посыпал желтым песком дорожки, были и такие, кто поминал усопших доброй стопкой водки...

Могила Игнатия Ургалова была шагах в тридцати от кладбищенского забора, в самом начале длинной аллеи, усаженной деревьями. На могиле невысокий из черного Гранита памятник с бронзовой надписью и фотографической карточкой, снятой еще перед войной. Ольга вглядывалась в родные черты лица, и память вернула ее к тем, теперь уже далеким, дням, когда, приехав с фронта и оправившись после ранения, отец пошел в свой литейный цех. Особенно ясно вспомнился день накануне его смерти. Придя с работы и с трудом поднявшись по лестнице на четвертый этаж, он, едва переступив порог квартиры, зашатался и чуть не упал. Ольга подбежала к отцу и подвела к кушетке. Только он присел на краешек, она опустилась на пол и принялась стаскивать с него сапоги, и так было трудно стащить их с опухших, почти уже одеревенелых ног, что Ольга почувствовала усталость и у нее закружилась голова. "Ты бы, папка, не ходил на завод, отлежался бы дома несколько дней, ведь ты такой слабый!" - "Ничего, доченька, не один я такой. Если мы все будем дома отлеживаться, кто же фронту помогать будет". Ольга хотела еще что-то сказать, но вдруг заметила, что отец сидя заснул. Она тихонечко уложила его на кушетку, подложила под голову подушку и укрыла ватным одеялом.

Назавтра он поднялся в свое обычное время. Наталья Ивановна налила ему в кружку воды из чайника, подвинула блюдечко с пайкой хлеба и кусочком студня из столярного клея. Игнатий разрезал пополам хлеб, половинку съел со студнем, а другую отодвинул в дальний угол стола. "Я провожу тебя до завода, - предложила Ольга. - А то в дороге где-нибудь свалишься и некому будет тебя поднять". Он не стал возражать. Ровно в восемь они были у заводской проходной. Ольга, прощаясь с отцом, поцеловала его в небритую щеку, постояла, пока он не скрылся в дверях проходной.

Она не думала, что видит отца в последний раз.

Протирая платочком фотографию, Ольга не могла удержать слезы, и, глядя на нее, тихонько заплакали и Наталья Ивановна и ее родные, только младший Ургалов, пересилив себя, стоял, склонив голову.

Ольга убрала с холмика старые, увядшие цветы, слегка взрыхлила землю и посадила свежие, а Наталья Ивановна разбросала вдоль холмика зеленую хвою. Константин достал из сумки банку с краской, небольшую малярную кисть и принялся красить ограду.