Николай Гоголь - Полное собрание сочинений и писем в семнадцати томах. Том III. Повести. Том IV. Комедии

Действительно, не только в словах, но и в самой судьбе пророка Иеремии, восклицавшего: «Горе мне, мать моя, что ты родила меня человеком, который спорит и ссорится со всею землею!..» (Иер. 15, 10), который за свои обличения и пророчества заслужил только неприязнь своих соотечественников, можно почерпнуть многое к пониманию того служения, каким стремился принести пользу своей земле творец «Ревизора» и «Мертвых душ». Это отнюдь не «переосмысление» художественного наследия Гоголя в свете якобы случившегося с ним в последние годы жизни «переворота» и начавшегося лишь тогда обращения к религии. Ко времени создания «Ревизора» Гоголь — автор знаменитого «Тараса Бульбы», страшного «Вия», проникнутых глубокой верой в Божественный Промысл историко-философских статей «Арабесок»… Есть и такое свидетельство, что в 1830-х годах он вступил в Петербурге в члены «Общества распространения Православия» ( Лугаковский В. Гоголь в польской литературе//Лит. Вестник. 1902. Nq 1. С. 30). (Под этим, возможно, подразумевалось тесное сотрудничество Гоголя в 1834 году с министром народного просвещения С. С. Уваровым.) Сама атмосфера, в которой создавался «Ревизор», убеждает в том, что неоднократные уверения Гоголя в неизменности «главных положений» его миросозерцания на протяжении всего творческого пути заслуживают полнейшего доверия.

Как известно, главным «оппонентом» этой точки зрения является современник Гоголя популярный критик западнической ориентации В. Г. Белинский. В 1871 году Ф. М. Достоевский в письме к Н. Н. Страхову от 5 мая (н. ст.) писал по поводу публицистической деятельности критика: «Смрадная букашка Белинский (которого Вы до сих пор еще цените) был немощен и бессилен талантишком, а потому и проклял Россию и принес ей сознательно столько вреда» ( Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.: В 30 т. Л., 1986. Т. 29. Кн. 1. С. 208). Тем не менее долгое время под влиянием зальцбруннского письма Белинского к Гоголю 1847 года, а еще более под воздействием оценки, данной этому письму в 1914 году В. И. Лениным как «одному из лучших произведений бесцензурной демократической печати» (Ленин В. И. Из прошлого рабочей печати в России//Полн. собр. соч.: В 33 т. М., 1961. Т. 25. С. 94), творчество Гоголя делилось на две части. С одной стороны, гоголевские произведения, и прежде всего «Ревизор» и «Мертвые души», истолковывались как прямая политическая сатира, направленная на свержение самодержавия, с другой — утверждалось мнение, будто вследствие изменившегося у писателя в конце жизни мировоззрения он вступил в противоречие со своим гением. В силу внелитературных причин этот взгляд уже со второй половины XIX века возобладал в публицистике и ученых статьях о Гоголе. Надо ли говорить, что основательных научных требований к аргументации такой концепции почти не предъявлялось, так что даже возражения самого писателя против трактовки его произведений в революционно-демократическом духе во внимание не принимались. Пожалуй, в наше время едва ли не впервые представляется возможность непредвзято взглянуть на содержание гоголевской комедии.

Незаменимым подспорьем здесь являются собственные комментарии Гоголя к своей пьесе. Как бы предчувствуя непонимание комедии у своих современников, писатель начал делать объяснения к «Ревизору» сразу по его завершении. К первому изданию пьесы 1836 года он предпослал заметку «Характеры и костюмы. Замечания для гг. актеров»; в том же году написал письмо о постановке «Ревизора» к А. С. Пушкину («Отрывок…» из этого письма был опубликован им в 1841-м); тогда же, в 1836 году, был начат «Театральный разъезд после представления новой комедии», напечатанный в 1842-м. Тесно связана с содержанием и сценической историей «Ревизора» написанная в то время Гоголем статья «Петербургская сцена в 1835— 36 г.». К эпохе первой постановки пьесы восходит (по свидетельству Гоголя в письме к И. И. Сосницкому от 2 ноября (н. ст.) 1846 года) и драматическая «Развязка Ревизора», которая сделалась известной друзьям Гоголя в 1846 году. В 1846 году, вероятно, был написан еще один автокомментарий — «Предуведомление для тех, которые пожелали бы сыграть как следует “Ревизора”» (последние два произведения были опубликованы посмертно). Во всех этих текстах, большинство из которых почти современны самой комедии, содержатся если не исчерпывающие, то, по крайней мере, наиболее существенные характеристики героев пьесы. Дополнительные черты к пониманию гоголевских художественных типов можно извлечь из его писем, духовно-нравственных произведений, «Выбранных мест из переписки с друзьями», «Авторской исповеди», записных книжек. Вряд ли можно — как это делалось до последнего времени — приниматься за разбор гоголевской комедии, не выслушав прежде самого Гоголя, не обратившись — с доверием — ко всем этим авторским пояснениям.

Возражая против политического, тенденциозного истолкования своей пьесы, Гоголь писал: «…Разве всяк из нас приступает к произведенью писателя, как пчела к цветку, затем, чтоб извлечь из него нужное себе? Нет, мы ищем во всем нравоученья для других, а не для себя». Очевидно, именно нежелание принимать нравственный урок комедии на собственный счет обусловило то обстоятельство, что «Ревизор» — это напоминание о необходимости каждому «нравственной ревизии» перед лицом своей совести — по-настоящему не был понят зрителями. Идея воскрешения «мертвых душ», обращенная в пьесе к каждому человеку лично, религиозный призыв к очищению нравов, восстановления «узаконенного порядка» и «невидимая брань» с мистически реальным злом, превращалась под пером революционно-демократической критики в прямую проповедь уничтожения и человеконенавистничества. Попытка же Гоголя остановить такое, несовместимое с подлинной культурой, «употребление» его комедии выдавалась вопреки здравому смыслу за умаление ее «общественного звучания». (Отметим, что такую же судьбу в руках распространителей противообщественных учений разделили в XIX–XX веках, вместе с гоголевскими произведениями, весьма многие явления отечественной культуры, не исключая текстов Священного Писания. В этой связи Гоголь в неотправленном письме к В. Г. Белинскому 1847 года прямо упоминал о «нынешних ком<���м>унистах и социалистах, [объясняющих, что Христос по]велел отнимать имущества и гра<���бить>тех, [которые нажили себе состояние]».)

Ситуация, надо сказать, складывалась парадоксальная. Ибо проповедуемое радикальными истолкователями гоголевской комедии разрушение основ традиционной культуры и намерение строить в дальнейшем общественное здание без опоры на эти духовные основы, пожалуй, нигде — среди всех созданий художественной литературы — не подвергалось столь уничтожающей критике, как в самом «Ревизоре». Достаточно сказать, что весь комизм пьесы проистекает именно из того, что автор изображает в ней заведомую невозможность установления нормальных гражданских отношений (а также «уродливость» жизни в целом) в обществе, руководствующемся исключительно «вещественными» соображениями. Городничий, получив известие о прибытии ревизора, почти уверен в «благополучном» для его административных «грешков» исходе дела: «Бывали трудные случаи в жизни, сходили, еще и спасибо получал». Напрасно, считает Гоголь, в этой атмосфере нравственной и духовной неразвитости применение каких-либо внешних средств — законнического исчисления «всех возможных случаев уклонений» или проведения социальных реформ и «ревизий». Они лишь дают повод к новым, более ухищренным, злоупотреблениям. «Общество тогда только поправится, когда всякий частный человек займется собою и будет жить как христианин…»— утверждал Гоголь. Именно в этом напоминании о «краеугольном камне» общественного благоустройства — порой отвергаемом, как сказано в Евангелии, или предаваемом забвению строителями, — заключается глубокое социальное и культурное значение гоголевской комедии.