Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга первая

Следом за Яковом косила Варвара. Домна схитрила, поставив ее впереди себя.

«Ишь, как бабу зажали», — думал Роман, глядя на мокрую, будто после дождя, спину Варвары. А когда в обед кофта пообсохла, на ней выступила соль. Но сноха не пожаловалась на усталость. Это была первая для нее страда в новой семье. И сплоховать сейчас — значило навсегда попасть в немилость свекрови.

После обеда, в сильный жар, решили отдохнуть. Лучше вечером покосить подольше. Домна и Яков забрались в прохладную полутьму балагана. Варвара в тени куста починяла юбку.

Дремотная тишина разлилась над еланью. Лишь кони пофыркивали, обметая хвостами пыльцу с цветов иван-чая, да нудно гудели пауты.

Роман звякнул уздечкой и прочавкал сапогами по болотцу: пошел ловить Гнедка.

Вдруг с дороги донесся топот копыт и из кустов выскочил верховой. Варвара узнала в нем переселенца Гаврина. Он был босиком. Штаны собрались в гармошку и уползли вверх так, что виднелись синие шишаки коленей. Не заметив никого у балагана, Елисей крикнул:

— Кто есть тута?

— Чего тебе, дедушка? — откликнулась Варвара.

— В самую точку попал-та, — дед признал в молодой, чернявой бабе сноху Завгородних. — Я к вам, значит, и приехал. Сперва, вишь, сбился, левей забрал. К Гавриле-кузнецу угодил. Он меня и натакал на вас… Мужик-та есть твой?.. Али младший?

— Роман! — позвала Варвара.

— Слышу. Сейчас, — раздалось в кустах.

Елисей слез с бурого масластого коня, набросил веревочные поводья на сук осины, стоявшей у дороги. Пощурился на небо, вздохнул глубоко:

— Благодать-то какая! — смахнул рукавом слезы.

Из балагана показалась взлохмаченная голова Якова.

— А!.. Это ты, дед?

— Я. К вашей милости. Кругом нужда одна и притеснение.

— Рассказывай, зачем понадобился?

— Все о покосе хлопочу. Помогли вы мне и большое благодарствие за сочувственность. Мне брат твой и матушка отсулили, значит, участок-та Барсучий…

— Знаю. Коси на здоровье. И точка!

— Кошу, дык, вишь, какое дело: не велик-та толк. Сам посуди касательно выгоды. Я кошу, как выходу не-ту-та. А сам на коня — и к вам. Чай, положение сурьезное. Кровопивство выходит голимое.

— Чего-то не пойму, дед, о чем ты?

— Дык все о том же, о покосе…

Вышел из ракитника Роман с Гнедком на поводу. Поздоровался, присел на оглоблю.

— Вот что, дед, ты давай по порядку. Захар куражится, что ли? Что за «кровопийство»?

— Форменное.

И Елисей поведал о том, что согласился косить исполу, иначе мельник не пустил бы на участок Завгородних.

— Теперь, вишь, на вас положусь. Защитите от Захара — ввек не забуду. А на нет — и суда нет, — упавшим голосом сказал Елисей.

— Вот падлюка! Нашей землей торгует! — вскипел Яков.

— Он баит, дескать, земля не ваша — кабинетская.

— А Захарка — царь или министр, чтоб кабинетским покосом править? Поедем! — впервые после ссоры заговорил с братом Яков.

Роман стал запрягать Гнедка, чтобы попутно набрать в согре дров и свезти на заимку. Дед суетился вокруг, стараясь хоть чем-нибудь помочь.

— Да ты недолго, Яков! — послышалось из балагана. Отпуская сыновей, Домна одобряла тем самым намерение Якова поспорить с мельником.

— Я Чалку оседлаю, чтоб быстрее обернуться.

Когда выехали на кромку бора, столкнулись с отрядом милиции человек в двадцать. Впереди отряда гарцевал на вороном со звездой на лбу жеребце Марышкин. В плотном кольце конных шли две подводы с арестованными. У всех конвоируемых руки связаны за спиной толстыми веревками. Видно, Петрухин побег был у милиции на памяти.

Марышкин приметил Романа и подъехал вплотную. Приподняв над головой фуражку, блеснул лысиной.

— Э-э-э… Добро здравствовать.

— Здравия желаем, — сумрачно ответил Роман.

— Откуда путь держите?

Роман кивнул на дрова.

— А точнее? Э-э-э… Мы многое знаем, Завгородний. Мы все знаем. Вот именно! — И Марышкин воткнул шпоры в сытые бока вороного.

Отряд тронулся дальше, к Галчихе. Закачались на ухабах скорбные фигуры арестованных. Большинство их были одеты в солдатскую форму. Роман встретился взглядом с парнем лет двадцати и прочитал в его глазах страх. Рано мужик по тюрьмам пошел.

— Никак дезертиров-та повезли, — заметил Елисей.

— Не из нашего села. Один будто сосновский, что с бородой, — сказал Яков. — Свободы дождались, сто чертей! Марышкин при Миколке урядником был, а теперь в начальниках милиции ходит. Вот она какая свобода!

Всю дорогу от бора до Барсучьей балки молчали. Как ни крути, а тяжела жизнь мужицкая. Всяк, кому не лень, волен распорядиться тобой. Захотят — от семьи оторвут, ушлют на войну, на каторгу. Что ни замыслят сделать, то и сделают. Мужик, что овца. А тут еще перемены пошли. Что ни месяц, то власть новая. И каждая свою линию гнет, к каждой подстраиваться надо. Миколка был — хвалили его на людях, пришли Советы — стали ругать царя. А там еще был Керенский. Ничего не поймешь. Все перепуталось.

— Не годится эдак, робята! — встретил Завгородних Захар выговором. — Условились, как следоваит, и на попопятную. Я вам пол-елани Крапивинской отдал. Не сено — золото чистое. А вы — туды и сюды. Не годится эдак!

— Вот что. Мы не рядиться приехали. Пусть Елисей косит наш пай — и точка! — сказал Яков. — И не корчи из себя министра!

— Эвон что! По совести, так я тут хозяин, иродово семя! А не хошь, так размен требоваится.

— Видел? Вот тебе размен! — Яков показал Боброву кукиш. — Ты готов все земли заграбастать! Пусть здесь Елисей косит. Коси, дед, и что смечешь — все твое.

— Ну, погоди же, погоди! Я до тебя доберусь! Всех вас Завгородних на чистую воду выведу. Варнаки подзаборные!

— Там что хочешь, то и делай. А сейчас пусть Елисей косит наш луг. И замолчь, паскуда! — Яков круто повернул коня и скрылся в логу.

— Вишь, какие вы ухари! А? Ох, и ухари! Это вам так не пройдет. Властям пожалуюсь! — боком подскочил мельник к Роману.

— Коси, дед! — не обращая внимания на Боброва, сказал Роман переселенцу и тронул коня. Во время спора он искал глазами Любку и не нашел.

У заросшего малинником колка, что соседствует с Барсучьей балкой, на дорогу вышел Ванька Бобров. Чумазое лицо исполосовали струйки пота.

— Ты тут? — удивился Роман.

— Тут. Пообещал дядя дать на пару дней машину, так вот, отрабатываю. Задарма и на своих харчах кошу. Прижимистый сука! А я тебя далеко приметил. Ну, что опять покос делили?

— Ага.

— Поди, и Любку повидать хотел? Снюхались, черти окаянные! Дядя недавно услал ее в село за хлебом, а потом поедет Любка на елань. Там и налюбуетесь друг другом, вдоволь.

— Да я не особо, — напустив на себя равнодушие, ответил Роман. А сам подумал, что очень хотел бы застать здесь Любку. Ведь и поехал Роман на заимку, чтобы увидеть ее.