Николай Зряхов - Прекрасная астраханка, или Хижина на берегу реки Оки

«Сударыня, вы столько заняты мыслями, что не слышите, сколько я раз вам повторяю, что ваши родители ждут вас давно к чаю!» — сказала Анна, стоявшая за её креслами уже несколько минут.

«Ах! Милая Аннета! Это ты!» — воскликнула Анастасия.

«Извини меня, Аннета, я теперь очень занята! — сказала ей Анастасия. — И очень много расстроена увиденным мною, а то давно бы тебя заметила! Знаешь, я не люблю никаких церемоний и без околичностей всегда говорю с тобою и открываю тебе все сокровенные чувства души моей».

«Я об этом не спорю, — сказала с лукавою усмешкой ей Аннета, — что вы до сей минуты удостаивали меня сей чести; но теперь… Теперь, кажется, вы совсем переменились и не хотите меня почтить никакой доверенностью».

«Гм! Доверенностью! — повторила Анастасия. — А как именно, скажи мне?»

«Вам сказать, сударыня?! Разве я не сию минуту слышала ваши слова о каком-то незнаемом юноше?»

Анастасия содрогнулась:

«Незнаемом юноше? Это о том, кто сейчас проплыл в шлюпке мимо нашего дома?.. Да, это правда, он прекрасен, как майский день, величествен, как кедр ливанский!.. Но я его не знаю!.. Он сказал!.. Он пел!.. Но кто он такой, я не могу и придумать».

«Это ваш суженный, сударыня! — отвечала Аннета. — Бог милостив, мы его увидим и провозгласим в песнях вашим супругом и наследником несчётного богатства ваших родителей! Не правда ли?»

«Не знаю и даже сомневаюсь! — отвечала в задумчивости ей Анастасия. — Может быть, он враг, он губитель и изменник, который ищет случая сделать меня несчастною… И потом оставить навеки?.. О! Это ужасно! Пусть лучше мои глаза закроются смертной завесой, что б его не видеть более, и слух мой исчезнет без следа, что б не слышать более тех слов и песен очаровательных, которые глубоко врезались в моё сердце, ем слышать и видеть его измену!»

Она задумалась и заплакала.

«Успокойтесь, прекрасная Анастасия! — проговорила ей Аннета. — На что ж отчаиваться прежде времени. Вы столь прелестны, умны, добродетельны и богаты, что первый вельможа в государстве нашем должен обожать вас и гордиться, ежели вы будете его супругою. А какой-нибудь пловец, охотник, интригант, сумасброд, шалун и мот, искавший в глазах прекрасного пола на одну минуту блеснуть своим тщеславием и, может быть, желавший так же блеснуть последней искрою промотанного богатства своего, оставшегося от родителей, может ли владеть когда-либо Анастасиею, руки которой ищут все не столько по великому богатству её родителей, сколько по её красоте и личным достоинствам. Пойдёмте! — взяла она у Анастасии руку, поцеловала оную и оросила слезами. — Барышня! — присовокупила она. — Положитесь во всём на Господа: Он вас не оставит! Успокойтесь, и пойдём к вашим родителям».

Анастасия молча встала и последовала за своей горничной.

«Где это вы, сударыня, были? — спросила мать у Анастасии. — Верно, изволили заниматься чтением прекрасных романов, коими набита голова и сердце ваше до такой степени, что вы даже забыли должное почтение к вашим родителям, поздравить их с добрым утром, и по нескольку часов заставляете ждать их до чаю! Вот, господин муженёк! Плод ваших глупостей и баловства! — продолжала Мария, мать Анастасии, обращаясь к Владимиру, своему супругу. — Это ты, это твои романы расстроили воображение и душу нашей дочери, без чтения которых она была бы невинна, как ангел, и добродетельна, как мать ее!.. А теперь?»

«А теперь она-то и есть истинный образец своей матери, которая смолоду так любила читать романы, что я, бывало, устав до бесконечности по делам торговли, приду домой часу во втором пополудни и поминутно у неё спрашиваю: «Когда будем обедать мы, или вместе обедать и ужинать?» А она и отвечает: «Читаю роман. Погоди, друг мой, погоди, душа моя! Здесь всё приближается к развязке, которая должна быть очень хороша! Только одну минуточку подожди!» И я жду час, два, три, и насилу — насилу дождусь конца. Но ежели, к несчастью, герой или героиня умерли, то моя дорогая половина, проливая слёзы, не прикоснётся до пищи и, отнимая сим у меня аппетит, ложится спать голодною, а встаёт сердитою!» — сказал своей жене Владимир, захохотав во всё горло.

«Злой человек, ты смеёшься! Сей насмешкой думаешь поселить думаешь ты поселить в единственной нашей дочери неуважение к своей матери; но знай, что я всегда лучше тебя дам ей советы, как себя должна вести благовоспитанная девица!» — говорила она.

«Правда, — отвечал муж, — то есть меньше молиться, но слышать твою всегдашнюю с отцом её брань, прекрасно!»

«Вот попугай, выученный только смеяться! — возразила со смехом жена. — А спроси что-нибудь дельное, то встаёшь как пень, или колода в тупик, что и не куда ступить!»

«Однако ж, матушка, исключая шутки, чай простыл: ни я, ни ты, ни дочь наша не пьём, а только чепуху врём! Наливай-ка скорей, а то мне недосужно: ты знаешь, что дела коммерции, или торговли не терпят времени», — сказал Владимир.

«Да, как не знать! — отвечала Мария, наливая в чашки чай. — Теперь нужно болтать, торговать и понапрасну за алтын продавать свою душу и совесть! О муж! Скоро ударит час для такого тунеядца, как ты!»

«И, наоборот, как ты! — отвечал Владимир, смеясь. — Ежели не призывать имени Бога, то ничего и не продать! Ты знаешь, — прибавил он, — что я взял тебя в одном только платье! Знаешь так же, что не посредством ли купеческих оборотов я составил значительное состояние?.. Догадываюсь: ты скажешь, по злости, что я нажил его непозволенным образом?»

«Сохрани Бог! — отвечала Мария, отирая слёзы. — Ты всегда был добр, честен, великодушен; делал ближнему помощь, и за это Бог послал тебе неведомо благодать свою через неизвестного покровителя, имя которого и ныне остаётся для нас тайной. О, когда б я могла его увидеть, а ежели не его, то, по крайней мере, его детей! О, тогда бы я со слезами у ног их принесла ту искреннюю благодарность, коей мы обязаны им!»

И она вновь принялась отирать слёзы.

Внезапно двери отворились, и вошёл прекрасного вида молодой человек; вежливо поклонившись, он остановился, попеременно обращая взоры свои на всё семейство.

«Боже! — вскрикнула Анастасия. — Это он!» — и упала в обморок.

«Что это значит? — спросил Владимир. — Она умирает!.. И, верно, от твоих долговременных наставлений, жена?.. Смотри, если ты будешь виною её смерти!.. То!»..

«То я прокляну тебя!» — воскликнула она, поспешив к дочери, которая уже лежала на руках молодого незнакомого человека, старавшегося привести её в чувство.

«Прочь, прочь! — закричала Мария. — Что ты за птица, взлетевшая в высокие хоромы? Если ты лекарь, то не нужны твои пособия; у нас есть лучшее лекарство: святая вода, антидот, воскресная молитва от врагов и супостатов, коих поручения ты, может быть, принимаешь и, будучи столь прекрасен, думаешь соблазнить нас, как святых отцов в пустыне, и посеять здесь клевету и раздор? Но и того хуже, если ты сын убийцы и разбойника, проливающего невинную кровь, ищущего случая излить яд свой в недра добродетельного семейства!.. Удались, исчезни, яко дым и прах!»