Петр Ф-ъ - Колечко

— Как Странствующий Жид! — сказал граф.

— Именно! Он-таки жид, только крещеный. Зовут его Иван Адамович Шиц.

— Шиц! — воскликнул Гацфельд. Но в то же время граф Лейтмериц с изумлением произнес это имя и восклицание Густава не было замечено.

— Да, Шиц! — сказал князь. — Разве ты его знаешь?

— И очень. Шиц! графиня дю Барри! да знаешь ли ты, что тут есть ужасная тайна?

— Вот еще! Туалет стоит у меня около тридцати лет без тайн и ужасов!

— Я тебе говорю, что есть тайна; и если хочешь знать, то я не ошибся в моей догадке, и этого Шица почитают действительно за Странствующего Жида. Я имею на то доказательства.

— Что, что такое? — спросили невольным образом все.

— Я вам расскажу за обедом. Мне есть хочется, а не говорить.

Вот что рассказал граф Лейтмериц.

В последние кампании, этот Шиц весьма часто являлся в главных квартирах, и, как видно, имел доступ к главнокомандующим всех союзных держав. Что он был — чиновник, маркитант, может быть, лазутчик? Все это предполагали и никто не знал в точности. А люди достоверные гораздо справедливее говорили, что этот Шиц доставлял подробнейшие статистические и экономические сведения о странах, которые готовились занять. Это и немудрено; Европа известна Шицу, как свое поместье. В главной квартире и я с ним познакомился.

Во Франции квартировал я в одном шампаньском местечке, помнится, в Фебильйо, у старика-аббата Лемуана, человека словоохотного, большого агронома и пчеловода, который подружился со мною в первый день моего квартирования, так что на сон грядущий потребовал от меня братского лобзания. «Mon cher comte! Mon bon general!» [13] Мой дорогой граф! Мой добрый генерал! ( фр .). — этими словами приветствовал он меня за первым ужином. Я стоял у него уже два дня, как приехал к нам Шиц, не помню, за каким делом и к кому, только не ко мне. Но, узнав, что я тут, он меня навестил. Надобно было видеть моего аббата, когда Шиц вошел в комнату и я приветливо назвал его по имени! Лемуан вглядывался в него, надел очки, отступил шага два назад и с заметным страхом готовился уйти из комнаты, как Шиц его узнал, взял дружески за руку и назвал старинным знакомым. Аббат насилу мог говорить и дрожал всеми членами. Шиц шутил и был веселее обыкновенного. Наконец он уехал, и бледный аббат перекрестился, как будто освободясь от болезни.

— Что с вами? — спросил я.

— Ах, граф! Ах, любезный граф! Как вы знаете этого… этого Шица?

Я ему рассказал.

— Скажите, милый граф, католик ли вы?

Я усмехнулся и сказал, что я христианин.

— Если так, то убегайте этого… этого Шица.

— Ба! Почему бы так?

— Я вам открою тайну. Этот Шиц не другой кто, как Странствующий Жид.

— Что?.. Да, правда! Он крещеный жид, и странствует…

— Не то, не то! Это Неумирающий Жид, о котором известно по преданиям, что он восемнадцать столетий скитается по свету.

Я засмеялся и старался уверить аббата, что предание о Неумирающем Жиде есть не иное что, как олицетворение целого иудейского народа, рассеянного по лицу земли без отечества и скитающегося, подобно Каину.

— Я сам был такого мнения! — отвечал аббат. — Точно, я всегда это говорил. Но Шиц доказал мне противное. Сколько, вы думаете, ему лет?

— Лет пятьдесят!

— Я знаю достоверно, что он по крайней мере мне ровесник, а мне семьдесят два года.

— Что же? И то может быть!

— А с лица он не стареется. Я узнал его назад тому двадцать пять лет, и он был точно такой же, как теперь. Но это еще ничего! А вот обстоятельство, которого я сам был свидетелем и очевидцем. Слушайте и судите сами.

Я думаю, не нужно вам сказывать, кто такова была графиня дю Барри. Эта женщина прежде, нежели попала в знатные дамы, играла роль самую… незначительную, чтобы не сказать более. Ее называли тогда девица Ланж. Еще в этом звании гуляла она однажды по Тюльерийскому саду, и вдруг молодой человек, с большими черными глазами, с восточною физиономиею, одетый в голубой атласный кафтан и в ранжевый [14] Оранжевый. камзол (это надобно заметить), подошел к прелестнице и, почтительно поклонившись, поцеловал ее руку. Девица Ланж изумилась такому вежливому поступку. Но еще более удивилась, когда незнакомец сказал: «Вспомните обо мне, сударыня, когда вы займете место королевы французской». И это было сказано с видом важным и таинственным. Девица остолбенела и едва могла выговорить: «Кто? Я буду на месте королевы?» — «Да, сударыня, вы! И в непродолжительном времени». После сих слов, незнакомец почтительно поклонился и отошел. Бедная Ланж едва верила ушам, но тут же подумала, что молодой человек помешан.

Года три спустя, графиня дю Барри, в версальской придворной церкви, увидела молодого человека в голубом кафтане и ранжевом камзоле, не сводившего с нее глаз. Она вспомнила прошедшее и стала вглядываться в знакомого незнакомца. Он значительно кивнул ей головою, как будто говоря: «Что? Не правду ли я сказал?» — и скрылся. Графиня в тот же день рассказала об этом происшествии королю и многим придворным, и просила начальника полиции, господина Сартина, отыскать незнакомца. Но по вечеру нашла она в своей спальне письмо, неизвестно кем туда занесенное, в котором ее уведомляли, что поиски господина Сартина будут не только тщетны, но и опасны для самой графини дю Барри; что она увидит незнакомца еще раз — перед кончиною своею… Об этом также было рассказано; анекдот сделался известным в Версале и в Париже, и таким образом, в то же время дошел до моего слуха. Впоследствии я об нем позабыл.

В начале революции, я познакомился с Шицем; зачем он был тогда в Париже — я не знаю. Он уезжал и опять приезжал. Чрез несколько лет, во время самых ужасов, судьба довела меня жить, или, лучше сказать, скрываться в квартире Шица. Каждый день был ознаменован тогда чьею-нибудь казнию. Однажды поутру Шиц, к удивлению моему, вынул из чемодана и стал надевать на себя голубой атласный кафтан и ранжевый камзол, покроя уже несколько устаревшего. Я удивился, но Шиц с тяжелым вздохом объявил, что должен сдержать данное слово. Он закутался в огромный плащ и ушел. Не понимая сам причины моего любопытства, я за ним последовал, — и что же? Он пришел на площадь, стал против эшафота… Я остановился поодаль… На эшафот ввели женщину… Шиц раскинул свой плащ и показал голубой кафтан и ранжевый камзол… женщина что-то закричала; но голова ее свалилась в ту же минуту… с ужасом убежал я оттуда. Несчастная жертва эшафота была графиня дю Барри. Известно, что она сказала палачу: «Остановитесь на минуту!» и что восклицание приписывали ее испугу; но я был очевидцем настоящей причины: она узнала Шица и, верно, ожидала от него помощи. Тогда я вспомнил давно слышанный мною анекдот о таинственном предсказании в явления в версальской церкви. Дивный незнакомец был не другой кто, как Шиц, которого я не мог ни о чем расспросить, потому что он в тот же день уехал из Парижа. Что вы об этом думаете, любезный граф?