Петр Ф-ъ - Колечко

— Что за диковина! — говорил русский, обмахиваясь платком от мошек, — откуда взялась их такая пропасть?

— В наших странах, — сказал азиатец, — они часто появляются, и всегда перед чумою или перед другою повальною болезнью.

— Чего доброго! Может быть, и у нас недаром появились!

— О, здесь чумы нечего бояться!

— Однако на низу оказалась какая-то болезнь холера, которая, говорят, хуже всякой чумы…

Эти слова поразили Густава. Холера! Да, точно! как новый Аттила подвигается она с востока! Не поехать ли ему туда, в низовые губернии, в самый пыл опасности? Не найдет ли он там конца мучительному бытию? Он вскочил со скамьи, быстро повернул в сторону и на третьем шагу столкнулся с Шицем.

«Не нужно ехать в Саратов за холерою: она сама меня отыщет!»

Эта мысль мелькнула в нем при виде таинственного жида, который остановился и как будто всматривался в него.

— Это вы? — сказал ему Гацфельд.

— Слуга покорный! — отвечал Шиц. — Если не ошибаюсь, я встречаюсь с вами в четвертый раз в жизни.

— Смерть или холеру предвещает мне эта встреча?

— Как так?

Густав взял его за руку. Они отошли в сторону и сели.

— Что же? — сказал Гацфельд. — Не ожидает ли меня участь графини дю Барри?

— А! Вы опять за старую сказку…

— Быль не быль, а может быть, и не сказка! Будьте откровенны, Иван Адамович. Скажите, что мне предстоит.

— Разве я угадчик?

— Вы довольно верно предсказываете. По крайней мере, то, что вы мне предвещали, сбылось отчасти.

— Сбылось?

— Да; ваш секрет был для меня гибелен! Он расстроил все счастие моей жизни.

— А! Если так, то не отчасти, а вполне сбылось мое предсказание.

— Вы об этом говорите, как о предсказании дурной погоды!.. Не вполне, милостивый государь! По вашему уверению, я должен был сделаться бездельником, преступником, злодеем… не знаю, чем еще! Кажется, ничего такого не сбылось.

— Кажется? Полно, так ли, на самом деле?

— Вот еще новости! Постарайтесь доказать, что я заслужил виселицу.

— Ну, этого я не предсказывал, и вообще нельзя сказать, чтобы вы подвергались строгости гражданских законов. Но разве подлежат суду по пунктам уголовного уложения преступления против совести и долга, которые не наказываются человеками? А ежели вы признаетесь, что есть такие преступления, то сознайтесь в том, что вам с этой стороны ничего не остается делать ни более, ни хуже!

— Не слишком ли строго, господин Шиц?

— Нимало! Разберите сами… Но я забыл, что вы хотели говорить со мною, а не слушать меня…

— Продолжайте смело. Может быть, это самое мне и нужно. Начисляйте мои преступления, но только те, в которые вовлек меня ваш секрет.

— Слушайте. Когда вы меня вынуждали открыть вам непозволительное средство обогатиться — вы уверяли, что делаете это из любопытства и не из корыстолюбия, а по необходимости загладить вашу вину перед несчастною девушкою…

— Но… я был увлечен обстоятельствами…

— Пусть и так будет!.. После вы женились. Это дело очень обыкновенное. Но как оно состоялось? Вы воспользовались вторично легкомыслием молодой девушки, излишнею доверчивостью и добродушием ее родных, даже их предрассудками и ошибочными понятиями, насчет которых вам, дворянину, человеку образованному, следовало бы их же образумить. Этого мало. Вы исторгнули у оскорбленной матери насильственное согласие, которое громко вопиет против вас перед Богом и перед людьми, — согласие, которое должно собрать жгучее уголье на вашу голову… Вы связали себя священнейшими узами с женщиною, которой вы любить не можете и не могли, которую вы впоследствии покинули, обрекли на жалкую участь презренной супруги, — и все это для того, чтобы получить несколько сот тысяч на карточную игру… Судите сами, чем это разнится от воровства? Что? и тут вы были увлечены обстоятельствами?

— Не иначе!

— Посмотрим далее. Я был свидетелем, как вы взяли последний или предпоследний ваш миллион на третью карту. Равнодушно положили вы его в свой карман. И чего было вам жалеть этих бездельников!.. Но вы были причиною самоубийства. Оно, конечно, было достойным воздаянием преступнику, грабителю; но вы тут были орудием его казни, вы играли гнусную роль палача. Правда, это случилось без вашей воли и было последствием тех же обстоятельств, на которые вы упираетесь. Скажу более: вас увлекла судьба, рок! Как новый Эдип, можете вы воскликнуть: «Un dieu plus fort que moi m'entrainait vers le crime» [21] Божество, что сильнее меня, вело меня к преступлению ( фр .). . Но знаете ли, в чем состояла эта непреодолимая сила? в одной мысли, которой вы предались добровольно, которая овладела вами и не могла не овладеть, которая управляла всеми вашими деяниями и приготовляла неизбежные обстоятельства: недаром я умолял вас отказаться от безумного требования!..

— Что же? Прибавьте: «Все сбылось, как я предсказывал!». Торжествуйте, Иван Адамович!

— Торжествовать? О, если на то дело пошло, то я довершу мое торжество. Я начислил важнейшие ваши проступки; не оставлю без замечания и других. Вы хотели сделаться богатым, но не разочли, что богатством надобно уметь пользоваться, а всякое уменье предполагает науку. Обыкновенно говорят: были бы деньги, найдем, что с ними делать! Вот они и есть у вас, эти деньги — что вы с ними сделали? что на них купили? Не говорю, какие вещи, а — какие наслаждения, какие удовольствия? Ничего, кроме скуки и пресыщения! А чем вы торжествовали за эти деньги? Вы оставили службу, которая шла для вас успешно: вы были отличены, награждены; последующие награды и отличия только ожидали вашего усердия. Посвятив всю молодость на короткое знакомство с обязанностями службы, на приучение себя к деятельности и соображению, вы ныне, в ваши зрелые лета, были бы чиновником, достойным доверенности правительства и способным занимать должности почетные и полезные для общества. Теперь ничего такого нет, и уже быть не может. Как человек образованный, получивший прочные первоначальные понятия о науках, вы могли с успехом шествовать по этому благородному поприщу. И в какую эпоху! Именно в ту, когда науки с каждым днем начали очищаться от прежних лжеумствований и заблуждений, и, появляясь одна за другою в полном блеске, как светила небесные, имеют целью уже не ослепление, не преступное и безумное удовлетворение гордости, а пользу рода человеческого, настоящее достижение их благородного предназначения. Сколько живейших наслаждений, сколько чистейших радостей доставили бы вам такие занятия! Повторяю еще раз: вы к ним были приготовлены, все пути были вам открыты; стоило только идти. Удобство, за которое другой отдал бы все свое достояние!.. Но вы этим пренебрегли так же, как и всем другим, что только могло усладить вашу жизнь. Вы всем пожертвовали, все отдали. Правда, было за что отдать: миллионы! Великое дело миллионы!