Марьян Беленький - Южное солнце-4. Планета мира. Слова меняют оболочку

НИИ оставлен навсегда, я — на «вольных хлебах».

— Куда тебя несёт? Какие вольные хлеба: одна, с ребёнком, в Москве… Пропадёшь!

Пропадала я «под фанфары»: запись в школу-студию по дошкольному воспитанию по системе Монтессори проводилась под милицейским контролем: люди ломились в помещение клуба, где проходила запись, тысячами. («Иди спасай жену! — кричал друг моему мужу на Украине в тот день, когда шла запись в мою школу-студию. — Раздавят! Там толпа напирает — несколько тысяч ломятся на запись!»)

Обещание не выходить замуж, данное себе когда-то давно, после смерча несчастной любви, пронёсшегося надо мной в молодости, давало свои плоды — я была свободна, деятельна, успешна. Бизнес процветал, хорошие деньги зарабатывались репетиторством. Дом, машина, положение в обществе. Папа умер, оставив мне небольшое наследство (В реальной жизни родители мои золотые были хлебосолами-бессребрениками, иногда не имеющими ни гроша за душой…).

— Послушай, английский у меня неплохой, у сына тоже. А если мне попробовать в Америку? Ну, будет трудно поначалу: посудомойкой там, попы подтирать… Но я же всё-таки — научный сотрудник! Прорвусь! Как это всё делается? — я сижу в кабинете моей подруги, связанной по роду своей деятельности с загранпаспортами и визами.

— Я слышала, это стоит больших денег…

— Давай документы! Будут тебе визы. Сделаю для тебя, чего бы мне это ни стоило!

А стоило это моей подруге свидания с одним мерзопакостным чиновником паспортного стола, который давно добивался её и только и ждал удобного случая… (Всё правда, так и было в реальности, — изменены только города и страны).

В Америке поначалу было беспросветно трудно — посудомойка, курсы английского, первые работы по специальности, плохие квартиры и вот, наконец — успех и чудо! Я принята в лабораторию NASA!

Лаборатория располагается в Коста-Рике, почти что в джунглях. Живу я в аккуратненьком бунгало на берегу Тихого океана. Работа моя — в часе езды по хорошей дороге в северной части страны. Во дворе — конюшня для нескольких чудесных коста-риканских лошадок…

Я — на связи с братом по скайпу. Скайп барахлит — провайдер интернета в Чите — не бог весть что:

— Да, я прилетаю! Рейс из Амстердама. Номер рейса и время прибытия — электронкой! Я прилетаю одна. У сына свои дела, да и Байкал ни о чём ему не говорит… А мне нужно! Я же обещала: и Байкалу, и папе…

…Закрываю скайп и виртуальную русскую клавиатуру. Договорилась с братом вылететь на Байкал из Амстердама. Он прилетит в Амстердам из Украины, я — из Израиля. И он, и я — чувствуем, что нам необходимо побывать на Байкале и в Забайкалье — У-ку-рей!

Дед любит рассказывать мне о своей молодости. А что ещё делать длинными тёмными вечерами при свете самодельной свечи? Когда спальный район нашего пригорода погружается в темень, а сторожевые башни обнесённого колючей проволокой промышленного центра освещаются единственной в городе автономной электростанцией, самое время предаться воспоминаниям о весёлом прошлом деда.

Я не всегда понимаю, о чём он говорит.

— Дед, расскажи мне ещё раз, что такое «всемирная сеть»? Это что — такая сеть, которая висит в нашем сарае, но по которой течёт ток, как на башнях охранников? И почему она «всемирная» — она покрывает все посёлки и деревни?

Дед задумчиво смотрит на меня и тихо говорит:

— Мне сложно объяснить тебе это, внучок. Твоё поколение не знает, что такое электричество в доме, не то что «всемирная сеть».

Он тяжело вздыхает и бредёт на улицу, осматривать, целы ли амбарные замки на сарае, где хранится «наше всё».

«Наше всё» — это аккуратно расставленные и тщательно смазанные оружейной смазкой стволы, висящие на стене нашего сарая, и стенд с пистолетами и револьверами. Мы считаемся зажиточной семьёй, у нас много оружия.

Ради этих самых стволов родители мои вкалывают день и ночь за колючей проволокой.

Дед говорил, что когда в домах было электричество, жизнь была совсем другой. В домах посёлка горел свет, работали какие-то умные машины — стирали, собирали пыль, готовили.

Мне трудно поверить, что правительство могло разрешить такую бездумную трату энергии. И откуда же тогда брать эту самую энергию, если вся она должна идти на вооружение?

— Когда я был молодым, — дед вернулся с обхода, — наша страна вооружалась против других стран, чтобы быть готовой к любой военной провокации. Было много оружия: наземного, подземного, надводного и подводного. Большая часть финансов государства уходила на это.

Я не совсем понимал, что такое государственные финансы и финансы вообще:

— А что такое финансы?

— Ну, как тебе объяснить? Финансы — это денежные запасы, которыми можно покрывать затраты производства, платить зарплаты. Ах, боже ж ты мой, ты же не знаешь, что такое зарплаты! — дед плюнул с досадой на грязный пол нашего жилища.

Дед был неправ — про финансы, деньги и зарплаты я читал в одной из немногих книг, сохранившихся на нашем чердаке со времён молодости деда. По этим книгам я и учился читать. Немногие в наше время умеют читать.

Зато считать стволы умеют все:

— У нас триста двадцать стволов! — гордо кричит пацан с нашей улицы, когда ребятня выбегает на улицу в летний день.

— Ствол стволу рознь, — солидно заявляет крепыш, сын мастера оружейного завода, — У нас дома есть пушка с ручным управлением — отцу выдали за многолетнюю безупречную службу.

Все смущённо замолкают. Пушки у нас нет. Мои родители вкалывают день и ночь, но в конце месяца приносят в дом только по одной единице огнестрельного оружия и немного съестного, что им выдают за колючей проволокой: крупы, макароны, сгущёнка. Это всё из бессрочных военных запасов, которые были «расконсервированы» пару лет назад.

Ещё у нас есть небольшой огород, где мы с дедом выращиваем картошку и лук. Вот эти съестные запасы да оружейный сарай — это и есть «наше всё». А как же иначе? Все так живут.

— Когда страна вооружилась до зубов, — продолжает свой рассказ дед, — она стала вооружать другие дружественные ей страны.

— Как это — дружественные? — я рад, что поймал деда на несуразице. — Ты же сам говорил, нет никаких дружественных стран! Все воюют со всеми. Это закон жизни.

— Ох, и умный же ты у меня! — дед ласково гладит меня по голове грязной заскорузлой рукой с обломанными ногтями, — Ну да, ну да, просто мы стали продавать своё оружие по всему миру. Мир стал похож на пороховой склад: чиркни спичку — и он взорвётся! Армии многих стран были вооружены до зубов нашим оружием и своим тоже. В подземных бункерах земли хранилось его несметное множество! Это называлось тогда «гонкой вооружений».