Евгений Салиас-де-Турнемир - Андалузские легенды (сборник)

— Мое последнее желание такое, чтобы король присутствовал на моей казни! сказал Гомес.

— Он и так непременно желает присутствовать — ради развлечения, отвечал сенатор.

— Да. Но это не все… Мое желание заключается в том, что когда меня будут казнить, король пускай думает об чем пожелает, но никак бы не думал обо мне, Гомесе, маркизе Касторкине.

— Хорошо. Я передам королю.

Сенатор ушел.

— Что-то будет… думает Гомес. — Король поклялся своею жизнью. Клятва страшная. А что стоя предо мной, когда меня будут казнить, мудрено ему будет обо мне не думать.

Гомес стал было надеяться, что его спасет эта выдумка. Только одно его смущало. Смерть сидит около него, молчит и не моргнет глазом, проклятая.

Вернулся опять сенатор и обявил Гомесу, что король, давши клятву исполнить последнее желание Гомеса, согласился и на это. А что казнь назначена через час.

Действительно, через час Гомеса вывели на площадь и взвели на помост. Народу набралось как всегда тьма-тьмущая, давка была такая, что Смерть, не отходившая прежде ни на шаг от Гомеса, два раза бегала в толпу за двумя старухами, которых придавили в толпе.

— Батюшки! Смерть! Задавили! кричали эти старухи. И действительно Смерть живо за ними сходила и назад вернулась.

Король вышел из дворца со свитой своей, и все сели против помоста.

Палач объявил народу, что так как Гомес, маркиз Касторкин, взялся вылечить покойную королеву, а вместо того ее уходил, что доказано показаниями других докторов, то его по уговору и по закону будут казнить; но так как он когда-то спас от смерти нынешняго короля, когда еще он был королевичем, то король ему за пять минут до казни жалует титул герцога Медицина-Сола. И так, почтеннейшая публика, кончил палач, — дон Родриго маркиз Касторкин уже скончался, так сказать, умер политически или метрически велением короля; а пред вами — вновь пожалованный герцог, которому я сейчас и отрублю глупую голову. И так, знайте все, думайте и молитесь за душу герцога Медицина-Сола-отца, так как сыновья его тоже наследуют этот титул. Его Величество король, глядя на казнь, будет вместе с вами думать и молиться за душу спроваживаемаго мною на тот свет герцога Медицина-Сола.

— Надули, мошенники! были последния слова Гомеса, так как его тотчас поставили на колени, и палач отрубил ему голову. Говорят, что голова его отскочила к королю и показала ему язык. Говорят, что король, в ответ, показал — шиш. Говорят, что 18-ть сыновей Гомеса, все герцоги Медицина-Сола, имели много сыновей и сделались родоначальниками знатнаго и богатаго испанскаго рода грандов. Старший же из них основал даже в Испании город, носивший его имя, т. е. Медицина-Сола. Говорят, что этот город и этот знатный род герцогов и грандов существует и теперь, — что будто это ничто иное, как город и род Медина-Сёли [5] Médina Celi, город в старой Кастилии. , преобразившийся в устах народа из Медицина-Сола. Но это пускай говорят. Это вздор!

Ну, а с госпожею Смертью что ж сталось?

Госпожа Смерть гуляет и теперь по белу свету. Гововорят, что ей теперь еще чаще приходится по неволе идти иной раз к больному. Как захворает кто и лежит один, тужится да охает, — Смерть не безпокоится; а как только больной, покричав да поохав, пошлет за доктором, так уж Омерть сидит на чеку. — Это тоже пускай говорят. А правда ли это — неизвестно!..

Доктора говорят, что это положительно вздор.

Давным-давно тому назад жила была на свете знатная дама, госпожа Фортуна, из аристократическаго рода самаго древняго происхождения, и жил-был важный, гордый и напыщенный, но незнатнаго происхожденья господин Капитал.

Когда они встретились и где именно, неизвестно, но как только встретились, так и полюбили друг друга и уже не разставались никогда. Где г-жа Фортуна, там и г-н Капитал, а где он, там если не всегда, то все-таки часто и Фортуна.

Она еще не очень за ним бегала, но за то он за ней по пятам ходил, как собака. Хочет, не хочет, а идет… Дошло эдак дело до того, что в свете стали удивляться и находить, что им следовало бы уж жениться.

Делать нечего, пришлось знатной даме госпоже Фортуне выходить замуж за выскочку господина Капитала.

Капитал был большой франт и красавец, помоложе много Фортуны, и характера положительнаго.

Госпожа Фортуна, наоборот, одевалась в простой балахон, волосы не причесывала, и носила их распущенные по плечам, а характером была до нельзя легкомысленна, ветрена, да к тому же ужасно непостоянна. Нынче у нея одна затея, завтра другая; что нынче хорошо, завтра дурно.

Одним словом, это было создание самое безтолковое. В добавок, Фортуна была близорука, чуть не слепа, и ей случалось часто делать такие промахи непоправимые, что весь свет приходил в ужас и в негодование. Однажды, напр. она хотела дать одному солдату арбуз и нож, а сунула в руки скипетр и державу!.. Он попал в монархи, и много бед и глупостей наделал. Наконец, к Фортуне за ее безпорядочность и безпечность весь свет относился так насмешливо, что такому положительному человеку, как Капитал, трудно было жениться на ней. Не говоря уже о том, что на старой девице никому не охота жениться, — а Фортуна была ведь уже дева зрелых лет, когда Капитал был еще юноша. Ну, однако, так ли, сяк ли, но им надо было повенчаться.

Господин Капитал стал скоро жалеть свою холостую жизнь, и скоро начали муж и жена ссориться, все чаще да чаще… Причин, разумеется, было миллион. С такой женой, как госпожа Фортуна, всякий день найдется из-за чего поругаться.

Вдобавок, Капитал думал командовать над женой, быть главою. Куда тебе! Фортуна объявила, что она хоть и слепая и ветреница, но не только не изменит своим привычкам, но и мужа заставит повиноваться себе во всем.

У испанцев есть поговорка, что если и Океан женится, то присмиреет, — а Капитал, наоборот, вздумал храбриться, вздумал жену, да еще такую, как Фортуна, в руки прибрать. А вздумал он это потому, что был ужасно горд, напыщен и очень уж много о себе возмечтал.

Долго ли, коротко ли, а стали муж с женой все чаще воевать и ссориться. Не жизнь пошла, а каторга. А разойтись совсем не могут… Вместе тесно, врозь тошно!

Надумали они, наконец, решить, кому кого слушаться и испытать, кто из них могущественнее и кто на белом свете важнее! Без кого из них люди могут обойтись и без кого не могут. Тот, кто победит, и будет главою в доме.

— Как же это решить? говорит Капитал.

Он не был горазд на выдумки, потому что голь на выдумки хитра, а не он, важный и богатый барин, да еще человек положительный. Фортуна-же, ветреница и шатунья, много по свету набегалась и всякую штуку знала.

— Что ж тут голову ломать! говорит она. Это дело простое. Давай попробуем, кто скорее может осчастливить человека, ты или я.