Евгений Салиас-де-Турнемир - Андалузские легенды (сборник)

Во времена правовернаго Абдэль-Азиса, котораго Муза-Бен-Насенр оставил править в Севилье, после покорения Испании, существовала в городе маленькая мечеть, около которой росла великолепная пальма. О ней ходили странные слухи между сынами Ислама. Неизвестно, что именно разсказывалось и что ей приписывали, но известно, что правоверные построили около нея фонтан, для своего обряда омовенья перед входом в мечеть. Было известно, что правоверный, поклонившись раз в ту сторону, где хранит Кааба гроб пророка, второй поклон делал пальме, величественно рисовавшейся на синем небе… Иногда, как бы в ответ на поклон, пальма шевелила свои ветви, наклоняя их к фонтану. По этой ли причине, или почему-либо другому, но любовь к этой пальме распространилась повсюду.

Много лет спустя, т. е. уже во времена св. Фердинанда, вера в пальму сделалась еще сильнее. Когда христианския войска окружили Севилью и св. король уже входил победителем в город, когда он уже принял ключи его — толпы обезумевших мавров окружили пальму и, как последнее средство, умоляли ее смилостивиться, явить новое чудо — разсеять войска вражеския, невернаго короля Фердинанда.

Но пальма не шелохнулась; она осталась нема на все молитвы и просьбы сынов Ислама… Пальма покровительствовала христианам!..

Через несколько времени поганые выходили из Севильи, а на высокой башне Santa Maria развевалось знамя святого короля.

Мечеть очистили и освятили во имя Іоанна Крестителя… Пальма расцвела и стала еще прекраснее, еще великолепнее разсыпались ея ветви, рисуясь на синем небе… Слухи о чудесах ея относительно христиан стали переходить из уст в уста, и от нея разносилась такое благоухание (odor de Santidad), что многие пожелали быть похороненными подле нея.

Таким образом, прежний сад мавров превратился скоро в христианское кладбище. Наконец уже в 1505 году, когда генерал-инквизитором был муж ученый и знаменитый вельможа Фра Діэго Деза, случилось следующее.

Было в то время много еретиков в Севилье. Однажды в сумерки, в церкви св. Іоанна Крестителя проповедывал францисканский монах Фра Хуан де-Санта-Тереза. При большом стечении народа говорил он об уменьшении страха Божия и усердия в людях. Закончил он проповедь, говоря, что самое тайное помышление, противное религии, не может укрыться от суда Божьяго, так как даже стены имеют глаза и уши.

Четыре человека вышли из церкви, насмехаясь между собой над проповедью, и отправились в один дом, известный своим хорошим вином и столом.

Все четверо были новообращенные евреи, которых было тогда много, и которые, тщательно соблюдая все обряды христианской религии, в глубине души насмехались над католицизмом, принадлежа к своей первоначальной вере. Спросив ужинать, выпив довольно много вина, они снова заговорили о проповеди.

Один из них, очевидно, коновод, по имени Хуан Діэго, насмехался более всех.

Этот человек был известен своим плохим поведением; всегда посещал все дурные дома и, при малейшей ссоре, обращался за помощью к своему ножу, которым владел с удивительным искусством…

Хуан Діэго, полупьяный, поднялся с своего стула и заговорил так, обращаясь к товарищам:

— Монах говорил, что даже стены имеют глаза и уши. Кто хочет побиться об заклад? Я отправлюсь в любое уединенное место, произнесу кощунство…. и никто не узнает.

— Согласен! отвечал один из собеседников. Если ты в полночь осмелишься войти на кладбище San-Juan и перед пальмою произнесешь свое кощунство — то моя лошадь Перла и моя любовница Пакита — твои!..

— Согласен!

Так как было еще одиннадцать часов, собеседники продолжали пить.

За пять минут до полночи они вышли. Трое остались у ворот San-Juan'а. Діэго, не перекрестясь, вошел на кладбище и стал перед пальмой.

Пробила полночь… В это мгновенье, над могилами стольких праведно живших людей, похороненных тут, перед пальмой — Хуан Діэго громко и спокойно произнес богохульство, расхохотался и вышел.

Все четверо отправились снова пить. Проигравший обещал прислать на другой день и любовницу и лошадь.

Когда эти еретики ушли и никого не осталось на кладбище, чудное сияние осенило пальму; сияние это, нежное, розовое и благоухающее, все увеличивалось. Наконец, из центра ветвей пальмы вылетел ангел чудной красоты, одетый в прозрачную тунику снежной белизны, изукрашенную жемчугом, сапфирами и другими драгоценными камнями. Ангел приблизился к одной из могил и дотронулся до нея своими крыльями. Могила тут-же раскрылась, и показался гроб. Ангел произнес мелодичным голосом:

— Разгневанный Господь слышал богохульство еретика! Ты жил и умер благочестиво, Тристан де-Ривера! Завтра, при восходе солнца, встань из гроба своего и ступай, донеси инквизиции на еретика, чтоб он был наказан! Такова воля Господня!

Снова тронул ангел могилу, и она закрылась. Тогда ангел обратил взор свой к небу, поднялся и тихо полетел, оставляя за собой благоухающий след… Сиянье над пальмой пропало, и снова все покрылось прежней тьмой…

С зарей, у дверей замка, находившагося в предместьи Триана, где была резиденция верховнаго инквизиторскаго суда (del Santo Officio), постучался почтенный старец, одетый в длинное черное платье и едва держащийся на ногах от слабости и дряхлости. Он просил позволенья переговорить с инквизиторами о деле, угодном Богу и прославляющем религию. Он был допущен и донес обо всем происшедшем в ночь на кладбище Іоанна Крестителя. Фра Діэго Деза и другие инквизиторы были объяты ужасом.

Записали имя богохульника, взяли клятву с старика; оставив свой адрес, он вышел из верховнаго инквизиторскаго суда и, едва передвигая ноги, пропал в переулках Трианы.

Алгуасилы инквизиции отправились на квартиру Хуана Діэго, под предводительством Гинеса де-Сарабиа, мужа опытнаго в делах, касавшихся святой веры (Santa Fé). Известно, что в те времена по приказанию инквизиции отворялись все двери, по малейшему требованию.

Разбудив Хуана Діэго, алгуасилы привели его в замок Трианы. Он вошел спокойно, убежденный, что никто не знает о происшедшем в прошлую ночь.

Инквизиторы важно и строго занимали свои места на высоких креслах. Толстыя стены низкой залы были завешаны черными коврами. Пред креслами судей помещался широкий стол на возвышении, окруженный решоткой. На черной шерстяной материи, покрывавшей стол, были вышиты медальоны доминиканскаго ордена. По бокам стола находились маленькие стулья для секретарей и других должностных лиц; за ними лавки для familiares [1] Член полицейской части инквизиции. Сарабиа, начальник алгасилов, который арестовал Хуана Діэго, был familiar. . Наконец, в центре, напротив всего суда помещался одиноко маленький табурет, предназначенный для подсудимаго.