Святослав Рыбас - Что вы скажете на прощанье?

Вадим изумленно глядел на яркую солнечную поляну; ее теплые цветочные запахи, ее шорохи и жужжание были ему странны. Он чувствовал, что все это живет. Для восемнадцатилетнего человека с его грубыми и конкретными представлениями о жизни нынешнее ощущение было новым. Разве стояли рядом жизнь человеческая и существование степной травы?

Вадим смутился и вернулся в машину. Он нажал на сигнал. Ясный бессмысленный звук несся над поляной.

«Я умру, а все будет по-прежнему, — думал Вадим. — Как нелепо устроено!»

Но умирал не он, а его отец, и Вадим почувствовал себя виноватым.

Он завел мотор и тронулся. При виде встречных грузовиков Вадима брал страх. Прежде с ним такого не бывало.

Он взбежал на больничное крыльцо, толкнул его и остановился. На стене висел список больных, отец был последним. «Очень тяжелое состояние». Вадим рванулся по лестнице вверх. Санитарка крикнула, чтобы взял халат.

Палата была в самом конце темного пустого коридора.

Отец повернул к нему голову. Он водил правой рукой перед глазами, словно что-то пытался снять.

— Это я, — тихо сказал Вадим. — Я — Вадим.

Отец продолжал водить рукой перед глазами. Вадим сел на кровать и тронул отца за плечо. Отец нащупал его руку и прижал к своей щеке.

Пришла Маркова, за ней — дежурная из санпропускника.

— Вот! — сказала санитарка. — Прется! Не слухает.

— Принеси халат, — отослала ее Маркова. — Здравствуйте, Вадим… Вот видите — уже улучшается.

Отец повернулся на ее голос и сжал рот.

— Ничего, ничего… Поставим вас на ноги! Вадим, зайдите потом ко мне.

Голос ее был бодр и лжив.

Но к Марковой Вадим входил с надеждой.

Врач избегала его взгляда и рассеянно перелистывала тонкую тетрадку с историей болезни.

— Мы должны быть готовы ко всему… Поймите, Вадим. Давление не спадает, мозговые сосуды травмированы и долго не выдержат…

— Может, его надо в Москву?

— Он умрет в самолете.

— Но что же делать?!

— Будем ждать… Мы вводим магнезию. Это должно помочь.

Она жестко посмотрела на Вадима, седая женщина, полустаруха, и он понял, что она тоже устала, а Вадим ее утомлял. Он отвел глаза.

— Что с вами? — спросила Маркова. — Успокойтесь, Вадим… Если он и выживет, то останется инвалидом. Слепым, парализованным инвалидом.

Вадим поехал в институт, в другой конец города. В отцовском кабинете Неплохов принимал иностранную делегацию. Он предостерегающе поднял маленькую костлявую руку, но Вадим взмолился:

— Позвоните в Москву! Отец умирает!

— Знакомьтесь, господа… Карташев-младший.

Иностранцы улыбались. Они ничего не знали о слепоте, о Марковой, о Валькове — чужие люди. И они улыбались не отцу, и тем более не Вадиму, а просто так.

Неплохов сидел за отцовским столом, какого черта? Ему была на руку скорая смерть Карташева, он мог надеяться перебраться в этот кабинет. «О, чтоб вы все провалились!» — воскликнул про себя Вадим.

Неплохов подошел к нему и зашептал, давя рукой на плечо, наклоняя к себе:

— Вадь, в Москву я позвоню… Ты извини, это иностранцы. Они не поймут, что у нас на душе.

Он сделал упор: «у нас».

— Подожди полчасика. Я на шахту с ними, так и быть, не поеду, и мы потолкуем.

— Ладно… Я вечером вам позвоню.

Он медленно вышел.

Дома что-то произошло. Какая-то перемена была даже в запахе — пахло духами. Из отцовской комнаты вышла женщина.

Он не шелохнулся, когда она поцеловала его, только чуть повел головой, чтобы не в губы. Она отстранилась, и он увидел, как мать постарела. Сквозь пудру ее лицо светилось желтизной, волосы поредели и были плохо покрашены.

— Вон ты какой… — сказала она и не договорила до конца.

По ее тону он догадался, что она имеет в виду. «Большой, незнакомый, чужой».

— Я виновата перед вами, — вымолвила она и заплакала.

Он пошел умываться. Долго плескал водой, бесцельно набирал ее в пригоршни и сливал. Войдя в свою комнату, увидел мать. Она смотрела на фотографию Кассиуса Клея, лежавшую под стеклом письменного стола.

— Ты зачем приехала? — спросил он. — Отец при смерти.

— Я знаю, — перебила она. — Я буду ухаживать за ним.

— А, — сказал Вадим.

— Но я вернулась! Я пойду в больницу, он меня простит…

Она замолчала, глядя на Вадима униженно и нежно. Он дрогнул. Он ощутил, что не может возразить, что у него нет ни мужества, ни сил стать судьей ее жизни с отцом.

Ему хотелось обнять мать и утешить; он не сдвинулся с места.

— Мне надо идти, — сказал Вадим. — Ты поешь… В холодильнике там все есть. — Он кивнул и быстро вышел.

Из отцовской комнаты он позвонил Неплохову.

— А я собрался тебе звонить, — сказал тот. — Должны из Москвы прислать хорошего нейрохирурга.

— Я сейчас приеду, — проговорил Вадим и дал отбой. Мать стояла в коридоре и молча глядела на него.

— Я скоро вернусь, — сказал он.

— Ты в больницу? — спросила она. — Я с тобой…

Ее голос звучал безнадежно. По-видимому, сейчас мать не верила, что Вадим возьмет ее.

Вадим отвел взгляд.

— Я с тобой, — решительнее повторила она.

Он покачал головой.

— Я еду к Неплохову.

Он услышал свой неуверенный, фальшивый голос и растерялся от мысли, что его слова прозвучали лживо, и мать наверняка не поверила.

У Неплоховых дверь ему открыла высокая черноволосая девушка. Вадим настороженно поглядел на нее. Он не думал, что у Неплохова есть дети.

— Вы дочь? — спросил Вадим у девушки.

— Я Дарья, Даша, — улыбнулась она. — Ты Вадим? Папа тебя ждет. — Она пригласила его в свою комнату. — У нас маленькая квартира. Там — мама, тут я, а ему и негде…

Дарья почему-то показала на большую семилинейную керосиновую лампу с зеленым абажуром, стоявшую на журнальном столике. Столик был старый, темный, местами протертый до светло-желтой древесины.

— Вот вы где! — сказал Неплохов, войдя в комнату. — Здравствуй, Вадим… Даша, это Вадим Карташев… Он заканчивает горный техникум. Хороший спортсмен… Вот так.

— Шахта? — произнесла Даша. — Бедный Йорик…

— Почему же Йорик? — спросил Вадим.

— Это из «Гамлета».

— У нее вот-вот выпускные экзамены, — объяснил Неплохов. — Погоди, Даша. Нам с Вадимом надо поговорить.

Девушка оставила их одних. Неплохов одернул выпущенную поверх брюк летнюю сорочку и строго сказал:

— Нейрохирург будет.

— Я хочу забрать в институте отцовские вещи, — ответил Вадим. — Я хочу, чтобы мы поехали сейчас.

— Зачем такая спешка? — пожал узкими плечами Неплохов. — Пусть пока лежат.

— Пока! — усмехнулся Вадим. — Что такое «пока»? Моя мать приехала. Завтра она пойдет в больницу…

— Вот как? — не сразу ответил Неплохов. — Что же делать?

Он подошел к окну и поглядел на улицу.