А Морской - Грех содомский

Учился он достаточно хорошо, чтобы совершенно свободно переходить из класса в класс, и у учителей слыл хотя и за своевольного и резкого мальчика, но, несомненно, очень развитого и начитанного.

В 13 лет он перешел в четвертый класс гимназии. Часть класса, составившаяся из более близких товарищей, решила отпраздновать это событие загородной пирушкой. Человек десять гимназистов отправились раненько утром в казенный лес, каждый со своей провизией, мячами, маленькими ружьями-монтекристо, удочками и сетками для бабочек. Кое-кто из мальчиков постарше прихватил с собою водки и вина…

К вечеру, когда, вдоволь наигравшись, набегавшись и накричавшись, все стали собираться домой, трое отделились от всей компании, зашушукались и с видом заговорщиков подозвали к себе Глеба.

Оказалось, что у них заранее было сговорено после пикника пойти к «девочкам».

— Помнишь Маньку, что раньше служила у Пальмовых, — объясняли ему товарищи, — ну, ту самую, которую папа Гриши Пальмова прогнал зимою, когда поймал Гришу у нее в кровати? Сейчас она живет еще с тремя такими же «девочками» на слободке, как раз по пути в город… Гриша часто у них бывает; вчера был и обещал привести своих товарищей: ведь мы уж не маленькие!.. Пойдем, увидишь, как там будет весело…

Глеб знал, что Маня с тех пор, как ее выгнал Пальмов, зарабатывает себе на жизнь тем, что отдается за деньги мужчинам. Знал также, что некоторые из его товарищей уже давно тайком от родных ходят к проституткам или живут со своими горничными, некоторые же, особенно трусливые или бедные, занимаются онанизмом, но сам еще ни разу не делал ни того, ни другого. Сейчас предложение товарищей пришлось ему по душе: он чувствовал какую-то непонятную лениво-сладкую истому, особенное напряжение тела, и предложение товарищей вызвало в нем необычное, бессознательное желание женщины. В его глазах, словно в зеркале, отразился жадно-любопытный огонек, какой сверкал уже в глазах его товарищей, странный комок подкатился и стал под ложечкой, концы пальцев покрылись теплой испариной…

Он уже готов был согласиться, как вдруг подумал о том, что он придет сегодня домой позже, чем обещал. Припомнил также, что еще в самом начале зимы, как раз после того, как отец Гриши прогнал Маню из своего дома, он беседовал с матерью на эту тему и в продолжение целого вечера расспрашивал ее обо всем том, что казалось ему в этой истории странным, непонятным или несправедливым.

От самого Гриши он знал, что отец, в то время как его жена, болезненная женщина, большую часть года проводившая на курортах, путался не только со многими «веселыми дамами» города, но и со всеми проститутками и чуть ли не жил даже с этой самой Манькой. Гришу же, который пошел по его стопам, больно выдрал за это за уши и наказал на целый месяц карцерным содержанием дома…

Валентина Степановна, как всегда, очень охотно отвечала ему на все его вопросы. Она не осуждала, но и не оправдывала Гришу, который мало искренен и откровенен с отцом, но обвиняла во всем самого Пальмова. Ведь тот не интересуется в достаточной степени тем, как проводит время, чем занимается, о чем думает и чего хочет его сын, вышедший уже из детского возраста, но недостаточно еще развитый и опытный, чтобы жить самостоятельной жизнью. В этот вечер Глеб, между прочим, узнал от нее, как сильно рискуют те мальчики, которые, чтобы удовлетворить свое любопытство или действительную потребность, тайком от родных бегают к проституткам и очень часто попадают к больным или непорядочным женщинам.

— Я уверена, — закончила она свою беседу с сыном, — что такой истории, как произошла у Пальмовых, в нашем доме никогда не случится. Когда тебе действительно понадобится женщина, ты об этом скажи мне. И мы тогда побеседуем с тобою на эту тему и найдем сообща лучший и в гигиеническом и в нравственном отношении выход. Я надеюсь, что это случится еще не так скоро, а когда случится, то ты придешь раньше всего ко мне. Не правда ли, Глебик?..

И он тогда обещал ей это и сейчас решил, как всегда, сдержать свое слово. Он подавил в себе вспыхнувшее уже желание и заявил товарищам, что ему крайне необходимо вовремя быть дома:

— Мама будет беспокоиться, если я приду позже, чем обещал. В другой раз я охотно пойду с вами, а сегодня не могу. Почему вы меня об этом не предупредили? Тогда и я устроился бы иначе.

Его стали упрашивать, уговаривать. Гриша стал расписывать, какая молоденькая и хорошенькая одна из подруг Мани.

— Она нарочно носит коротенькие платьица и фартучек, чтобы совсем походить на гимназистку… А как они «работают» удивительно… они известны на весь город: я сам слышал, как помощник отца говорил одному нашему знакомому студенту: «Такие мастерицы, — просто пальчики облизать…». И больше всех они любят гимназистов…

Глеб стоял на своем.

— Да мы там долго и не пробудем. К 12 часам все будем по домам. Может быть, у тебя нет денег, и поэтому ты стесняешься идти к ним, так это глупости: они с нас денег не берут. Боятся, чтобы потом неприятностей каких не вышло. Они ведь знают, что у нас своих денег не может быть… Они ради удовольствия… Если уже так тебе этого захочется, то в следующий раз принесешь им бутылку «монопольки» и конфет, вот и все! Ну, а теперь идем, не упирайся. Ведь мы все знаем, что тебе никогда от твоей мамы не достается: она даже не спросит тебя, где ты так поздно был…

Глеб подумал о том, что, действительно, мама его даже не спросит, почему он опоздал, а будет ждать, что он все сам ей расскажет. И он решил ни за что не идти с товарищами, не предупредив обо всем Валентину Степановну.

— Я пойду с вами, — предложил юноша, — вы мне покажете, где живет Маня. Потом я сбегаю на минуту домой и сейчас же вернусь к вам.

Продолжая спорить и разговаривать на эту тему, компания вышла из леса и направилась к предместью, которое начиналось почти сейчас же за опушкой и тянулось одной длинной широкой улицей до самого города.

Сумерки быстро переходили в темную летнюю ночь, и, когда они подошли к домику, где жили девушки, в окнах его уже горел свет.

Чтобы войти в дом, нужно было пройти по узкой дорожке через весь двор, заросший густой, высокой травой. Мальчики молча потянулись гуськом. Впереди шел Гриша, который должен был войти в дом первым и узнать, нет ли у девушек кого-либо постороннего, так как в этом случае идти к ним было опасно: могли донести в гимназию, а у «Фомки» — инспектора — за такие провинности разговор короткий: «волчий паспорт» — и убирайся на все четыре стороны…

Подходя к дому Манн, Глеб твердо решил, несмотря на все уговоры, раньше сбегать домой, а потом присоединиться к товарищам. Но рискованность Гришиной вылазки удержала его на месте: необходимо было подождать, чтобы, если Гриша «вляпается», сообща спасать его. И Глеб вместе с другими товарищами тихонько прокрался к дому. Когда Гриша исчез за незапертой входной дверью, остальные мальчики, точно разыгрывая сцену из Майна Рида, скучились в тени и замерли, прислушиваясь, не долетят ли до них из дома тревожные звуки. И вдруг совершенно неожиданно во двор выскочили три девушки, шумные, веселые, смешливые, и, быстро здороваясь со всеми за руку, стали подталкивать немного смущенных мальчиков в широко открытую дверь. Маня почти всех знала по имени, а подойдя к Глебу, так искренне обрадовалась ему и так быстро затараторила о том, какой он за эту зиму стал большой и красивый — «совсем мужчина», что решительно не дала ему возможности ничего объяснить ей.