Алексей Будищев - Пробужденная совесть

— Дурно, — усмехнулся Беркутов бритыми губами, — вот, черт, допился! Дайте-ка ему водицы!

Тихон услужливо подал Беркутову воды.

— Давно вы тут с ним кружите? — спросил Беркутов.

— Вторые сутки, — ответил Тихон и отошел к столу.

— С чего это с ним! — спросил Верешимов.

— С чего? Вторые сутки водку дуют и еще спрашивают, с чего, — отвечал ему Беркутов сердито.

И он стал прыскать в лицо Пересветова водой. Тот замотал головой и замычал. Беркутов осторожно опустил его в кресло и вставил в его зубы край стакана. Пересветов сделал несколько глотков и открыл глаза.

— Эко ты допился, черт, — сказал ему Беркутов и шутливо похлопал рукой по его колену.

Пересветов несколько оправился.

— Это меня коньяк доехал, — сказал он с кислой усмешкой, — мы тут чего-чего только не пили. Коньяк это меня.

Тихон налил себе и Верешимову по рюмке водки.

— А тебе больше пить нельзя, — сказал Беркутов Пересветову. — Слышишь, ни под каким видом нельзя, если не хочешь ни за грош сгинуть.

И он многозначительно поглядел в глаза Пересветова.

— Я не стану, — отвечал тот и хлебнул из стакана чай, — я теперь протрезвел.

— То-то, протрезвел, — погрозил ему пальцем Беркутов.

— Господа, хоровую, веселенькую, — предложил Верешимов и, не дожидаясь ответа, подскочил к столу, виляя сорочьим хвостом, и, позвякивая рюмкой о рюмку, запел визгливым тенором:

Он замолчал, оборвав песню. В их комнату кто-то постучался.

— Войдите, — проговорил Беркутов.

Дверь распахнулась, и в комнату быстро вошел, позвякивая на ходу шпорами, становой пристав Пентефриев.

— О, да как тут у вас весело, — говорил он, здороваясь с присутствующими и обегая стол. — И вы здесь? — усмехнулся он, пожимая руку Беркутова.

— Пьянствую, — отвечал тот тоже с усмешкой.

— Садитесь, гости будете, — пригласил Пентефриева Пересветов к столу. — Водочки, коньячку, чего душа хочет!

— Я уж, если позволите, водочки, отечественной, — суетился Пентефриев около стола, наливая себе рюмку.

Верешимов и Тихон тотчас же примкнули к нему.

— А слыхали новость? — говорил между тем Пентефриев, прожевывая бутерброд. — Трегубов-то, говорят, выплыл. — Пентефриев пробежал глазами по всем присутствующим. — Как же, выплыл, говорят, я хоть сам не видал, но слышал. И знаете, где выплыл? Как раз, говорят, против усадьбы Столешникова на перекате. По соседству с вами, — кивнул он головою Беркутову.

Тот не пошевелил и бровью. «Вот он все куда гнет, — подумал он, — однако, это все-таки неприятно».

— Что же, — проговорил он вслух, — это хорошо, найдете труп, может быть, отыщете и убийцу.

— Не легко его отыскать, — вздохнул становой — ох, как не легко! — И он стал разглядывать свои усы, оттопырив верхнюю губу. — Хитер, видно, мальчик-то попался, — добавил он через минуту.

— Да, не дурак, должно быть, — заметил Беркутов.

— Прямо-таки девяносто шестой пробы мошенник, — заявил Пересветов. — И я через него, анафему, сколько стыда принял, — расставил он руки, — ведь у меня в усадьбе обыск-то был. Буду я помнить его мерзавца. Жена и по сей поры нездорова от страха да от конфуза.

— Легко ли, — согласился и Тихон.

— Неужто так-таки никаких следов нет? — спросил Пентефриева Верешимов.

— Никаких-с, никаких-с, — вздохнул тот.

— А ведь какую уйму-то денег упер — двести тысяч, — снова сказал Верешимов.

— Да рано-поздно, а он скажется, — проговорил Тихон, — от крови он никуда не уйдет. Кровь за ним следом пойдет и везде его сыщет. На дне моря она его сыщет, кровь-то человеческая! Это уж поверьте моему слову.

Разговор пошел лениво. «А он недаром сюда заглянул, — между тем, думал Беркутов о Пентефриеве, — что-нибудь он здесь вынюхивает, что-нибудь непременно вынюхивает!» Он покосился на Пересветова. Тот сидел в своем кресле довольно спокойно и глядел на носки своих сапог.

Но что всего удивительней, — наконец, заговорил Пентефриев, — так это то, что Трегубова ведь не сонного убили. Не сонного, это ясно: Трегубов-то в халате был, потому что из всех его вещей только одного халата и не хватает. А если он в халате был, следовательно, не спал. Вот что удивительно! Каким образом он, имея под руками двенадцатизарядное ружье, не сумел защититься от негодяя? Вот где задача-то! Тут ведь, стало быть, целая ловушка приготовлена была.

— Удивительно, — прошептал Пересветов, и вдруг Беркутов заметил, что он начинает бледнеть.

Беркутов слегка выдвинул свое кресло вперед, чтобы закрыть своей фигурой лицо Пересветова от пытливых взоров Пентефриева. Но Пентефриев ничего не видел; оттопырив верхнюю губу, он внимательно рассматривал в это время свои усы. Между тем Пересветов оправился и стал пить чай.

— Вы, господа, здесь ночевать будете? — спросил Беркутов Тихона и Верешимова.

— Здесь, — ответили те.

— Так ты у меня ночуй, — повернулся Беркутов к Пересветову. — Хорошо?

— Хорошо, — кивнул тот головой.

— У меня есть диванчик и кровать. Я лягу на диван, а тебе уступлю кровать. Хорошо?

— Хорошо, — снова кивнул Пересветов.

Пентефриев покосился на Беркутова.

— А я тоже было хотел предложить Валерьяну Сергеевичу, — проговорил он, — ночевать в моем номере. У меня тоже диванчик есть.

— Да я тебя насильно не тащу, впрочем, — обернулся к Пересветову Беркутов, — выбирай, где хочешь.

— Нет, уж я у тебя ночую, — лениво процедил Пересветов и зевнул, — что же я буду Октавия Парфеныча беспокоить.

— Помилуйте, какое беспокойство, — пожал тот плечами, — мне было бы весьма приятно.

— Так чего же время-то терять? — сказал Беркутов и тронул колено Пересветова. — Идем, коли так, спать. Завтра я рано утром домой поеду. Хотел было я двое суток с вами погостить, — добавил он, — да стыдно мне стало баклуши-то бить. Так идем спать, — толкнул он под бок Пересветова.

Тот поднялся на ноги.

Тихон загородил им дорогу.

— Нет, так мы вас не пустим. Посошок в гостях нельзя забывать! Это уж правило: извольте, хотите, не хотите, по рюмочке процедить.

Все выпили по рюмке.

— А вы в каком номере стоите? — спросил Беркутов, пожимая руку станового.

— В десятом, — отвечал тот.

«Стало быть, мы с ним не соседи, — подумал Беркутов, — это хорошо!»

— Так, всего хорошего, — снова пожал Беркутов руку станового и добавил: — А мы с вами из-за Пересветова, как ангел с демоном из-за души Тамары, бьемся.

И он рассмеялся, точно просыпал лед.

Беркутов привел Пересветова в свой номер, запер на ключ дверь и зажег на столе лампу. Затем он достал из дорожного мешка туфли, скинул сапоги, надел туфли на ноги и заходил из угла в угол по комнате. Пересветов сел в кресло у окна.