Александр Володин - Мать Иисуса

- Да уж поверь, что не сумею. Если он больной. Или она бесплодная. Что же я могу поделать? Только позориться. Я и сказать им ничего не могу.

- Но Он ведь твой сын.

- Ну, мой.

- Бог почему-то именно тебя избрал для этого?

- Ну, меня...

- Почему так случилось? Мы, сознаться, думали над этим. Пытались постичь. Некоторые, честно говоря, дивятся. Действительно, есть женщины и поумнее, и покрасивее. Этого ты не будешь отрицать?

- В том-то и дело. Я и сама, сознаться, думала да и бросила. Но теперь-то что делать? Ты говоришь, надо что-то делать.

- Но, с другой стороны. Посмотри на себя. И вы посмотрите. Тебе сколько лет? Уж под пятьдесят, наверно.

- Да, уж скоро.

- Ну. А ты все такая же, как прежде.

- Когда - прежде?

- Когда ты его родила.

- А правда. Я как-то не обращала внимания, - сказала сестра.

- Это не чудо?

- А я обращал внимание. Думаю, что такое? - сказал мальчик.

- Вам пятьдесят лет? - удивился римлянин. - Хотя, конечно... Ну да, меньше и быть не может... Да вас надо показывать римским дамам!...

- Вы скажете, - смутилась Мария.

- Не нам с вами найти ответ на эту загадку. Она еще будет привлекать к себе лучшие умы, - сказал ученик. - А пока - прощай, Мария.

- Остальные для тебя уже не существуют, - сказала сестра.

- Стараешься меня в чем-то уличить. Конечно, я попрощался бы со всеми и с тобой.

- Значит, я не поняла. Думала, ты все забыл, дорогой.

- Нет, я не забыл.

- А ты хочешь, напомню, милый.

- Не стоит.

- Может быть, я тебя обидела, любимый?

- Нет.

- Или ты успел в кого-нибудь влюбиться, ненаглядный?

- У меня были другие заботы.

- А ведь грешил, грешил, друг мой!

- Если глаз твой соблазнит тебя, вырви его и брось от себя. Вот что Он говорил.

- Но любовь - она разве не от Бога? Бог и сам любил.

- Но не так, как ты думаешь.

- Что я думаю - это для тебя темная ночь, тебе этого не понять. Значит ты решил совсем покончить с этим, нежный друг?

- Да, решил.

- Ради чего же, свет мой?

- А ради того лишь, чему Он учил: оставьте дом, и братьев, и сестер, и жену ради меня и взамен получите во сто крат больше.

- Теперь поняла. Желаю тебе получить побольше, сладостный мой!

- Если бы я хотел получить побольше житейских благ, ты могла бы надо мной посмеяться. Но ты видишь, я нищ. И так проживу до конца своих дней. Не земных удовольствий мы ищем. Земную жизнь мы посвятим Ему. Хватило бы сил нести Его учение людям.

- И детей у вас не будет?

- Значит, не будет.

- Кто же примет Его учение из ваших рук, когда вы состаритесь?

- Человеческий род не вымрет.

- А вдруг за вами все пойдут? Все станут такие же праведные, как вы?

- Все, положим, не пойдут.

- На это, значит, рассчитываете... В общем, понятно.

- В таком тоне я отказываюсь продолжать разговор. Мария, скажи ей!

В двери он остановился перед людьми, которые не решались войти.

- Заходите, не бойтесь. Она здесь, она ждет вас!

- Начинается, не пора ли нам восвояси, - сказал римлянину старший брат.

- Нет, нет, не пора.

- Как угодно.

Тем временем люди входили в комнату. Здесь горькие судьбы, скудные жизни, годы болезней, унижения.

- Вы тоже слышали? - сказала Мария. - Пришли порадоваться с нами? Спасибо. Мы и сами только что узнали, никак не опомнимся!

Люди смотрели на нее молча.

- Благослови, Мария, - попросила женщина. - Коснись!

И тут же, поднимая на руки и протягивая к ней детей, стали просить другие:

- Коснись, Мария!

- Коснись своей рукой!

- Коснись, Мария, благослови! Что тебе стоит!

- Боюсь, что не будет толку от этого, - сказала Мария.

- Ты Его мать! Ты не должна отталкивать от себя! - сказал старик.

- Ну, хорошо, если вы просите, вот, коснулась.

- Пустите-ка, незрячий я, никак не подойти.

- Что тебе, вот я...

- Прозреть бы мне, милая.

- Как же я могу это сделать, сам подумай!

- А ты попробуй, вдруг получится.

- Да уж поверь, что не получится!

- Если ты действительно Его мать - быть этого не может. Люди снова заволновались.

- Благослови, Мария.

- Коснись, Мария.

Они приближались к ней, теснили.

- Благослови, Мария!

- Коснись!

- Не прогоняй нас!

Мария вырвалась, отпрянула от них.

- Не умею я этого! Уходите!

- Тихо все! - вскричал старший брат. Люди смолкли.

- Не на площади, в доме находитесь! Давайте-ка сначала все выйдем. Потом снова войдете, но уже по одному. Я прав, Мария? Нельзя же так.

- Нельзя так, нельзя, - согласилась Мария.

- Тогда скажи, чтобы все вышли. А потом будут входить по очереди. И ты с каждым поговоришь.

- Я с каждым поговорю.

- Слышите? Просят Вас.

Люди стали выходить из комнаты.

- И договоритесь сами, кто за кем будет входить. А кого уже благословили, те с Богом идите по домам.

Закрыл за последним дверь, придержал ее, обернулся.

- Мария, ты встала бы лучше здесь, посередине.

- Может ты встанешь вместо нее? - сказала сестра.

- Не можешь успокоиться. Не время, честное слово... Теперь, Мария, слушай внимательно: говори только самое необходимое. Ничего лишнего. Сказала и тут же замолкни. Они сами додумают, что нужно.

- Может быть, ты за нее и скажешь?

- Понадобится - скажу не хуже других. Мария, готова? Впускаю.

Он открыл дверь.

- Кто первый? Снова прикрыл дверь.

- Опять слепец.

- Не хочу, не хочу! - взмолилась Мария.

- Ты не понимаешь, его нельзя прогнать ни с чем.

- Не пускай его сюда! Старший брат приоткрыл дверь.

- Придется немного обождать. В сторону, пожалуйста. Кто следующий?

В комнату протиснулся человек с нервным лицом.

- Простите, что я вторгаюсь к вам. Я околачиваюсь около вашего дома со вчерашнего дня.

- Садитесь, пожалуйста, - пригласила Мария.

- Благодарю вас. Мне надо с вами поговорить. Хотя говорить, возможно, и нет смысла. Я несчастлив, живу безрадостно. Почему? В том-то и дело, что причины, пожалуй, и нет. Кроме разве лишь моей собственной глупости. Правда, эта глупость особая, глупость образованного и даже мыслящего человека. Дело в том, что моя жизнь состоит из делания глупых поступков и разнообразных страданий по этому поводу. Просыпаюсь утром, вспоминаю, что было вчера, и сразу же начинаю вот так мотать головой и бормотать: "Нет, нет". То есть, не было этого, не было! Но это было, ничего уже не исправить. Вы никогда не мотаете головой?

- Нет.

- Причем поступки мои не злобные и корыстные, наоборот! Я непрерывно думаю о ближних, как выражается ваш сын, жертвую ради них самым дорогим. Но потом и очень скоро именно из-за этого начинаю тяготиться, бежать именно от тех самых людей. Ваш сын учил: давайте и воздается вам. Но если ты отдал самое дорогое свое человеку скверному, который надменно принял это и теперь смотрит на тебя сверху вниз? Правда, ваш сын говорил: любите врагов ваших. Но как этого добиться? Вероятно, надо сначала приучиться любить хороших людей, а потом уже попытаться любить и других. Может быть, они до сих пор были обращены к тебе дурной стороной, как и ты к ним. А вдруг обернутся хорошей, как и ты?... Но я обижаю и самых близких - отца, мать! Потом мотаю головой, а уже поздно. Начинаешь думать: как же так - я одинок и печален, ведь это грешно и глупо! Тогда бросаюсь в соблазны веселой жизни - и опять стыд и похмелье. У вас бывает стыд и похмелье?