Николай Чернышевский - Что делать

- Извольте, - Верочка пропела "La donna e mobile", встала и ушла в свою комнату.

"Нет, она не холодная девушка без души. Это интересно".

- Не правда ли, хорошо? - сказал Михаил Иваныч учителю уже простым голосом и без снимания мерки; ведь не нужно быть в дурных отношениях с такими людьми, которые допрашивают ординарцев, - почему ж не заговорить без претензий с учителем, чтобы он не сердился?

- Да, хорошо.

- А вы знаток в музыке?

- Так себе.

- И сами музыкант?

- Несколько.

У Марьи Алексевны, слушавшей разговор, блеснула счастливая мысль.

- А на чем вы играете, Дмитрий Сергеич? - спросила она.

- На фортепьяно.

- Можно ли попросить вас доставить нам удовольствие?

- Очень рад.

Он сыграл какую-то пьесу. Играл он не бог знает как, но так себе, пожалуй, и недурно.

Когда он оканчивал урок, Марья Алексевна подошла к нему и сказала, что завтра у них маленький вечер - день рожденья дочери, и что она просит его пожаловать.

Понятно, в кавалерах недостаток, по обычаю всех таких вечеров; но ничего, он посмотрит поближе на эту девушку, - в ней или с ней есть что-то интересное. - "Очень благодарен, буду". - Но учитель ошибся: Марья Алексевна имела цель гораздо более важную для нее, чем для танцующих девиц.

Читатель, ты, конечно, знаешь вперед, что на этом вечере будет объяснение, что Верочка и Лопухов полюбят друг друга? - разумеется, так.

IV

Марья Алексевна хотела сделать большой вечер в день рождения Верочки, а Верочка упрашивала, чтобы не звали никаких гостей; одной хотелось устроить выставку жениха, другой выставка была тяжела. Поладили на том, чтоб сделать самый маленький вечер, пригласить лишь несколько человек близких знакомых. Позвали сослуживцев (конечно, постарше чинами и повыше должностями) Павла Константиныча, двух приятельниц Марьи Алексевны, трех девушек, которые были короче других с Верочкой.

Осматривая собравшихся гостей, Лопухов увидел, что в кавалерах нет недостатка: при каждой из девиц находился молодой человек, кандидат в женихи или и вовсе жених. Стало быть, Лопухова пригласили не в качестве кавалера; зачем же? Подумавши, он вспомнил, что приглашению предшествовало испытание его игры на фортепьяно. Стало быть, он позван для сокращения расходов, чтобы не брать тапера. "Хорошо, - подумал он: - извините, Марья Алексевна", и подошел к Павлу Константинычу.

- А что, Павел Константиныч, пора бы устроить вист: видите, старички-то скучают?

- А вы по какой играете?

- По всякой.

Тотчас же составилась партия, и Лопухов уселся играть. Академия на Выборгской стороне - классическое учреждение по части карт. Там не редкость, что в каком-нибудь нумере (т, е. в комнате казенных студентов) играют полтора суток сряду. Надобно признаться, что суммы, находящиеся в обороте на карточных столах, там гораздо меньше, чем в английском клубе, но уровень искусства игроков выше. Сильно игрывал в свое - то есть в безденежное время и Лопухов.

- Mesdames, как же быть? - играть поочередно, это так; но ведь нас остается только семь; будет недоставать кавалера или дамы для кадрили.

Первый роббер {26} оканчивался, когда одна из девиц, самая бойкая, подлетела к Лопухову.

- Мсье Лопухов, вы должны танцовать.

- С одним условием, - сказал он, вставая и кланяясь.

- Каким?

- Я прошу у вас первую кадриль.

- Ах, боже мой, я на первую ангажирована; вторую - извольте.

Лопухов снова сделал глубокий поклон. Двое из кавалеров поочередно играли. На третью кадриль Лопухов просил Верочку, - первую она танцовала с Михайлом Иванычем, вторую он с бойкой девицею.

Лопухов наблюдал Верочку и окончательно убедился в ошибочности своего прежнего понятия о ней, как о бездушной девушке, холодно выходящей по расчету за человека, которого презирает: он видел перед собою обыкновенную молоденькую девушку, которая от души танцует, хохочет; да, к стыду Верочки, надобно сказать, что она была обыкновенная девушка, любившая танцовать. Она настаивала, чтобы вечера вовсе не было, но вечер устроился, маленький, без выставки, стало быть, неотяготительный для нее, и она, - чего никак не ожидала, - забыла свое горе: в эти годы горевать так не хочется, бегать, хохотать и веселиться так хочется, что малейшая возможность забыть заставляет забыть на время горе. Лопухов был расположен теперь в ее пользу, но ему все еще было непонятно многое.

Он был заинтересован странностью положения Верочки.

- Мсье Лопухов, я никак не ожидала видеть вас танцующим, - начала она.

- Почему же? разве это так трудно, танцовать?

- Вообще-конечно, нет; для вас - разумеется, да.

- Почему ж для меня?

- Потому что я знаю вашу тайну, - вашу и федину: вы пренебрегаете женщинами.

- Федя не совсем верно понял мою тайну: я не пренебрегаю женщинами, но я избегаю их, - и знаете, почему? у меня есть невеста, очень ревнивая, которая, чтоб заставить меня избегать их, рассказала мне их тайну.

- У вас есть невеста {27}?

- Да.

- Вот неожиданность! студент - и уж обручен! Она хороша собою, вы влюблены в нее?

- Да, она красавица, и я очень люблю ее.

- Она брюнетка или блондинка?

- Этого я не могу сказать. Это тайна.

- Ну, бог с нею, когда тайна. Но какую же тайну женщин она открыла вам, чтобы заставить вас избегать их общества?

- Она заметила, что я не люблю быть в дурном расположении духа, и шепнула мне такую их тайну, что я не могу видеть женщину без того, чтобы не прийти в дурное расположение, - и потому я избегаю женщин.

- Вы не можете видеть женщину без того, чтобы не прийти в дурное расположение духа? Однако вы не мастер говорить комплименты.

- Кaк же сказать иначе? Жалеть - значит быть в дурном расположении духа.

- Разве мы так жалки?

- Да разве вы не женщина? Мне стоит только сказать вам самое задушевное ваше желание - и вы согласитесь со мною. Это общее желание всех женщин.

- Скажите, скажите.

- Вот оно: "ах, как бы мне хотелось быть мужчиною!" Я не встречал женщины, у которой бы нельзя было найти эту задушевную тайну. А большею частью нечего и доискиваться ее - она прямо высказывается, даже без всякого вызова, как только женщина чем-нибудь расстроена, - тотчас же слышишь что-нибудь такое: "Бедные мы существа, женщины!" или: "мужчина совсем не то, что женщина", или даже и так, прямыми словами: "Ах, зачем я не мужчина!".

Верочка улыбнулась: правда, это можно слышать от всякой женщины.

- Вот видите, как жалки женщины, что если бы исполнилось задушевное желание каждой из них, то на свете не осталось бы ни одной женщины.

- Да, кажется так, - сказала Верочка.

- Все равно, как не осталось бы на свете ни одного бедного, если б исполнилось задушевное желание каждого бедного. Видите, как же не жалки женщины! Столько же жалки, как и бедные. Кому приятно видеть бедных? Вот точно так же неприятно мне видеть женщин с той поры, как я узнал их тайну. А она была мне открыта моею ревнивою невестою в самый день обручения. До той поры я очень любил бывать в обществе женщин; после того, - как рукою сняло. Невеста вылечила.