Роман Сенчин - Минус

С Анархистом заговорить опасаюсь. Этот пустой разговор (никуда он не поедет, сам понимает прекрасно) мне малоприятен. Только себя раздражать и обманывать грандиозными планами. Новосибирск, Москва, Варшава, Париж... Поехать в Минусинск, что ли, навести порядок в комнате, каким-нибудь делом заняться...

Зазвонили в дверь. Часто и нетерпеливо. Анархист пошел открывать:

- Вот и Шолинберг. Неужели эту Женю нашел?..

Вместо Шолина неожиданное лицо - Юра Пикулин. Столяр из абаканского Дома культуры железнодорожников. Невысокий, сухонький, похожий на подростка-старичка. Пьет сильно, вот и вид такой... Ссохшийся, хрупкий, как сгоревшая спичка. Кажется, пихни его - и рассыплется.

- Здо... здорово! - хрипло, с огромным трудом выдавливает приветствие и скорее занимает первый попавшийся стул; при каждом вдохе постанывает: -О-ох, есть что... ох, покурить?

- Табак есть, - отвечаю, - для травли огородных вредителей. Можно самокрутку соорудить.

- Ох, сооруди. Только бумаги поменьше, а то... о-ох... а то вырвет.

- Откуда ты такой? - интересуется Анархист. - Избили, что ли?

- Да какое избили... Похмелюга. Три дня квасили тут... в соседнем... ох... доме, - пытается рассказать Юра.- Почти пятисотку пропил... весь аванс. Сегодня очнулся... ох... и ни рубля... Мне как рассказали... шампанское покупал, "Смирновку", пиво... ох... темное... Коктейли изобретал...

- У, ясно, ясно, - завистливо кивает Анархист. - Не слабо.

- А... а сегодня - вот, - Пикулин вытянул ходуном ходящие руки. - А у вас-то... у вас ничего?..

- Хм, сами не против.

Пикулин принял самокрутку, жадно затянулся несколько раз и подавился дымом.

- А я тут роман написал, - не может не похвастаться Анархист, - целый роман за девять суток! Девяносто шесть тетрадных листов мелким почерком.

- И о чем? - без всякого интереса спрашивает Пикулин.

- Об Ольстере. Об освобождении его от оккупантов.

- Ну да, ну да. Еще не переболел?

- Это не болезнь, Юр, это - цель!

- Ну да... о-ох, ну да...

Медленно, но необратимо темнеет. Снег стал синеватым, тополя-скелетики еще колючей растопырили свои темные кости, а стены домов, наоборот, побелели, на них резче обозначились квадраты окон. В одних желтоватый, уютный, сытный какой-то свет, в других - безжизненная, холодная чернота.

Анархист только что кончил очередную пламенную речь про Ирландию, призвав нас собрать необходимое и бежать на вокзал. Мы с Пикулиным отмалчиваемся.

- Зря, зря вы, ребята, не соглашаетесь, - расстроенно говорит Анархист после долгой, тягостной паузы. - Нечего нам здесь делать. Не-че-го. Ни мне, ни Ромке, ни тебе, Юр. И Шолина необходимо забрать. По-любому останется он на улице...

- Почему на улице? - ожил Пикулин.

- Да как... Отбирают у него вот квартиру. Какие-то братки приходят, предлагают обмен с доплатой. Однокомнатку и пятьдесят тысяч. Ну, понятно же, что за обмен. Документы только подпишет и - вышвырнут.

- А Шолин чего?

- Да чего... Ему, кажется, все все равно. Шок после матери...

Юра поерзал на стуле, закурил окурок цигарки.

- Серьезные это ребята или так, шулупонь?

- Серьезные вроде. Но они сами-то не особенно светятся, через подставных действуют. Ходит тут один, Андрюша, дескать, посредник, благожелатель...

Несколько минут Пикулин сидит и думает, а Серега Анархист глядит на него, как на спасителя. И вот столяр начинает серьезным, деловым тоном:

- Так, вот что я в общем решил. У меня в Черногорске... это тут городок в десяти минутах автобусом...

- Да знаем, знаем.

- Ну, вот - в Черногорске у меня чуваки есть знакомые. На местном оптовом рынке крутят, здесь у них тоже точки. Цедекович главным у них. Слышали? Стас Цедекович... Ну, зря. Или наоборот - повезло. Очень авторитетная у них контора. Так что я могу с Цедековичем перетереть, он мне не откажет. Ты как, Серый, за?

- Да что я... Я-то обеими руками. Ты с Шолиным договорись. Он на все варианты фыркает только.

Юра махнул рукой:

- А зачем его вообще в известность вводить! Ему действительно сейчас не до разборок. Сами все сделаем. - И, сменив тон, Пикулин жалобно спрашивает: Серый, а пожрать есть что-нибудь? Кишки ссыхаются.

- Горох есть замоченный, надо варить.

Упоминание о еде вызывает и у меня чувство голода. Торопливо предлагаю Анархисту:

- Давай я сварю.

- Да я сам.

Часов в шесть явился Шолин. Расхристанный, пьяный, обессиленный. Шатаясь и цепляя руками мебель, добрался до дивана и тяжело рухнул на него лицом вниз. Полежал так, повернулся на бок и засопел.

- Олег! Оле-ег! - Пикулин стал тормошить его. - Скажи, где напился!

- Не трогай, - морщится Анархист, - пускай спит. Пойдемте лучше на кухню...

Таскали кашу ложками из общей большой тарелки, как члены патриархальной крестьянской семьи. Измельчая непроварившиеся горошинки, я разглядывал многообразный кухонный инвентарь, висящий на стенах, стоящий на полочках. Сколько всего накуплено, а теперь оно никому не нужно, кроме кастрюли да ложек...

- Ништя-ак, ништя-ак, - мурлычет Пикулин, - сразу легче стало. Ништя-ак...

- Организмы питаете? - Шолин, как привидение, стоит в дверном проеме и смотрит на нас налитыми кровью глазами, укоризненно покачивает головой. Молодцы-ы... Недалеко ушли от животных...

- Сядь поешь, пожалуйста, - голосом заботливой тетушки отзывается Анархист, - сил набирайся.

- Спасибо, не хочется.

Но все-таки присел к столу, вынул сигарету из заднего кармана джинсов, та оказалась сломанной. Шолин спрятал ее обратно. Неохотно, словно бы против воли стал отчитываться о своем путешествии по Абакану:

- Весь город практически обошел. Искал людей, любовь, радость. Такое что-нибудь... Коля Кидиенков собирается в кругосветку, Мананкин на телевидении новую передачу готовит, водочкой меня угостил...

- Погоди! - вскрикивает Анархист. - Кидиенков в кругосветку?! Откуда у него деньги такие?

- Он не сам по себе, а с фольклорным ансамблем этим... с "Челтысом". Горловое пение...

- Везе-от!..

- Пускай поездит, посмотрит, - Шолин презрительно дернул плечами, - а моя судьба - здесь. Этот любимый проклятый город - моя планета. Квартира - моя страна, комнаты - города.

"Вот вышвырнут тебя братки отсюда, и лишишься и страны, и городов", приходит мне в голову; я делаю усилие, чтоб не хмыкнуть.

Да, если нет сил и возможности путешествовать по свету, то есть пусть убогая, но все же альтернатива: перебираться из комнаты на кухню, из кухни в комнату. Эта процедура слегка освежает и взбадривает, и в то же время успокаивает.

Поели каши и перебрались. Пикулин лег на диван в позе покойника, сложив кисти рук на груди; Анархист занялся изготовлением самокрутки, а Олег, слегка протрезвевший, зачем-то стал показывать мне потертую, измятую фотографию из газеты.

- Вот, - объясняет, - какая у нас семья была. Заметь, как просветленно в будущее глядим, а оказалось - в могилу...