Владимир Орлов - КАМЕРГЕРСКИЙ ПЕРЕУЛОК

По вечерам, коли было время, в Камергерский я все же заходил. Открывал Дверь и в Щель. Естественно, сталкивался и с Василием Фонаревым. Однажды он шел по брусчатке прогулочным шагом и нес на плече велосипедную шину. При этом и говорил что-то.

– С кем это вы разговариваете, Василий? - поинтересовался я.

– А вот с этим, - и Васек ткнул пальцем в велосипедную шину, - с гуманоидом гребаным. Впрочем, и с пловцом тоже.

– Вы полагаете, что это гуманоид? - засомневался я.

– А кто же! - воскликнул водила-бомбила. - По морде видно. И по ниппелю. Один из тех, что в форточку и сразу к стерве-полковнику. А потом отряхиваются. Раньше долго не задерживались. А теперь у нас пригрелись. И обратно не хотят. У них там то ли дефолт, то ли извержение, то ли вся жидкость замерзает. А у нас с жидкостями все в порядке. Касимовской нажираются. Ну и прочими. Но требуют прогулок. Вот и выгуливаю по одному. По очереди. На, погуляй сам.

И Васек опустил шину на мостовую Камергерского. Теперь я увидел, что шина эта подходит скорее к детскому велосипеду, нежели к взрослому. Впрочем, ниппель (или что там?) был у гуманоида здоровенный. Шина никуда не покатилась и не упала, а постояла у ног Фонарева (нынче тот был в носках и кожаной обуви), а потом стала вздрагивать (отряхиваться, что ли?), подпрыгивать и с фигурами, с коленцами - я бы сказал, объезжать нас с Фонаревым по кругу.

– Во! Радость выражает! - разулыбался Фонарев. - И цивилизация у них отсталая, а на благодарность способен. Вот и ниппель сейчас раздует.

И действительно, ниппель велосипедной шины увеличился и стал колыхаться.

– Во! Гуманоид гребаный! - радовался теперь и сам Васек Фонарев, будто бы воспитаннику, прежде безнадежному, а нынче, наконец, сумевшему проявить полученную от Васька выучку.

– А отчего вы считаете, - осторожно спросил я, - что цивилизация у них… у этих… отсталая?

– А какая же? - сказал Фонарев. - Если бы не была отсталая, залетали бы они в форточку к такой уродине, как моя стерва? Небось, развитые-то залетали бы в форточку к Олёне, которая Павлыш…

Сейчас же Васек замолк, принялся оглядываться по сторонам. Потом сказал, как бы успокаивая самого себя:

– А с Олёной-то дело закрыто. Всё, мол, выяснили. Мол, шишка какая-то там замешена. Потому и закрыто. А ты, гуманоид, гуляй, гуляй, попрыгивай, весна ведь… Хотя, может, у вас и весен нет…

– А как вы с ним общаетесь?

– И так. И по телефону. По мобиле, - сказал Фонарев. - Даже и номер называть не надо. Я ему в телефон говорю, а он мне ответы пишет.

– На русском?

– На каком же еще? Какой он еще другой язык может знать? Не китайский же. Хотя вру. Кумекает и по-татарски. У нас в Касимове татар много.

Помолчали.

– Да, - вспомнил я. - Вы еще и с пловцом разговаривали. Это с каким же пловцом?

– Ну как же? - удивился Фонарев. - Я же вам тогда рассказывал. Он снова стал являться. Вон там. Где дом номер три стоял. На высоте метров эдак десять. Ну двенадцать. А может, и выше. Все будто бы с волнами борется и приплыть куда-то хочет. Минут пять поборется, а потом пропадает. И так чуть ли не каждый день. Долго его не было, а теперь он возобновился. И куда он гребет? Может, к нам в Щель?

Действительно, как я забыл? Сразу же вспомнилась «Волна» Голубкиной и иное название горельефа под шехтелевым козырьком - «Пловец».

– Ну ладно, - сказал Фонарев. - Надо и других выгуливать. Эй ты, гума, брысь на плечо!

Велосипедная шина к приглашению Фонарева отнеслась ответственно, подпрыгнула и оказалась на плече камергерского извозчика.

– Они из созвездия Козерога, - хозяином Галактики сообщил Фонарев.

– Очень приятно было познакомиться, - на всякий случай сказал я.

– Да! - будто бы вспомнил о существенном Васек, о чем умолчать никак не мог. - Дашка-то наша, похоже, прибилась к Прокопьеву. Это который пружины в мебелях починяет. Видел их пару раз, и глядели они друг на друга как гуманоиды на мою стерву.

Велосипедная шина на плече Фонарева вздрогнула и помахала ниппелем.

– Даша в Москву перебралась? - спросил я.

– Нет, - сказал Фонарев, - живет она у тетки в Долбне, учится там на каких-то курсах, а в Москву наезжает. Стала серьезная, поменьше всяких там хи-хи-хи да ха-ха-ха, но уж больно важная, к такой не подойдешь, лучше бы отдала предпочтение льну и клюкве, Квашнину тибетскому, было бы нам где выпить и закусить.

– Но у нас же осталась Щель, - сказал я.

– В Щель меня не всегда пускают, - печально, но и с вызовом произнес Фонарев.

Меня же в тот день Дверь пропустила в Щель без всяких несогласий. Первым делом я взглянул на барную стойку. Пиво разливала буфетчица Соня. Кассирша Людмила Васильевна присутствовала. Отдыхал среди прочих и Арсений Линикк. Увидел я и Фридриха Малоротова, хотите Конфитюра, хотите Средиземноморского. А рядом с ним сидел бывший кот-дивуарский, а ныне ненецкий негр Костя, оленевод. Этот был в печали. Фридрих же опять держал перед собой журнал «Твоя крепость», тыкал в него карандашом, чмокал губами в удовольствии и выводил цифирки в памятном мне блокноте.

– Фридрих, - заметила Людмила Васильевна, - давно бы мог завести компьютер, а не слюнявить карандаши.

– Во-первых, Людмила Васильевна, лишняя трата денег, - сказал Фридрих. - Во-вторых, личностные ощущения куда вернее электрических. А мне нужен теперь иной дом, нежели год назад. С большим числом спален и детских.

– Это зачем же тебе детские? - спросила Людмила Васильевна.

– Я сделал предложение Дарье Тарасовне, - сказал Фридрих.

– И я сделал, - заявил негр Костя.

– Не хочу вас расстраивать, но думаю, что ваши предложения Даше не интересны, - сказала Людмила Васильевна.

– Это Квашнин, что ли, ей интересен? - с брезгливостью поинтересовался Фридрих Малоротов.

– При чем тут Квашнин? Квашнин тут вовсе ни при чем, - сказала Людмила Васильевна. Но тут же и задумалась: - Хотя, как рассудить…

– Даша сюда не заходит? - спросил я.

– Заходит, отчего же не заходит, - сказала Людмила Васильевна. - Вчера была…

– Васек Фонарев рассказал, что видел Дашу в прогулках с Прокопьевым…

– Васек! Этот оболтус! - Воскликнула Людмила Васильевна. - Обормот этот! Да он чего хочешь наговорит!

Не успела рука Людмилы Васильевны, вскинутая в возмущении, опуститься к кассовому аппарату, как в пространство Щели вплыл именно Василий Фонарев. Летательным средством ему послужила велосипедная шина, на которой он восседал, похоже, комфортно и не в первый раз, и в руках у Васька была велосипедная шина, но меньших размеров. На ниппель ее Васек нажимал, используя ее, надо полагать, как штурвал.

– Считаю ваше заявление, Людмила Васильевна, - произнес Фонарев из подпотолочья, продолжая облет Щели, - в высшей степени неделикатным и вызванным неоправданными обидами, а потому и покидаю на сегодня ваше заведение, не откушав даже пива.