Владимир Орлов - КАМЕРГЕРСКИЙ ПЕРЕУЛОК

Квашнин кивнул. В задумчивости.

– Не позволим! Не уворуют! - не унимался Марат Ильич. - Магнитными кольцами обложим!

– Да что магниты! - сказал обнаружившийся рядом Сысолятин. - Пустое место ваши магниты.

– Вы, Сысолятин, - прорычал Марат Ильич, - хоть и сосед, но циник и скептик!

– Я не скептик, - обиделся Сысолятин. - Я - практик. Вот смотрите…

Он вытянул руку, разжал кулак и сдунул нечто с ладони. Потом произнес:

– Божия коровка, улети на небо, принеси нам хлеба, черного и белого, только не горелого.

Тихое обращение Сысолятина к божьей коровке вызвало треск, скрежет, громыхание, верчение есенинского мемориала, раздался взрыв, опрокинувший ближних к бочке гостей Каморзина на землю, траву, цветы, сама же бочка с визгом рванулась в небеса, превратилась в высях в точку и исчезла.

Была тишина, и был крик или вой Павла Степановича, ставший стоном, потом - тоскливыми вздохами, а потом и снова тишиной.

– Вот вам, Марат Ильич, и ваши магниты, - прошептал Сысолятин. - Не удержали…

– Негодяй! Интриган! Варвар! Вандал! Устроил некорректный опыт! - восклицал Марат Ильич и руки протягивал к небу.

– Я не этого хотел… - растерянно бормотал опечаленный Сысолятин. - Я просто хотел сбить вашу спесь…

– Мы сделали это! Мы сделали это!

Эти выкрики произвела младшая из сестер Каморзиных пронзительно-звонкая Полина, но тотчас же ее обращение к публике было подавлено жесткими действиями сестриц старших, Александра и Мария подхватили Полиньку под руки и поволокли ее к дальнему забору. В ответ на отчаянное каморзинское: «Что вы наделали? Что вы наделали…» Александра бросила небрежно: «Ничего мы не сделали! Полина шутит…»

– Что же это? Что же это? - причитал председатель Собакин. - При ком же теперь будет вечная горелка? Ни при ком! Опять придется добывать баллоны с газом! Нельзя, Павел Степанович, проявлять себя таким ротозеем!

– Да бросьте вы создавать панические настроения, господин Собакин, - сурово сказал Марат Ильич. - За них расстреливали на фронтах и в тылу. Поставим мы взамен другую бочку, не хуже улетевшей. Возьмем одну из пожарных, отделаем ее кувалдой и поставим. При ней и зажжем вечную горелку. Делов-то. А вы разнылись. Павел Степанович понятно, тут лирическое состояние. А вы-то?

– Освящать надо было! - горевал председатель Собакин. - Как мы это прошляпили…

– Да я касимовскую воду привезу! - заявил Васек. - Завтра же! От нее все цветет и стоит!

– И что же ты будешь ею поливать?

Действительно, что бы удалось полить Василию Фонареву, если бы он доставил из Касимова канистру воды? Неглубокую воронку. И все. Будто зуб, особых, правда, размеров, выдрали на участке Павла Степановича Каморзина. Осиротевшим, разоренным стал его сад. А гости Павла Степановича стояли все еще ошарашенные. Даже безразличный будто бы ко всему миллионщик Квашнин застыл, прекратил покачиваться и переступать с пяток на носки. Один лишь Ардальон Полосухин не мог подавить суетную взвинченность своей натуры. Он дергался, подскакивал, иногда правая нога его выделывала некий фортель с поднятием колена и выбросом голени вперед, будто Полосухин цаплей в болоте пытался прихватить лягушку. При этом он подхихикивал, вызывая удивления серьезных людей из свиты Квашнина. А Павел Степанович Каморзин повторял с улыбкой блаженного, стараясь всех успокоить: «Она вернется! Она вернется! Это на время…»

– Анатолий Васильевич, - сказал один из свитских, - думаю, нет никакой нужды нам более здесь оставаться. Если что, мы узнаем.

Квашнин кивнул.

Агалаков промолчал, видно, был расстроен, уныло пошагал за своими.

Ардальон Полосухин поспешил за ним вприпрыжку.

Молча удалился с участка Каморзина пружинных дел мастер Прокопьев.

К тому времени Соломатин провел дознание. С пристрастием были допрошены сестрицы Каморзины. Полина молчала, выглядела подавленной, видимо, получила нагоняй от старшеклассниц. Однажды только оживилась, прорвалось у нее: «А Лизка-то такую фишку пропустила! Как эта дура - ба-бах и на Марс!» Александра и Мария от участия в каверзе открещивались, заверили, что, мол, они перед ним, Соломатиным, дурачились, и вовсе не снабдили они бочку двигателем на жидком топливе, откуда он у них, так, прикопали невдалеке от мемориала пузырек с остатками шампуня, и вся игра.

Пузырек «Нивеи» с каплями шампуня на дне был извлечен. Соломатин посоветовал девицам не обижать сейчас отца (хотел было сказать: «Павла Степановича», но произнес твердо: «отца»), ему и так несладко. От дальнейших разбирательств и укоров сестры были избавлены. Зато пастуху божьих коровок, человеку, как было сказано Соломатину, вообще-то добрейшему, доставалось от всех. За исключением так и не избитого пока никем критика Нечухаева.

– Ничего я не устраивал, - отбивался Сысолятин. - Хотел подколоть Марата Ильича, похвальбу его насчет магнитов… И более ничего… Тут совпадение какое-то…

– Не верьте ему! - обличал Марат Ильич. - С утра бубнил о сексуальных отношениях божьих коровок. Самец, мол, слезает с самки полтора часа. К чему бы? Явно, что неспроста.

– Вы, гражданин Сысолятин, - ревел председатель Собакин, - если не вспыхнет вечная горелка и не дотянется до нас магистральный газопровод, общим собранием будете исключены из членов товарищества. С лишением земли, забора, строений и корней.

– Не хотел я… - бормотал Сысолятин. - У меня и коровки-то не было на ладони… Так, дунул по дурости… Не могло же от моего дыхания взорваться… Ты-то хоть веришь мне, Павел Степанович?

– А-а-а… - обреченно вздохнул Павел Степанович, все ему было равно.

Фаина Ильинична подхватила супруга под руку, повела его в дом.

И тут же на улице Каморзиных раздались новые автомобильные звуки.

Теперь к мемориалу подкатили светло-бежевый автобус, титулованный словами «ТВ - 1 канал», и четыре легкие иномарки. Не принимая никого во внимание, разбежались по участку наиважнейшие в отечестве люди - осветители, ассистенты режиссеров, операторов, снимателей звуков, гримеры с зеркалами и походными столиками для кремов и тонов, парикмахеры и пожарные. Сад-огород Каморзина был захвачен бескровным натиском и превращен в съемочную площадку. В полон никого не брали, а только расталкивали, на ходу прихватывая со столов емкости с влагами и холодную закуску.

Предварительная расстановка творческих сил была произведена. Теперь ожидалось торжественное шествие главных персонажей действа. Коли б тут уместны были оперные каноны, следовало бы прозвучать музыке, сопровождающей возведение Годунова на царство. Или хотя бы возвращение в Каир из победоносного похода полководца Радамеса. Но и тишина, возникшая внезапно, была равновелика выходу к реликвии театрального и прочих искусств светила Александра Михайловича Мельникова.