Владимир Набоков - Полное собрание стихотворений

узор ты примечал, не чуя Божества;

стыдливой музыке наречий незнакомых

с улыбкой ты внимал, а выучил слова

приветствий утренних, вечерних пожеланий;

в пустынях, в городах иль ночью, на поляне,

сияющей в лесу как озеро, о нет,

не содрогался ты, внезапно потрясенный

сознаньем бытия... И через много лет

ты возвращаешься, но смотришь изумленно,

когда я говорю, что сладостно потом

о странствиях мечтать, о прошлом золотом,

и вдруг припоминать, в тревоге, в умиленье

мучительном не то, что знать бы всякий мог,

а мелочь дивную, оттенок, миг, намек,

звезду под деревом да песню в отдаленье.

14 февраля 1920

x x x

Над землею стоит голубеющий пар.

Почки лип озарили аллею;

и с нелепою песенкой первый комар

мне щекочет настойчиво шею...

И тоску по иной, сочно-черной весне

вдохновенное воспоминанье

ах, какую тоску! - пробуждает во мне

комариное это жужжанье...

20 февраля 1920

Football

Я видел, за тобой шел юноша, похожий

на многих; знал я все: походку, трубку, смех.

Да и таких, как ты, немало ведь, и что же,

люблю по-разному их всех.

Вы проходили там, где дружественно-рьяно

играли мы, кружась под зимней синевой.

Отрадная игра! Широкая поляна,

пестрят рубашки; мяч живой

то мечется в ногах, как молния кривая,

то - выстрела звучней - взвивается, и вот

подпрыгиваю я, с размаху прерывая

его стремительный полет.

Увидя мой удар, уверенно-умелый,

спросила ты, следя вращающийся мяч:

знаком ли он тебе - вон тот, в фуфайке белой,

худой, лохматый, как скрипач.

Твой спутник отвечал, что, кажется, я родом

из дикой той страны, где каплет кровь на снег,

и, трубку пососав, заметил мимоходом,

что я - приятный человек.

И дальше вы пошли. Туманясь, удалился

твой голос солнечный. Я видел, как твой друг

последовал, дымя, потом остановился

и трубкой стукнул о каблук.

А там все прыгал мяч, и ведать не могли вы,

что вот один из тех беспечных игроков

в молчанье, по ночам, творит, неторопливый,

созвучья для иных веков.

26 февраля 1920, Кембридж

* Футбол (англ.).

x x x

Безвозвратная, вечно-родная,

эти слезы, чуть слышно звенящие,

проливал я, тебя вспоминая.

Поглядел я на звезды, горящие,

как высокие скорбные мысли,

и лучи удлинялись колючие,

ослепили меня и повисли

на ресницах жемчужины жгучие.

О, стекайте по тайным морщинам,

слезы яркие, слезы тяжелые!

Над минувшим, над счастьем единым

разгорайтесь, лучи невеселые...

Все ушло, все дороги смешались,

разлюбил я напевы искусные...

Только звезды у сердца остались,

только звезды, большие и грустные...

4 марта 1920

Движенье

Искусственное тел передвиженье

вот разума древнейшая любовь,

и в этом жадно ищет отраженья

под кожею кружащаяся кровь.

Чу! По мосту над бешеною бездной

чудовище с зарницей на хребте

как бы грозой неистово-железной

проносится в гремящей темноте.

И, чуя, как добычу, берег дальний,

стоокие, по морокам морей

плывут и плещут музыкою бальной

чертоги исполинских кораблей.

Наклон, оправданное вычисленье

да четкий повторяющийся взрыв

и вот оно, Дедала сновиденье,

взлетает, крылья струнные раскрыв.

1918, Крым

Телеграфные столбы

Столбов однообразных придорожных

фарфоровые бубенцы и шесть

гудящих струн...

Скользит за вестью весть

шум голосов бесчисленных, тревожных

и жалобных скользит из края в край.

И ты - на бледной полосе дороги,

ты, странник загорелый, босоногий,

замедли шаг и с ветром замирай,

внимая проплывающему пенью.

Гудит, гудит уныние равнин,

и каждый столб ложится длинной тенью,

и путь далек, и ты один...

11 марта 1920

Каштаны

Цветущие каштаны, словно храмы

открытые, сияют вдоль реки.

Их красоту задуют ветерки

задорные, но в этот вечер - самый

весенний из весенних вечеров

они чудесней всех твоих даров,

незримый Зодчий! Кто-то тихо, чисто

в цветах звенит (кто, ангел или дрозд?),

и тени изумрудные слоистой

листвы и грозди розовые звезд

в воде отражены.

Я здесь, упрямый,

юродивый, у паперти стою

и чуда жду, и видят грусть мою

каштаны, восхитительные храмы...

20 мая 1920, Кембридж

x x x

Люблю в струящейся дремоте

сливаться с вечером, когда

вы смутно в памяти поете,

о, потонувшие года!

Люблю я тайные кочевья...

Целую умерших, во сне.

Колосья, девушки, деревья

навстречу тянутся ко мне.

Еще не дышит вдохновенье,

а мир обычного затих:

то неподвижное мгновенье

уже не боль, еще не стих.

И полумысли, полузвуки

вплывают в дымчатый мой сон,

белея в сумерках, как руки

недорисованных Мадонн...

(Отрывок)

Твоих одежд воздушных я коснулся,

и мелкие посыпались цветы

из облака благоуханной ткани.

Стояли мы на белых ступенях,

в полдневный час, у моря, и на юге,

сверкая, колебались корабли.

Спросила ты:

что на земле прекрасней

темно-лиловых лепестков фиалок,

разбросанных по мрамору?

Твои

глаза, твои покорные глаза,

я отвечал.

Потом мы побрели

вдоль берега, ладонями блуждая

по краю бледно-каменной ограды.

Синела даль. Ты слабо улыбалась,

любуясь парусами кораблей,

как будто вырезанными из солнца.

29 мая 1920

* В С.: "Крым, 1918 г."

Романс

И на берег весенний пришли мы назад

сквозь туман исступленных растений.

По сырому песку перед нами скользят

наши узкие черные тени.

Ты о прошлом твердишь, о разбитой волне,

а над морем, над золотоглазым,

кипарисы на склонах струятся к луне,

и внимаю я райским рассказам.

Отражаясь в воде, колокольчики звезд

непонятно звенят, а над морем

повисает горящий, змеящийся мост,

и как дети о прошлом мы спорим.

Вспоминаем порывы разбрызганных дней.

Это больно, и это не нужно...

Мы идем, и следы наших голых ступней

наполняются влагой жемчужной.

8 июня 1920, Кембридж

Ласточки

Инок ласковый, мы реем

над твоим монастырем

да над озером, горящим

синеватым серебром.

Завтра, милый, улетаем

утром сонным в сентябре.

В Цареграде - на закате,

в Назарете - на заре.

Но на север мы в апреле

возвращаемся, и вот

ты срываешь, инок тонкий,

первый ландыш у ворот;

и, не понимая птичьих

маленьких и звонких слов,

ты нас видишь над крестами

бирюзовых куполов.

10 июня 1920

Тайная вечеря

Час задумчивый строгого ужина,

предсказанья измен и разлуки.

Озаряет ночная жемчужина

олеандровые лепестки.

Наклонился апостол к апостолу.

У Христа - серебристые руки.

Ясно молятся свечи, и по столу

ночные ползут мотыльки.

1918, Крым

E. L.