Владимир Набоков - Полное собрание стихотворений

на груди атлас.

Тихо книгу я закрою,

тихо подниму глаза,

пронесется надо мною

прежняя гроза.

Ты устало усмехнешься,

я коснусь твоей руки,

побледнеешь, отвернешься,

полная тоски.

"Жизнь моя,- скажу я властно,

не сердись - ты не права!"

Но пойму я, что напрасны

старые слова.

Ты ногтем забарабанишь:

поздно, поздно уж теперь!

Оглядишься, быстро встанешь...

Скрипнет, стукнет дверь...

Отодвину занавески,

головой прижмусь к стеклу:

ты мелькнешь в закатном блеске

и уйдешь во мглу.

23 мая 1918

x x x

Вот дачный сад, где счастливы мы были:

стеклянный шар, жасмин и частокол.

Как некогда, каймою рдяной пыли

верхи берез день тающий обвел.

Все тот же вьется мотылек капустный

(он опоздал - беспечный - на ночлег).

Сегодня мне как будто и не грустно,

что кануло все прежнее навек.

Уж светляки зеленые лампадки

зажгли в траве, и нежно - как тогда

мне шлет привет свой девственный и сладкий

алмаз вечерний - первая звезда.

24 мая 1918

Береза в воронцовском парке

Среди цветущих, огненных дерев

грустит береза на лугу,

как дева пленная в блистательном кругу

иноплеменных дев.

И только я дружу с березкой одинокой,

тоскую с ней весеннею порой:

она мне кажется сестрой

возлюбленной далекой.

27 апреля 1918

Орешник и береза

Два дерева... одно - развесистый орешник

листвой изнеженной, как шелком, шелестит,

роскошным сумраком любви и лени льстит...

Остановись под ним, себялюбивый грешник!

Ляг, позови подруг, беспечных, как и ты.

Не слушай совести, не прекословь мгновенью,

пей темное вино, пой песни упоенью

да будут в лад шуметь широкие листы.

Но если, путник, ты - душою чист и светел

и если долго ты дорогою крутой

неутомимо шел и на пути не встретил

ни друга верного, ни радости простой,

тогда не позабудь: есть дерево другое.

Близ дерева греха березу ты найдешь...

На озаренный дождь наряд ее похож,

ее жемчужный ствол - что облачко прямое.

Садись в тень жидкую, но продолжай в мечтах

свой путь, и шепотом невинным и тревожным

расскажет каждый лист о милом невозможном,

о дальней родине, о ветре, о лесах...

2 июля 1918

После грозы

Все реже, реже влажный звон;

кой-где светлеет небосклон;

отходят тучи грозовые,

жемчужным краем бороздя

просветы пышно-голубые,

и падают лучи косые

сквозь золотую сеть дождя.

4 июля 1918, Олеиз

x x x

Как пахнет липой и сиренью,

как золотеет серп луны!

Неторопливо, тень за тенью,

подходят сумерки весны.

Я возвращаюсь, молодею,

мне прошлого не превозмочь!

Вплывает в узкую аллею

незабываемая ночь.

И в полутьме - то завлекая,

то отступая, веешь вновь

ты - призрак северного мая,

ты - отроческая любовь!

И памятному сновиденью

я предаюсь средь тишины...

Как пахнет липой и сиренью,

как золотеет серп луны!

27 декабря 1918

Лестница

Ты - лестница в большом, туманном доме. Ты

устало вьешься вверх средь мягкой темноты:

огонь искусственный - и то ты редко видишь.

Но знаю - ты живешь, ты любишь, ненавидишь,

ты бережешь следы бесчисленных шагов:

уродливых сапог и легких башмачков,

калош воркующих и валенок бесшумных,

подошв изношенных, но быстрых, неразумных,

широких, добрых ног и узких, злых ступней...

О да! Уверен я: в тиши сырых ночей,

кряхтя и охая, ты робко оживаешь

и вспомнить силишься и точно повторяешь

всех слышанных шагов запечатленный звук:

прыжки младенчества и палки деда стук,

стремительную трель поспешности любовной,

дрожь нисходящую отчаянья и ровный

шаг равнодушия, шаг немощи скупой,

мечтательности шаг, взволнованный, слепой,

всегда теряющий две или три ступени,

и поступь важную самодовольной лени,

и торопливый бег вседневного труда...

Не позабудешь ты, я знаю, никогда

и звон моих шагов... Как, разве в самом деле

они - веселые - там некогда звенели?

А луч, по косяку взбегающий впотьмах,

а шелест шелковый, а поцелуй в дверях?

Да, сердце верило, да, было небо сине...

Над ручкой медною - другое имя ныне,

и сам скитаюсь я в далекой стороне.

Но ты, о лестница, в полночной тишине

беседуешь с былым. Твои перила помнят,

как я покинул блеск еще манящих комнат

и как в последний раз я по тебе сходил,

как с осторожностью преступника закрыл

одну, другую дверь и в сумрак ночи снежной

таинственно ушел - свободный, безнадежный...

30 июля 1918

x x x

Забудешь ты меня, как эту ночь забудешь,

как черный этот сад, и дальний плеск волны,

и в небе облачном зеркальный блеск луны...

Но - думается мне - ты счастлива не будешь.

Быть может, я не прав. Я только ведь поэт,

непостоянный друг печали мимолетной

и краткой радости, мечтатель беззаботный,

художник, любящий равно и мрак и свет.

Но ясновиденье подобно вдохновенью:

презреньем окрылен тревожный голос мой!

Вот почему твой путь и ясный и прямой

туманю наперед пророческою тенью.

Предсказываю я: ты будешь мирно жить,

как вдруг о пламенном в тебе тоска проснется,

но, видишь ли, другой тех звезд и не коснется,

которыми тебя могу я окружить!

10 августа 1918

Озеро

Взгляни на озеро: ни солнце, ни звезда,

ни мощные дубы, ни тонкая осока,

хоть отражаются так ярко, так глубоко,

не оставляют в нем следа.

Взгляни и в душу мне: как трепетно, как ясно

в ней повторяются виденья бытия!

Как в ней печаль темна, как радость в ней прекрасна...

- и как спокоен я!

24 августа 1918

x x x

О чем я думаю? О падающих звездах...

Гляди, вон там одна, беззвучная, как дух,

алмазною стезей прорезывает воздух,

и вот уж путь ее - потух...

Не спрашивай меня, куда звезда скатилась.

О, я тебя молю, безмолвствуй, не дыши!

Я чувствую - она лучисто раздробилась

на глубине моей души.

26 августа 1918

x x x

(Евангелие Иакова Еврея, гл. 18)

И видел я: стемнели неба своды,

и облака прервали свой полет,

и времени остановился ход...

Все замерло. Реки умолкли воды.

Седой туман сошел на берега,

и, наклонив над влагою рога,

козлы не пили. Стадо на откосах

не двигалось. Пастух, поднявши посох,

оцепенел с простертою рукой,

взор устремляя ввысь, а над рекой,

над рощей пальм, вершины опустивших,

хоть воздух был бестрепетен и нем,

повисли птицы на крылах застывших.

Все замерло. Ждал чутко Вифлеем...

И вдруг в листве проснулся чудный ропот,

и стая птиц звенящая взвилась,

и прозвучал копыт веселый топот,

и водных струй послышался мне шепот,

и пастуха вдруг песня раздалась!

А вдалеке, развея сумрак серый,

как некий Крест, божественно-светла,