Валерий Фрид - 58 с половиной или записки лагерного придурка

-- Отпуск получит, -- сказал в ответ офицер. -- Внеочередной, за образцовое несение...

Но не только эти воспоминания сохранил Юлик о своем втором лагере. Я уже говорил: и там были друзья, были веселые минуты. Случалось и такое: кто-то из жуковатых вбил в забор, огораживающий лагерный сортир, большой гвоздь -- изнутри. Ошивался около и ждал, когда придет кто-нибудь из латышей или эстонцев: эти ходили еще в привезенных из дому длинных пальто. Сидеть над очком в пальто очень неудобно -- а тут такой подходящий гвоздь! Дурачок-прибалт вешал на него свое пальто. Дождавшись, пока он спустит штаны и займется делом, хитрован хватал добычу и удирал. Все, кроме обворованного, очень веселились...

С этим же отхожим местом связан и другой случай -- скорее грустный, чем смешной. Следить за чистотой в сортире поставлен был доходяга-японец из военнопленных. Юлик оказал ему какую-то мелкую услугу, когда работал в конторе, и японец не знал, чем отблагодарить. Наконец придумал: когда Юлик зашел в уборную, японец подхватил его под локоток и с поклоном подвёл к второму от края очку:

-- 315 -оно, по его мнению, было лучше других.

(Японцев и в Минлаге было несколько. Они как-то не по-нашему кланялись -- короткими наклонами совершенно прямого туловища. И при этом то ли присвистывали, то ли пришипывали сквозь оскаленные в улыбке зубы: с-с-с!.. Мы с Юликом вспомнили дореволюционный вежливый слово-ерс: "Позвольте-с! Прошу-с!.)

В Минлаг Юлик попал на полгода раньше меня и ко дню нашей встречи был уже авторитетным придурком -- нормировщиком. Вообще-то нормировщиков в лагерях не любили: от того, какую даст норму, зависит процент выработки, а стало быть и кормёжка. Из лагеря в лагерь переезжала вместе с этапами поговорка: "Увидишь змею и нормировщика -- убей сперва нормировщика, змею всегда успеешь". Но Дунского уважали -- он был самым либеральным изо всех.

Интинская его карьера началась так. Когда Юлика привезли на третий ОЛП, кто-то из старожилов посоветовал:

-- Говоришь, нормировщиком работал? Здесь старший нормировщик твой земляк, сходи к нему, он тебя пристроит.

"Земляк" означало -- еврей, как и ты. А известно же: еврей еврея всегда тянет, не то что мы, дураки русские... Эти рассуждения Юлик слышал сто раз и всерьёз не принимал. Но к старшему нормировщику всё-таки пошел.

Старшим нормировщиком на третьем ОЛПе был некто Лернер, румынский еврей, по специальности джазовый музыкант -- саксофонист. Как и когда он превратился в нормировщика -- понятия не имею. Но на третьем он был самой влиятельной фигурой. Замечено: в лагере это зависит не от должности, а от личности. На Алексеевке всем командовал завбуром Петров, на 15-м -комендант, ссученный вор Степан Ильин, в курском лагере у Юлика -- почему-то фельдшер Грейдин, а

-- 316 -здесь на третьем -- нормировщик Лернер. Все они были стукачами, все -- людьми энергичными и, как правило, подлыми. Лернера ненавидели и боялись даже надзиратели и вольные из обслуги: каждый день ходит к Бородулину, начальнику ОЛПа -- кто его знает, чего он там нашептывает?

Визит к нему начался не очень удачно. "Земляк" кровного родства не признавал.

-- Работали нормировщиком? -- брезгливо переспросил Лернер. -- Ну и что? Я-то здесь причем?

-- Извините. -- Юлик повернулся, чтобы идти. Это Лернера озадачило: к такому он не привык, думал -- сейчас посетитель будет жалобно канючить: "А может, найдется какое-нибудь местечко? Я вам буду так благодарен, мне скоро посылка придет..." -- что-нибудь в этом роде. А тут -- буркнул "извините" и пошел.

-- Погодите, -- сказал Лернер в спину Юлику. -- Вы москвич?.. Нормировщиком и на воле были?

-- Нет. Студентом был.

-- Какого института?

-- Вы вряд ли знаете. Есть такой Институт Кинематографии. -- И Юлик опять взялся за дверную ручку.

-- Погодите! Профессора Тиссэ знаете?

-- Его -- нет. А с его женой немножко был знаком.

-- Не может быть.

-- Почему не может? Красивая женщина. Брюнетка... Со странным именем -Бланка, по-моему.

-- Бьянка! Бьянка! -- Лернер вскочил со стула. -- Идите сюда.

Он выдвинул ящик стола и достал фотокарточку -- портрет молодой женщины, с которой мы познакомились в Алма-Ате, на дне рожде

-- 317 -ния Майи Рошаль. Оказалось, что эта Бьянка родная сестра Лернера. Он просто обожал ее, гордился ее красотой и образованностью.

Этот неожиданный поворот разговора решил проблему трудоустройства; немедленно нашлось место нормировщика. А Лернер часто зазывал Юлика к себе в кабину -- поговорить о Бьянке, об американских фильмах. В своей Румынии он их насмотрелся достаточно. Он даже сыграл для Юлика -- на скрипке, саксофона у него не было. По мнению знатока музыки Абрама Ефимовича Эйслера, сына капельмейстера санкт-петербургской императорской оперы, играл Лернер хорошо. Но тот отмахивался от похвал: вот на саксофоне, говорил он, я действительно умею играть. А скрипка -- это так...*****)

Раз уж я упомянул Абрама Ефимовича, расскажу о нем поподробней. Это был прелестный старик, умница, похожий как близнец на актера Адольфа Менжу -тот же аристократический длинный нос, те же усики, тот же иронический прищур глаз -- и та же нелюбовь к коммунизму. По своим политическим убеждениям Эйслер был монархистом и этого не скрывал.

-- Абрам Ефимович, -- удивился Юлик, -- с такими взглядами -- и на свободе до пятьдесят первого года?

Подумав, старик ответил:

-- Видите ли, Юлик у меня были очень качественные знакомые.******)

Эйслер, по профессии инженер, был страстным пушкинистом. Знал наизусть множество стихов, биографию Пушкина помнил, как свою. Однажды Юлик проснулся посреди ночи и увидел, что Эйслер тоже не спит. Сидит призадумавшись на нарах и смотрит в одну точку. Вообще-то, ему было над чем призадуматься: по ст. 58.10 старику дали четвертак, отсидел он только год. А если тебе за семьдесят? Не так

-- 318 -уж просто досидеть до звонка. Всё-таки Юлий спросил:

-- О чем задумались, Абрам Ефимович?

-- Я думаю: если бы он женился не на этой бляди Гончаровой, а на Анне Петровне Керн -- представляете, Юлик, сколько он мог бы еще написать?!

Что касается срока, Эйслер обманул-таки советскую власть: освободился после ХХ-го съезда, не досидев лет двадцать, и вернулся в Москву одновременно с нами...

Когда я попал на 3-й, Лернер доживал там последние денечки: через неделю он должен был освобождаться. Юлик познакомил меня с ним и спросил, нельзя ли найти для меня работу в бухгалтерии. Лернер согласился помочь и действительно поговорил, с кем следовало. Ему обещали -- сделаем!.. Но как только он уехал, всеобщая нелюбовь к нему, естественно, перенеслась на меня: никто не хотел помогать протеже Лернера. В конце концов все устроилось само собой. Бухгалтера были нужны; недели две-три походил на стройку, а потом меня взяли в бухгалтерию ОЛПа.