Сергей Довлатов - Ремесло

Если изменила любимая, благородный человек говорит:

- Я был невнимателен и груб. Подавлял ее индивидуальность, Не замечал ее проблем. Оскорблял ее чувства. Я сам толкнул ее на этот шаг.

Если Друг оказался предателем, благородный человек говорит:

- Я раздражал его своим мнимым превосходством.

Высмеивал его недостатки. Задевал его амбиции.

Я сам вынудил его к предательству...

А если произошло что-то самое дикое и нелепое?

Если родина отвергла нашу любовь? Унизила и замучила нас?

Предала наши интересы?

Тогда благородный человек говорит:

- Матерей не выбирают. Это моя единственная родина. Я люблю Америку, восхищаюсь Америкой, благодарен Америке, но родина моя далеко. Нищая, голодная, безумная и спившаяся! Потерявшая, загубившая и отвергнувшая лучших сыновей! Где уж ей быть доброй, веселой и ласковой?!..

Березы, оказывается растут повсюду. Но разве от этого легче?

Родина - это мы сами. Наши первые игрушки. Перешитые курточки старших братьев. Бутерброды, завернутые в газету.

Девочки в строгих коричневых юбках.

Мелочь из отцовского кармана. Экзамены, шпаргалки...

Нелепые, ужасающие стихи... Мысли о самоубийстве...

Стакан "Агдама" в подворотне... Армейская махорка...

Дочка, варежки, рейтузы, подвернувшийся задник крошечного ботинка... Косо перечеркнутые строки... Рукописи, милиция, ОВИР... Все, что с нами было, - родина.

И все, что было, - останется навсегда...

ПЕРЕД ГРОЗОЙ

В редакции сгущались тучи. Ларри Швейцер становился все более нудным и придирчивым, Теперь ему хотелось просматривать газетные материалы заранее.

Видно, Ларри обзавелся какими-то цензорами, читающими по-русски. Подозревать в этом можно было любого из отвергнутых нами авторов. Позднее мы выяснили, что этим занимался Дроздов.

СОЛО НА УНДЕРВУДЕ

Однажды Ларри Швейцер появился в редакции недовольный и злой. Он спросил:

"Зачем вы, ребята, упоминаете свинину? Еврейским читателям это неприятно".

Я не понял.

Ларри развернул последний номер газеты.

Ткнул пальцем в экономический обзор, написанный Зарецкцм. Речь шла о хозяйственных проблемах в Союзе.

В частности, об уменьшении производства свинины...

"Ларри, - говорю, - это же статья на хозяйственную тему! "

Швейцер рассердился:

"Упоминать свинину запрещается. Замените ее фаршированной рыбой... "

Доходов газета не приносила. Убытки постоянно росли. Обстановка становилась все более напряженной.

Мы узнали, что Дроздов ходил на прием к Боголюбову.

Каялся и просился на работу. Говорил, что Довлатов и Баскин затянули его в омут либерализма.

В результате Дроздову что-то обещали...

Баскин сказал ему:

- Что же ты делаешь, мерзавец?

- А что? - поразился Дроздов. - Ничего особенного!

Мы же все - антикоммунисты. Наши цели общие...

Я говорю:

- Ты не антикоммунист. Ты приспособленец. Думаешь, ты переменил убеждения? Ничего подобного!

Ты переменил хозяев, А холуи везде нужны. Работа им всегда найдется.

Баскин махнул рукой:

- Да что с ним говорить!..

Мокер сидел, не вмешиваясь, Знал, что Баскин хочет от него избавиться. Я вроде бы занимал нейтральную позицию. А Мокеру требовались союзники.

Рассчитывать он мог только на Дроздова.

Тут вмешалась наша машинистка. Видно, Дроздов ей чем-то не угодил. Она сказала:

- С этим типом бесполезно разговаривать. Он все равно не поймет. Таким нужны розги.

- Это мысль, - задумчиво выговорил Баскин, Затем размашисто и сильно ударил Дроздова по лицу.

Я и Мокер схватили его за руки.

Реакция Дроздова была совершенно неожиданной.

Он вдруг заметно расцвел. И заговорил, обращаясь к Эрику, проникновенно, с чувством:

- Ты прав, старик! Ты абсолютно прав! Это была моя ошибка. Непростительная ошибка. Я сделал глупость...

- Ну, что я вам говорила? - обрадовалась машинистка, Все молчали. Настроение в редакции было мрачное и подавленное. И только левая щека Дроздова была на этом фоне единственным ярким пятном...

А я все думал - что же происходит? Ей-Богу, смущает меня кипучий антикоммунизм, завладевший умами партийных товарищей. Где же вы раньше-то были, не знающие страха публицисты? Где вы таили свои обличительные концепции? В тюрьму шли Синявский и Гинзбург. А где были вы?

Андропова через океан критиковать - не подвиг.

Вы Боголюбова покритикуйте. И тут уж я вам не завидую...

Неожиданно распахнулась дверь, и Гуревич с порога выкрикнул; - Только что было покушение на Рейгана!..

ГРУСТНЫЙ МОТИВ

Боже, в какой ужасной стране мы живем!

Можноохватить сознанием акт политического террора. Признать хоть какую-то логику в безумных действиях шантажиста, мстителя, фанатика религиозной секты. С пониманием обсудить мотивы убийства из ревности. Взвесить любой человеческий импульс.

В основе политического террора лежит значительная идея. Допустим, идея национального самоопределения.

Идея социального равенства. Идея всеобщего благоденствия. Сами идеи достойны, подчас - благородны.

Вызывают безусловный протест лишь чудовищные формы реализации этих идей.

В политическом террористе мы готовы увидеть человека, фанатичного, жестокого, абсолютно чуждого нам... Но - человека.

Мы готовы критиковать его программу. Оспаривать его идеи. Пытаться спасти в нем живую, хоть и заблудшую душу.

Любое злодеяние мы стараемся объяснить несовершенством человеческой природы. То, что происходит в Америке, находится за объяснимой гранью добра и зла.

Во имя чего решился на преступление Джон Хинкли?

Мотивы, рассматриваемые следствием, неправдоподобно убоги.

Нам известно заключение психиатрической экспертизы.

Джон Хинкли признан вменяемым, то есть - нормальным человеком.

Американский юноша стреляет в президента, чтобы обратить на себя внимание малознакомой женщины.

Беда угрожает стране, где такое становится нормой!

Что-то нарушено в американской жизни...

Человек может стать звездой экрана или выдающимся писателем. Знаменитым спортсменом или видным ученым.

Крупным бизнесменом или политическим деятелем. Все это требует ума, способностей, долготерпения.

А можно действовать иначе. Можно раздобыть пистолет и нажать спусковой крючок.

И все! Твоя физиономия украсит первые страницы всех американских газет. О тебе будет говорить вся страна. Правда, недолго. До следующего кровавого злодеяния...

Что-то нарушено в американской жизни!

Итальянская полиция не без труда освобождает генерала Дозьера. Америка ликует. Нам вернули украденного боевого генерала!

Что происходит?! В Иране студенты хватают заложников.

Ведется унизительный торг. Наконец измученных дипломатов почти выкупают. Американцы устраивают им потрясающую встречу. Шампанское льется рекой...