Корней Чуковский - Воспоминания о Корнее Чуковском

1 Призыв К. И. Чуковского убедил Лещинского взяться за публикацию литературного наследия Федотова, что было сделано им в книге "Павел Андреевич Федотов" (издательство "Искусство", 1940).

2 Книга вышла в 1937 году. Это была первая публикация эпистолярного наследия Репина отдельным изданием.

Редактором книги издательство пригласило Корнея Ивановича. Он охотно согласился, хотя и был очень занят подготовкой собрания сочинений Н. А. Некрасова. Работа с ним была прекрасной редакторской школой, которая помогла мне позднее в моей редакционной работе.

...Стояло жаркое лето. Вместе с Лещинским я приходил к Корнею Ивановичу домой, на Кирочную улицу. Обычно после часа занятий он предлагал пойти "продышаться" в Таврический сад или поехать на Елагин остров, чтобы там продолжить работу на воздухе. Из этого ничего не получалось. Корней Иванович быстро попадал в окружение детворы и забывал о нас. Однажды он посадил нас в лодку и потребовал, чтобы мы изображали пиратов, для чего повязал наши головы носовыми платками. С островов мы возвращались пешком. На улице Красных Зорь, как тогда назывался Кировский проспект, нам встретился дворник, моющий из шланга тротуар. Корней Иванович взял у него шланг и задорно, играючи, стал поливать цветы, траву, деревья. Быстро, как всегда, его окружила стайка ребят. Он грозил им:

- Оболью! Оболью! - и направлял струю поверх их голов.

А ребята прыгали, хлопали в ладоши и кричали:

- Дядя, облей! Дядя, облей!

А потом, когда пошли дальше, Корней Иванович все повторял:

- Дядя, облей... Дядя, облей... Дядя Облей... Прекрасное название для сказки - "Дядя Облей", - не правда ли?

Вот почему я стал называть его "Дядей Облеем".

В одну из наших последних встреч я спросил, написал ли он сказку "Дядя Облей".

- Нет. Так и осталось одно название...

* * *

Как-то, когда мы отдыхали в Михайловском саду, примыкающем к Русскому музею, Корней Иванович предложил:

- Хотите, я вас познакомлю с замечательными старухами - Анной Ивановной Менделеевой, вдовой великого Менделеева, и Екатериной Павловной Летковой-Султановой? Они вам расскажут много интересного о Репине, которого знают еще с девяностых годов. Они живут недалеко - в Доме ученых. Мы пойдем к ним сейчас, я давно не был у них.

И мы направились на Миллионную улицу (теперь улица Халтурина), где в общежитии для престарелых ученых доживали свой век крупные деятели науки и культуры, их вдовы и дети.

Пока мы шли, он подготавливал меня:

- Знаете, у каждой старухи свой норов. Живут они рядом в отдельных комнатах, дружат и ревниво ссорятся чаще всего из-за своих друзей. Если Анна Ивановна дружит с Ильей Яковлевичем Гинцбургом, можете не сомневаться, что о Гинцбурге Екатерина Павловна даже и слышать не захочет. Она просто скажет, что "не знает такого скульптора и не хочет знать", хотя еще в восьмидесятых годах Гинцбург сделал ее статуэтку. Но зато Анна Ивановна, узнав, что художник Альфред Рудольфович Эберлинг хочет написать портрет Екатерины Павловны, щепетильно скажет: "Боже, да кто же это, откуда вы выкопали его?" - хотя вместе с Эберлингом она когда-то училась в классах Академии художеств... Да, этим старухам есть что вспомнить. Леткова-Султанова писательница, романистка, отличная мемуаристка. Сотрудничала в "Русском богатстве", дружила с Короленко, Анненским, Михайловским. Встречалась с Тургеневым и Достоевским, свояченица Константина Маковского. Анна Ивановна Менделеева - мать жены Александра Блока. Она художница, но несостоявшаяся. Хорошо знала Чистякова, Куинджи, Шишкина. Сейчас я вам их представлю. Мы вместе войдем в клетку этих львиц, а потом я покину вас, и тогда изворачивайтесь сами.

Подымаясь по крутой лестнице со двора Дома ученых, я каверзно спросил:

- Корней Иванович, а как относится к вам Анна Ивановна, зная, что вы дружите с Екатериной Павловной?

- Прекрасно. Ведь я был дружен и с Блоком, и с Любовью Дмитриевной, и с Бекетовой, матерью Блока, и ее мужем - Кублицким-Пиотухом. С Анной Ивановной у меня чудесные отношения.

- Тогда, значит, Екатерина Павловна, наверное, "не знает, кто вы такой"...

- Что вы! Мы лучшие друзья.

И Корней Иванович нажал кнопку звонка у дверей с табличкой: "Общежитие престарелых ученых".

* * *

Однажды я и Лещинский поехали к Чуковскому в "Заячий ремиз" - Дом отдыха ученых в Старом Петергофе. Был жаркий июльский день. Уже подходя к даче, мы увидели торчавшие в окне первого этажа длинные ноги в пижамных штанах.

- В какой комнате живет Корней Иванович Чуковский? - спросили мы у встретившейся нам санитарки.

И тотчас же ноги в окне задвигались, как бы приветствуя нас, и мы услышали веселый, певучий голос Корнея Ивановича:

- Бродский и Лещинский, заходите, заходите! Я жду вас...

Войдя в комнату, мы увидели его лежащим на полу, на ковре, с разбросанными книгами и бумагами.

- Я изнемогаю от жары, умираю! Нет, я уже умер!.. И вот удивительно даже после смерти продолжаю работать... Садитесь, садитесь! Прямо на ковер, только так еще можно что-то делать... Я всю жизнь работаю. Как вол! Как трактор! Ах, как хорошо и как трудно работать!.. А вам, молодым, знакома эта радость труда? Трудного, тяжелого, потного, часто безрезультатного, но все равно прекрасного?

...А знаете, кто меня научил работать? Моя бедность и моя... лень... Это очень интересно. Я сейчас вам расскажу...

И Корней Иванович рассказывает о том, как он учился и как любил и любит рыться в словарях, справочниках и библиографических указателях.

- Но, кажется, я отвлекся... Всё!.. Начали... Работаем!

Мы устраиваемся рядом, сев на ковер, по-турецки скрестив ноги. Читаем нашу вступительную статью к сборнику. Каждую фразу Корней Иванович берет "на зуб". Все страницы испещряются его поправками.

- Обязательно то, что пишете, читайте вслух и то, что написали, заприте на месяц в ящик стола,- советовал он.

Работая над книгой, мы вели своеобразную игру. Это был как бы необъявленный конкурс на лучший репинский языковый "перл".

- Вот послушайте...

И он читает отдельные строчки, слова, выражения Репина, записанные им на листках, хранящихся в папке "Репин - писатель" (позднее он написал статью на эту тему) :

- "Зонт мой... пропускал уже насквозь удары дождевых кулаков..."

"Ворота покосились в дрему..."

"Полотеры несутся, как морская волна..."

И он перечитывал, вкушая каждое слово, наслаждаясь сочностью, самобытностью, народностью репинского языка.

- А его диалоги! Вы видите этих людей, слышите их голоса. Это - Гоголь! Так мог писать только он. Да, у Репина гоголевский дар охватывать одним словечком всего человека. То же мышление, украинская усмешка...

- Да, - говорю я, - это прекрасно. А вот что накопил я для своей статьи, послушайте 1: