Array Сборник - Русские писатели о цензуре и цензорах. От Радищева до наших дней. 1790–1990

Ведь подобные примеры
Подавать – неосторожно,
И тебя за скудость веры
В Соловки сослать бы можно!

Да и в прошлом нет причины
Нам искать большого ранга,
И по мне шматина глины
Не знатней орангутанга.

Но на миг положим даже:
Дарвин глупость порет просто —
Ведь твое гоненье гаже
Всяких глупостей раз во сто!

Нигилистов, что ли, знамя,
Видишь ты в его системе?
Но святая сила с нами!
Что меж Дарвином и теми?

От скотов нас Дарвин хочет
До людской возвесть средины —
Нигилисты же хлопочут,
Чтоб мы сделались скотины.

В них не знамя, а прямое
Подтвержденье дарвинисма,
И сквозят в их жидком строе
Все симптомы атависма.

Грязны, неучи, бесстыдны,
Самомнительны и едки,
Эти люди очевидно
Норовят в свои же предки.

А что Дарвина идеи
В оба пола разубраны —
Это бармы [131]архирея
Вздели те же обезьяны.

Чем же Дарвин тут виновен?
Верь мне, гнев в себе утиша,
Из-за взбалмошных поповен
Не гони его ты, Миша!

И еще тебе одно я
Здесь прибавлю, многочтимый:
Не китайскою стеною
От людей отделены мы.

С Ломоносовым наука
Положив у нас зачаток,
Проникает к нам без стука
Мимо всех твоих рогаток.

Льет на мир потоки света
И, следя, как в тьме лазурной
Ходят Божии планеты
Без инструкции ценсурной,

Кажет нам, как та же сила,
Всё в иную плоть одета,
В область разума вступила,
Не спросясь у Комитета.

Брось же, Миша, устрашенья,
У науки нрав не робкий,
Не заткнешь ее теченья
Ты своей дрянною пробкой!

Ниспослан некий вождь на пишущую братью,
Быв губернатором немного лет в Орле…
Актера я знавал
Он тоже был в Варле… [133]
Но управлять ему не довелось печатью.

<���…> Я не ищу похвал текущих
И не гонюсь за славой дня,
И Лонгинов веков грядущих
Пропустит, может быть, меня.
Зато и в списке негодяев
Не поместит меня педант:
Я не Булгарин, не Минаев…
Я, слава Богу, дилетант <���…>

Тебя уж нет!.. [134]Рука твоя
Не подымается, чтоб херить [135], —
Но дух твой с нами, и нельзя
В его бессмертие не верить!..

Друзьям бесстыдным лжи – свет правды
Ненавистен. И вот они на мысль, искательницу истин.
Хотели б наложить молчания печать,
И с повелением – безропотно молчать!

Все тайны монгольских наречий
Недаром открыты ему:
Усвоив монгольские речи,
Монголом он стал по уму.
Монгольской премудрости книгу
Он с целью благой изучил:
По ней он монгольскому игу
Цензурный устав подчинил.

Плуты, воры, самодуры!
Успокойтесь, отдохните
От бича литературы:
Вы отныне состоите
Под эгидою цензуры.

Плуты, воры, самодуры!
Блаженной памяти Красовский
Восстав из гроба, произнес:
«Цензурный комитет московский!
В тебя мой дух я перенес!
Прими ж мое ты наставленье:
Чтоб избежать невзгод и бед,
Марай сплеча без сожаленья,
За это замечаний нет!»

Какой я, Машенька, поэт?
Я нечто вроде певчей птицы.
Поэта мир – весь божий свет:
А русской музе тракту нет,
Везде заставы и границы.
И птице волю дал творец
Свободно петь на каждой ветке;
Я ж, верноподданный певец,
Свищу, как твой ручной скворец,
Народный гимн в цензурной клетке.

О, Зевс! Под тьмой родного крова
Ты дал нам множество даров,
Уничтожая их сурово,
Дал людям мысль при даре слова
И в то же время – цензоров!..

Здесь над статьями совершают
Вдвойне убийственный обряд:
Как православных – их крестят
И как евреев – обрезают.