Джером Джером - Все дороги ведут на Голгофу

Конечно, её дорога лежит в Ад. По доброте душевной кто-то из щедрых родственников подарил Джоан на седьмой день рождения издание дантовской «Божественной комедии» с иллюстрациями Дорэ. Из него она получила некоторое представление о том, какая вечность её ожидает. А бог тем временем будет сидеть у себя на небесах в окружении прекрасной свиты дующих во все фанфары ангелов и наблюдать за ней краем глаза. От отчаяния её спасла храбрость. Ей на помощь пришла непокорность. Пускай себе шлёт её в Ад! Она не собиралась ему молиться и под него подлаживаться. Он был греховным богом. Да, именно: жестоким, греховным богом. И однажды вечером она сказала ему об этом прямо в лицо.

День был переполненным даже для такой деятельной грешницы, как маленькая Джоан. Стояла весна, и они уехали за город из-за здоровья матери. Возможно, виной всему было время года: бурление жизненных сил, приводящее к желанию «прыгнуть выше головы», как говорится. Опасный период. Исходя из принципа, что легче предотвратить, чем вылечить, миссис Мандей ввела в обиход на протяжении апреля и мая потчевать Джоан охлаждающей микстурой, однако в тот раз, к сожалению, отпустила без неё. Джоан, одетая не столько напоказ, сколько практично, без туфель и чулок, прокралась вниз. Её будто что-то звало. Безшумно, «как вор в ночи», по выражению миссис Мандей, сдвинула тяжёлые засовы и присоединилась к тысячам лесных тварей – плясала, скакала и кричала, то есть, если коротко, вела себя подстать языческой нимфе, а не как счастливый английский ребёнок. Домой, как ей казалось, она вернулась незамеченной, несомненно, с помощью дьявола. И спрятала мокрые вещи на дне массивного сундука. Затаив на сердце обман, сонным голоском поприветствовала миссис Мандей из-под простыней. А перед завтраком, засыпанная подозрительными вопросами, откровенно врала. В то же утро, во время спора с энергичным поросёнком, согласным изображать Красную Шапочку пока его кормят из корзины, однако отказавшимся надевать чепчик, она обронила нехорошее слово. Днём она «могла убить» единственного сына и наследника фермера. Между ними произошла ссора. В одно из тех грустных мгновений с точки зрения высоких христианских стандартов относительно того, к чему сатана её вечно науськивал, она толкнула его, и бедняга вверх тормашками полетел в пруд для водопоя лошадок. Причина, по которой он, вместо того, чтобы утонуть, поднялся и поплёлся домой, завывая так, что мог разбудить семь спящих отроков 13 13 Христианские мученики, заживо замурованные в пещере и проспавшие там несколько веков. , заключалась в боге, присматривавшем за детьми и устроившем всё так, что неприятность случилась на мелководье. Произойди стычка на противоположном берегу, под которым вода была гораздо глубже, и на душу Джоан наверняка легло бы убийство. Джоан подумалось, что если бог, всемогущий и всевидящий, так тщательно подобрал место, с такой же лёгкостью он мог бы предотвратить и саму заварушку. Почему зверёныша нельзя было препроводить из школы через сад гораздо более коротким путём, чтобы не тащить кругами через двор и не сталкивать с ней в тот самый момент, когда она, мягко говоря, пребывала в настроении вспыльчивости? И почему бог позволил ему назвать её «рыжулькой»? То, что Джоан «решила вопрос» таким образом, а не опустилась на колени и не стала благодарить боженьку за спасение её от преступления, доказывало её врожденную склонность к злодеяниям. Вечером была достигнута кульминация. Перед тем, как отправиться спать, она убила старика Джорджа, коровника. Из практических соображений она с таким же успехом могла бы утопить Уильяма Августуса ранее. Этого просто нельзя было не сделать. Мистер Хорнфлауэр, правда, выжил, но это уже не вина Джоан. Джоан стояла в белом пеньюаре возле своей кровати. Всё вокруг неё дышало невинностью и целомудрием: незапятнанные простыни, ситцевые занавески, белые гиацинты на подоконнике, библия короля Якова, подарок тёти Сьюзан, её молитвенник в красивом переплёте из телячьей кожи, подарок дедушки, на столике, миссис Мандей в чёрном по случаю вечера, с брошью (белый рельеф с бледно-розовой могилкой и плакучей ивой) в память о покойном мистере Мандее… Джоан стояла прямо, с бледным, восторженным личиком, отметая все эти средства праведности и искренне желая мистеру Хорнфлауэру смерти. Старый Джордж Хорнфлауэр был тем, кто, оставшись незамеченным ею, в то утро проходил мимо неё по лесу. Тот хмурый старик Джордж, который подслушал нехорошее слово, которым она обозвала свинюшку, и который повстречал Уильяма Августуса по дороге из пруда. Мистеру Джорджу Хорнфлауэру, скромному орудию в руках провидения, помогавшему ей достичь возможного спасения, она должна была быть признательна. А вместо этого она бросила в отчаянное лицо миссис Мандей ужасные слова:

– Жаль, что он не помер!

«Тот, кто в сердце своём…» начинался стих, и этому была посвящена целая глава. Джоан была убийцей. С таким же успехом она могла взять кухонный нож и пронзить дьякону Хорнфлауэру сердце.

В ту ночь молитвы Джоан, сопровождаемые всхлипываниями миссис Мандей, были исполнены безнадёжностью оторванности от жизни. Поцелуй миссис Мандей получился холодным.

Джоан не знала, сколько пролежала, ворочаясь в своей кроватке. Где-то около полуночи её охватило безумие. Отбросив простыни, она встала на ноги. На пружинном матрасе стоять непросто, однако Джоан сохраняла равновесие. Разумеется, бог был с ней в той комнате. Бог был повсюду, шпионя за ней. Она отчётливо слышала его размеренное дыхание. Оказавшись с ним наедине, она сказала ему, что про него думает. Она сказала ему, что он жестокий, противный бог.

Грешникам Крест Виктории 14 14 Британский орден. не положен, не то Джоан наверняка заслужила бы его в ту ночь. Храбрость ей придало не отсутствие воображения. Бог и она, одни, в темноте. Он со всеми своими вселенским силами. Вооружённый вечными муками и наказаниями и восьмилетняя Джоан: тварь, которую он создал по собственному образу и подобию и которую мог пытать и истребить. Ад уже разверзся под ней, однако промолчать было нельзя. Кто-то должен был ему это сказать.

– Ты противный бог, – сказала ему Джоан. – Да, именно. Жестокий, противный бог.

И чтобы не видеть, как перед ней распахиваются стены, не слышать дикого хохота тысячи чертей, которые пришли за ней, она упала, спрятала лицо в подушку, стиснула кулачки и стала ждать.

И вдруг грянула песня. Ничего подобного Джоан прежде не слышала. Настолько ясная, громкая и близкая, что вся ночь будто наполнилась гармонией. Опускалась до нежно тоскующего плача, трепещущего страстным желанием, и снова взмывала в захватывающем экстазе – песня надежды, песня победы.