Николай Лейкин - В ожидании наследства. Страница из жизни Кости Бережкова

– На Соньку же вашу тратите рублей полтораста денег – вот эти деньги мне.

– Никогда… Ничуть… Софья Семеновна у меня в черном теле.

– Недавно еще ей бриллиантовую браслетку подарили…

– Да уж это так только… За верную службу… И то потому, что жиды в рассрочку дали.

– У вас все жиды… А по-моему, жиды – самые хорошие люди, коли они деньги и вещи в долг дают. Вот возьмите у них и для меня в рассрочку.

– Ах, какая барыня тяжелая! – вздохнул Караулов и прибавил: – Ну, вот что: возьмите себе два бенефиса в зимний сезон. Полтораста рублей в месяц и два бенефиса.

Полные два бенефиса берите. Только вечеровый расход вычту.

– Нет, далеко торговаться.

– Вы не шутите с бенефисами, Надежда Ларионовна. Вас теперь полюбила публика, и вы можете много в бенефис взять. Назначайте двойные цены.

– Если бы можно новые оперетки с новыми костюмами поставить, то другое дело, а то ведь у вас костюмы – трепаное старье.

– Найдем костюмы.

Поднялся со стула Костя, наклонился к Надежде Ларионовне и прошептал чуть не сквозь слезы:

– Оставайся, Надюша. Завтра я тебе лошадей помесячно найму, постоянных лошадей, квартирку тебе заново обмеблирую. Шлимович хотел мне мебели в долг достать.

Надежда Ларионовна подняла на Костю глаза и сказала:

– Врете вы, кажется.

– Ей-ей, все у тебя будет, что ты просила.

– Деньги-то вот за вчерашнюю тройку отдайте. Сегодня вечером уж извозчик ко мне приходил за деньгами.

– Вот, вот… Приготовлено. Завтра придет, так отдайте.

Костя распахнул бумажник и вытащил деньги.

Подошел Караулов.

– Так как же, Надежда Ларионовна? – начал он снова. – Решите мою судьбу. Только не губите. Дайте от вас сборами попользоваться.

– Да что вы с ножом к горлу пристали! – огрызнулась Надежда Ларионовна.

– Мой совет – оставаться тебе. Ну, куда тут ехать! – проговорила до сих пор молчавшая и курившая папироску тетка Надежды Ларионовны.

– Не ваше дело, тетенька. Не суйтесь. Ну, однако, что ж мы сидим? Константин Павлыч, ведите и угощайте ужином.

– Нет, уж сегодня позвольте мне предложить ужин, – засуетился Караулов.

– Вы? С какой же стати вы это сегодня расщедриваетесь? Или хотите ужином задобрить? Ошибаетесь. Тут не ужином пахнет.

– О, просто от полноты души и от сердца! Вы сегодня богиня, богиня шансонетки, – говорил Караулов. – Прошу вас и вас, Константин Павлыч. Хотите – здесь будем ужинать, хотите – поедем куда-нибудь.

– Здесь, здесь. Только чтобы вашей Соньки с нами не было, – сказала Надежда Ларионовна.

– Софья Семеновна позавидовала вашему успеху, раскапризничалась и домой уехала, – отвечал Караулов. – Прошу и вас… – поклонился он тетке.

– Нет, нет. Тетенька с костюмом домой поедет и дома поужинает. Не люблю я, когда хвост, – отвечала Надежда Ларионовна, толкнула Костю в бок и крикнула: – Ну идемте! Чего вы надулись, как мышь на крупу! Господи, как я не люблю таких кислых мужчин! Словно из него жилы тянут.

Они стали выходить из уборной.

– Надюша, хоть бы раз в жизни тетку-то покормили ужином в ресторане, – шепнула Надежде Ларионовне тетка, как-то боком подскочив к ней.

– Отстаньте вы, пожалуйста. Собирайте костюм и поезжайте домой. Константин Павлыч! Дайте ей на извозчика. У меня нет.

Костя вытащил из кармана рубль и дал.

Антрепренер Караулов, Костя Бережков и Надежда Ларионовна, пройдя за кулисами, вышли в маленькую дверь, ведущую в коридор. В коридоре Надежду Ларионовну ждала овация. Там стояли молоденький офицерик, толстый интендантский чиновник с круглыми усами и прыщавый статский саврасик в пенсне. При появлении Надежды Ларионовны они из всей силы зааплодировали.

– Браво, браво! – басил интендантский чиновник.

Офицерик тотчас же подскочил к ней.

– Позвольте представиться. Переносьев, – начал он. – Затем позвольте выразить вам несказанную благодарность за то эстетическое наслаждение, которое вы доставили нам. Кстати, сообщите, когда ваш бенефис. Могу притащить к вам в театр массу товарищей, только пришлите билеты на мое имя. Вот моя карточка.

Сказано это было все быстро, за один дух. Офицерик шаркал ногами, кланялся и совал карточку. Для Надежды Ларионовны все это было неожиданно. Она попятилась, смутилась и не брала карточку.

– Я не знаю, право, когда будет мой бенефис. Лучше уж вы потом… Может быть, даже и не будет, – говорила она.

– Как? Вы даже не имеете и бенефиса! – рявкнул басом интендантский чиновник. – Да ведь это варварство! Мы заставим, заставим антрепренера дать вам бенефис! Кто у вас антрепренер?

– Я-с… – откликнулся, заикаясь, Караулов. – Мы и даем им бенефис, да они не берут-с…

– С какой стати? Позвольте, сударыня, с какой стати? Неужели же вы боитесь быть в накладе? Мы поддержим.

Считайте, за мной пять кресел.

– Поддержим, поддержим… – гнусил тоненьким голоском саврасик. – Позвольте отрекомендоваться: любитель искусств и театра…

Офицерик не дал ему договорить.

– Возьмите все-таки мою карточку-то, мадемуазель Люлина, – перебил он саврасика, суя Надежде Ларионовне свою карточку. – Когда будет бенефис, я пригожусь. Присылайте билеты без церемонии. Десять – пятнадцать билетов я всегда раздам.

– Берите, берите карточку-то… Пригодится, – сказал Надежде Ларионовне Караулов и, обратясь к интендантскому чиновнику, сказал: – Бенефис бенефисом, а похлопочите насчет подарка для госпожи Люлиной, соберите подписочку. Поощрить талант стоит.

– Всенепременно, всенепременно… – басил чиновник.

– Составляйте сейчас подписку, я готов подписать, – опять прогнусил тоненьким голоском саврасик.

Костя стоял около Надежды Ларионовны, и его бросало в жар. Он уже ревновал ее ко всем.

– Ну, пойдемте… – сказал Караулов Надежде Ларионовне и Косте.

– Уезжаете уже? – полюбопытствовал саврас.

– Нет, я пробуду еще здесь, но все-таки скоро уеду.

– В таком случае, может быть, еще увидимся.

Все расшаркались. Надежда Ларионовна была до того смущена, что даже не подала им руки. Такую овацию ей пришлось испытать еще в первый раз.

– Видите, видите, как вас здесь ценят, – заговорил Караулов, обращаясь к Надежде Ларионовне, когда они отошли в конец коридора. – И после этого вы еще хотите бросать наш театрик!

– Да вы это нарочно подстроили, чтобы удержать меня, – улыбнулась Надежда Ларионовна.

– Ну вот… Как я мог все это подстроить, если я и вижу-то всех их в первый раз. Статский-то бывает у нас.

– Статский-то прогорелый… Это купеческий сын Портянкин… – заметил Костя. – Задолжавши всюду страсть.

Мать уж публиковала, что не будет долгов за него платить. – Э, батенька! – подмигнул Караулов. – Иногда прогорелый-то лучше непрогорелого. Ему уж все равно… Ему один конец… А денежки иногда попадаются.