Оскар Уайльд - Портрет Дориана Грея. Перевод Алексея Козлова

– Бэзил, стоит вам только пообещать её кому-то, как я вас возненавижу и прокляну! И тогда прощения не просите – не прощу! – воскликнул Дориан Грей. – И, знайте, никому не позволено величать меня «глупым мальчиком»!

– Мне приходится повторять, картина – ваша собственность, Дориан. Она подарена мной вам ещё до своего появления на свет! Вы же не будете отрицать, что порой вели себя довольно глупо? Не думаю, что напоминание о вашей молодости вам неприятно, скорее наоборот! При этом вас просто раздувает от тайной гордыни!

– Ещё сегодня утром меня бы передёрнуло от этого, лорд Генри.

– Ах! Ещё сегодня утром, говорите. Но с тех пор вы уже немного постарели!

Послышался стук в дверь, и в комнате появился лакей с чайным подносом, который тотчас установил его на низкий японский столик. Зазвенели чашки и блюдца, запыхтел пвчписной чайник.. Следом за лакеем вошёл мальчик и внёс два шарообразных фарфоровых блюда. Дориан Грей пуже разливал чай, стоя у стола. Холлуорд и лорд Генри неспешно подошли к столу и, приподняв крышки, стали рассматривать, что там под крышкой.

– Как вы думаете, не стоит ли нам пойти сегодняв театр?, – предложил лорд Генри, – Наверняка где-нибудь, что-нибудь интересное. Хотя я и обещал кое-кому обедать в Уайт-клубе, но это мой старый приятель, так что можно телеграфировать ему, что я плохо себя чувствую или что внезапно занят, или сказать правду, что не могу присутствовать ввиду более позднего приглашения. Думаю, что последняя отговорка предпочтительнее; она умилит его своей дерзкой откровенностью.

– Надо фрак нацеплять! Какой ужас!, – сморщился Холлуорд, – Нет ничего беле отвратительного, чем эти фраки!

– Да уж! – томно процедил лорд Генри, – Современная мода отвраттительна! Фрак так мрачен и уныл. Ныне нашу жизнь может скрасить только цветистый порок!

– Право, Гарри, тебе не стоило говорить таких вещей при Дориане!

– При каком из двух? При том, который наливает чай, или пялится с картины?

– Перед двумя!.

– Я был бы счастлив пойти вместе с вами в театр, лорд Генри, – воскликнул Дориан

– Замечательно! Тогда в путь!, Бэзил, вы составите нам компанию?

– Я, право, я не могу. Дела, дела, дела!.

– Ну, так мы поедем одни – я и вы, мистер Грей.

– Я буду только рад!

Бэзил, закусив губу и, подошел к картине, держа чашку на весу.

– А я останусь с истинным Дорианом, – невесело сказал он.

– С чего это – истинный Дориан? – воскликнул юноша, подходя к нему. – Неужто я на самом деле таков?

– Да, именно!

– Как это чудесно, Бэзил!

– По крайней мере, по видимости, это вы! И на картине всегда останетесь таким!, – вздохнул Холлуорд. – А это многого стоит!.

– Как люди охотятся за верностью! – почти выплюнул лорд Генри, – Да даже в любви – это просто чистый животный инстинкт! Стабильность никак не связана с нашей волей. Молодые люди грезят верностью! И лгут, старцы мечтают согрешить – и обламываются! Вот и вся истина! Я умываю руки!

– Дориан! Не стоит вам ходить сегодня в театр! – сказал Холлуорд, – Оставайтесь! Вас ждёт хороший обед!

– Никак не могу, простите, Бэзил!

– Что так?

– Я пообещал лорду Генри составить ему компанию.

– Вы ничуть не упадёте в его глазах, если не выполните своего обещания! Он сам-то держит обещания? Никогда! Поверьте мне! Не стоит вам ходить с ним!

Дориан Грей рассмеялся и стал качать головой.

– Я молю вас!

Юноша как будто заколебался; он бросил быстрый взгляд на лорда Генри, который, с неизменной чашкой в руке, улыбаясь, слушал их беседу.

– Я обязан откланяться, Бэзил, – сказал он.

– Ваше дело! – сказал Холлуорд. Он вернулся к столу и поставил чашку на поднос, – Тогда не стоит терять времени! Уже вечер, а вам надо переодеться! Прощайте, Гарри! До свидания, Дориан. Надеюсь, заглянёте во мне на днях!… Завтра придёте?

– Пренепременно.

– Надеюсь, у вас хорошая память? Не забудете?

– Нет, разумеется! – утвердительно кивнул Дориан.

– А ты… Гарри?

– Да, Бэзил.

– Не забудьте то, о чем я просил тебя в саду сегодня утром.

– Я что-то ничего не припоминаю!.

– Я доверяю вам.

– Мне осталось доверять только самому себе! – сказал лорд Генри, похохатывая, – Так идемте же, мистер Грей! Мой кабриолет караулит нас у дверей! Я могу подбросить вас потом до дома. До свидания, Бэзил! Чудесный выдался денёк сегодня!.

Когда дверь за гостями затворилась, Холлуорд тяжжко уселся на диване. На его лице было написано выражение страдания и боли..

На следующий день в первом часу лорд Генри Уоттон двинулся по Кёрзон-стрит направляясь к Альбани. Он намеревался навестить своего дядю, лорда Фермора, доброго и вечьма неглупого старого холостяка со слегка грубоватыми манерами. В высшем свете он пользовался хорошей репутацией добродушного и щедрого человека, хотя все остальные, не получавшие ничего от его щедрот, считали его отпетым эгоистом. Охотнее всего он поддерживал тех, кто потешал и развлекал его. Отец лорда Фермора, во времена юности королевы Изабеллы, задолго до явления в свете Прима, был английским посланцем в Мадриде. В силу чрезмерно капризного характера, обиженный на то, что послом в Париж назначили другого, хотя этим постом он был обязан обладать по своему происхождению, изысканному сибаритскому воспитанию, прекрасно поставленной английскому слогу его дипломатических нот, а также и по своей ненасытной жажды наслаждений. Сын, состоявший при отце в качестве секретаря, подал в отставку вместе со своим отцом – довольно опрометчивый, как тогда думали, поступок – и зависнув на несколько месяцев в своём имении, наконец вступил в наследство титулом и в итоге занялся изучением великого искусства аристократического ничегонеделанья.

В Лондоне в его владении находилось два огромных дома, но он предпочитал жить в меблированных квартирах, считая это менее хлопотливым делом, и по большей части заказывал завтраки и обеды в клубе. Лорд Фермор не забывал уделять внимание своим угольным копям в английских графствах; и эту плебейскую прихоть оправдывал тем, что благодаря своему нездоровому интересу к промышленным объектам и механизмам он, как это подобает приличному аристократу, может позволить себе топить свой камин натуральными дубовыми дровами!

По своим политическим взглядам это был отпетый консерватор, но только в те периоды когда консерваторов не было у власти, когда же они были у власти, он поносил их всячески, обзывая «бандой бешеных радикалов» и тому подобными эпитетами. Он вёл непрекращающиеся войны со своим камердинером, державшим его в ежовых рукавицах, и клацал на него зубами. Сам будучи жертвой, он сделал жертвами своих многочисленных родственников, которых безбожно терроризировал и подавлял. Воистину, такое диво могла породить только островная Англия, хотя он презирал и её, утверждая, что эта страна рано или поздно окажется на самом дне Ада. Он руководствовался принципами, старомодными до замшелости, хотя со временем почти все его предрассудки педантично подтвердил сам ход истории.