Александр Давыдов - Воспоминания

Мы в знаменитом Транссибирском экспрессе, в поезде, о котором я много читала и слышала и в котором многие мечтают совершить поездку. Хочется использовать полностью это путешествие - ничего не пропустить и все увидеть. За окном совсем темно, только время от времени виден свет станционных огней, мимо которых наш поезд, не останавливаясь, проезжает. Вдалеке, во мгле, едва различаются редкие дома, где кто-то ещё не спит. Я пытаюсь проникнуть в этот мрак и представить себе, что там. Вижу дальние силуэты голых деревьев и железнодорожные сигналы. Снег, лёд - насколько видит глаз. Другой свет, другой континент, вызывающий чувство опустошения, мрака и одиночества, и в то же время чувствуется вокруг бесконечное богатство природы Сидя на полке, я смотрю и смотрю, и мне не хочется ни ложиться, ни спать.

Наконец, я ложусь, и меня охватывает глубокий сон, мне снятся странные сны, я вижу снег и тройки, и Каташу, едущую в кибитке к мужу. Да, в течение следующего дня и ночи я не прекращаю думать о них, о моих двух прабабушках, которые тоже ехали по той же дороге, но при других обстоятельствах и в других условиях. Вспоминаю мою прабабушку, Александру Ивановну Давыдову, она была крепостной и не могла поехать вслед за мужем, так как была беременная, для неё тяжелые условия путешествия были бы опасны как и для будущего ребенка. Когда же она смогла поехать, то была вынуждена оставить шестерых детей...

(272) Утром, хорошо выспавшись, я встала рано, чтобы иметь время приготовиться к остановке в Красноярске, где поезд стоит всего пятнадцать минут. Приезжаем. Снаружи ещё темно, и все кажется спящим под снегом. Огромный Красноярский вокзал заполнен пассажирами, спешащими подняться в вагоны. Я тоже тороплюсь, так как мой муж сказал мне:

"Возвращайся поскорее". Моя цель была найти кого-нибудь и дать три свечи, чтобы их поставить в церкви, поближе к кладбищу и могиле моего прапрадедушки. У меня не было времени пойти туда самой. Я удаляюсь от поезда к станции, перехожу рельсы, надеясь встретить такого человека, но те двое, которые попались мне на дороге, имели такой неприветливый вид, что я даже не решилась остановить их. Наконец, я нашла женщину, средних лет, которая выслушала мой рассказ о том, что я приехала из Парижа, что мой прапрадед В. Л. Давыдов, декабрист, здесь похоронен и что я очень прошу её взять эти свечи и поставить их в церкви за упокой его души. Она ответила, что знает о декабристе Давыдове, но в церковь не ходит. Однако у неё есть старая тетка, и та исполнит мою просьбу. Я поблагодарила её и отдала ей свечи. Очевидно, она с удовольствием поговорила бы со мной ещё, и я, торопясь, рассказываю все, что могу, но чувствую, как летят минуты и секунды. Мне надо спешить к поезду, пересечь столько путей, платформы такие длинные, вагон мой так далеко, и меня охватывает паника. Я хочу побежать, но не смею, боюсь упасть, кругом лед и снег. Наконец, наш вагон. И как раз вовремя:

ровно через две минуты наш поезд трогается. Остановка в Красноярске была для меня очень важной. Как хорошо, что у меня в Париже есть фотографии прабабушкиной могилы и дома, где они жили. Бог знает, может я когда-нибудь ещё вернусь сюда...

Ранним утром двадцать седьмого, точно в шесть тридцать утра, мы приезжаем в Иркутск. В этот утренний час вокзал очень оживлён, а до гостиницы близко: она на другой стороне реки Ангары, только частично замерзшей. Все, что я вижу по дороге, вызывает у меня непреодолимое желание побежать и сфотографировать эти красивые места, эти старые дома вдоль дороги. Улицы, покрытые снегом и льдом, меня чаруют. Я обожаю снег. Зима без снега - не настоящая зима, (273) и в Париже его мне очень недостает. Чуть только мы начинаем устраиваться в нашей удобной, но некрасивой комнате, звонит телефон. Это Марк Давидович Сергеев. Я уславливаюсь встретиться с ним в восемь утра, до кофе. Прошло уже четыре года с тех пор, как мы с ним познакомились в Париже. Он известный писатель и специалист по декабристам. Я читала его книги с удовольствием. Как он мне сказал, сейчас он работает над новой книгой, о тех женах декабристов, которые не смогли поехать за мужьями в Сибирь и жизнь которых была ещё трагичнее. Хотелось бы поговорить о многом, но как найти время, и мы уславливаемся к вечеру опять с ним связаться после нашего возвращения из тайги.

С группой туристов мы начинаем осмотр меховой фабрики. М. Д. говорил, что это стоит посмотреть, но мы с ним не согласны. Намного интереснее было бы просто гулять по улицам Иркутска.

По дороге в тайгу с автобусом случилась авария, и мы должны были ждать почти два часа, пока нас не подобрал другой. Все это время мы могли бы провести в Иркутске, хотя время прошло быстро, даже зажгли большой костер у дороги. Очень красив в тайге закат солнца. Обедаем мы поздно, в ресторане среди тайги. Электричества нет, и мы вкусно едим при тусклом свете двух керосиновых ламп. Вечером, по возвращении в гостиницу, звонок. М. Д. просит никуда не уходить тридцатого: "они" устраивают "вечер" для нас в доме Трубецких. В музее...

Утром мы с группой уезжаем кататься на тройке. Делаем остановку по дороге к озеру Байкал. Погода чудесная, и нас встречают три женщины в национальных костюмах, надетых специально для нас, туристов. Они угощают блинами и водкой. Перед ярким костром ждут тройки, лошади окутаны паром от дыхания на морозном воздухе. Минус тридцать градусов, но ветра нет, и небо синее.

Мы садимся в двухместные сани-тройки и наслаждаемся прогулкой. Два кучера правят тремя лошадьми; как хотелось бы промчаться так до Байкала! Но, к сожалению, нужно садиться в автобус. Мы ещё успели прогуляться немного по снегу. Красивая картина: березы и яркоголубое небо.

(274) И вот Байкал. Он ещё не замерз и легкий туман стоит над ним, как будто это пар. Байкал огромен. Глубоко и длинно это озеро, вода необозримо простирается вокруг. Пятая часть всей пресной воды в мире! Ресторан находится чуть на высоте, оттуда видно озеро, и зрелище это очень красиво. На обратном пути мы останавливаемся в маленькой деревеньке около озера, в Лусьянке, гуляем по узким улочкам, вдоль которых стоят маленькие, как будто кукольные, домики. Здесь так спокойно, что чувствуешь себя от всего далеким. Изумителен закат над Байкалом: пламеннокрасного цвета, он окрашивает все вокруг в дивные, неземные тона. Другой свет, другая планета... Я понимаю, почему здешние люди гордятся тем, что они сибиряки. Какой простор и какая свобода! Сибирь захватывает, это несомненно.

Наскоро помывшись и быстро поужинав, мы встречаемся в гостинице с М. Д. и едем с ним в дом Трубецких, где его жена ожидает нас на крыльце. Дом двухэтажный, деревянный, построенный после Отечественной войны 1812 года и реставрированный. Надпись: "Дом-музей декабристов". Мы входим. Как мне описать все чувства, охватившие меня в этот момент? Их столько и все такие разные. Об этом доме я тоже мечтала. И вот я в нём. Нас ждет у входа много людей, человек тридцать или больше, все они интересуются историей декабристов. Мы рассаживаемся в большой комнате: мой муж, М. Д. и я, вдоль стены, за столом, на котором стоит свеча. Мы освещены сильными лампами, за которыми сидят зрители, а фотографы снимают нас со всех сторон. Я волнуюсь. Знаю ли я какие-нибудь "предания" о моих предках? Рассказываю им то, что знаю, но они хотят ещё, и я чувствую, что они не удовлетворены моими рассказами. Мне так жаль, что я мало прислушивалась к папиным рассказам, он так много знал об этих, давно прошедших временах. Эти люди интересуются всем, они хотят знать все, все детали. Разговор ни на секунду не угасает, и в этой уютной и дружеской обстановке вечер очень быстро проходит. Мне подарили девять книг. Почти все о декабристах. Мне показалось, что вернулось мое детство, когда в школе, в конце занятий, раздавали призы - книги. На одной из девяти книг подписалось большинство присутствующих. Другая - о жизни Пушкина во время его ссылки в (275) Кишенев. И ещё интереснейшая книга Зильберштейна, о работе декабриста Бестужева, которую я давно искала. Рисунки, портреты, акварели Бестужева, каждый - маленькое произведение искусства, , изображающие декабристов в их повседневной жизни в ссылке. Я была очень рада и тронута. Затем нам показали весь дом, все комнаты, с портретами декабристов, с мебелью, частично даже подлинной, принадлежавшей моим предкам. Я даже увидела кусочек ткани, вышитый самой Каташей. Как мне нравилось находиться в этом доме и чувствовать, что все эти люди так интересуются жизнью моих прадедов.