Хедвиг Шоберт - Найти самого себя. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

Альтен приник губами к ее руке. Это был долгий, страстный поцелуй. По тому, как пылко он схватил ее руку, и по дрожанию его губ Роуз Мари почувствовала, как сильно он был возбужден. Она с любопытством взглянула на него. Возможно ли было для человека испытывать такие сильные чувства? Чувствовала ли она сама когда-нибудь то же самое? Если да, то это было очень давно.

– Я верю Вам, – сказала она таким тоном, каким успокаивают маленьких детей; при этом едва заметным движением головы она указала в сторону эркера. Только теперь Альтен заметил, что там сидела Грета, что они были не одни, как он предполагал. Грета! Впервые за вечер он вспомнил о ее существовании. Он смущенно замолчал.

Грета сидела, окруженная цветами; ее тонкая фигура в темном, пуритански простом платье выделялась на их фоне. Голова слегка опущена; казалось, она не видела ничего, кроме работы, которую держала в руках.

Виктор выпрямился и встряхнул головой. Он глубоко вздохнул, но очарование, которое он чувствовал, не хотело оставлять его. Это очарование как будто исходило от близости Роуз Мари, в присутствии которой даже безжизненные предметы приобретали особую прелесть. Приглушенный насыщенный свет, прекрасные цветы, большие китайские веера, весь сверкающий хаос вокруг – от всего этого исходил тот же волнующий аромат, как от этой необыкновенной женщины, стоящей перед ним. С большим усилием Альтен заставил себя вернуться к реальности.

– Я не решаюсь спросить, что Вы думаете о моем друге, мадам, – выдавил из себя он, наконец.

– Что касается меня, то я оценила бы духовность, интеллект и ум гораздо больше, если бы они не были облачены в запятнанный сюртук и неряшливую внешность, – ответила Роуз Мари. – Мудрец из бочки сегодня не вписывается в наше окружение, Вы не находите? Возможно, Ваш Грегор обладает всеми наилучшими качествами этого мира, но что касается меня, то я не могу увидеть те достоинства, которые находятся у человека внутри, если мне неприятно то, что я вижу снаружи. Видите, Альтен, я очень откровенна!

– Боюсь, Вы устанавливаете очень высокий стандарт для людей, – вздохнул Альтен.

Никогда прежде Альтен не казался себе таким неуклюжим и неинтересным человеком, как сейчас, когда он был рядом с этой безупречной аристократичной женщиной. Он не осмеливался взглянуть в зеркало, чтобы еще больше не потерять уверенность в себе, и поэтому – возможно, именно по этой причине – он еще более упорно старался продлить короткое время, предоставленное ему, чтобы насладиться окружающей его роскошью.

– Возможно, Вы правы! – Роуз Мари посмотрела ему прямо в лицо. – Однако, мне кажется, что с течением времени человек становится очень нетребовательным по отношению к людям – ужасно нетребовательным! Кто может знать это лучше меня!

Она встала и протянула ему руку.

– Теперь, Альтен, идите; Ваша жена, наверное, уже заждалась Вас.

– Бедняжка, – с состраданием сказала Роуз Мари, когда Виктор ушел, – я могу себе представить, что такой брак должен быть необыкновенно тяжелым испытанием для творческой души. У его жены, вероятно, нос картошкой, красные руки и нерасчесанные волосы. Такое случается, когда женятся по любви! – Для него это было не более, чем минутный порыв стать защитником и покровителем слабого беззащитного существа, но когда он осознал, что этого недостаточно для счастья и что, делая это, он совершил глупость и взвалил на свои плечи непосильную ношу, то было уже слишком поздно. Потому что, в конце концов, именно мы женщины ведем за собой мужчин, а не наоборот.

– Ты его погубишь, Роуз, – сказала Грета, с горечью в голосе, стоя перед Роуз Мари и пристально глядя ей в лицо, – и потом…

Роуз Мари положила руки на плечи племянницы.

– Глупышка! Я пытаюсь спустить его с неба на землю и, поверь мне, однажды он поблагодарит меня за это. Мы должны быть практичны, Грета, если мы хотим достичь чего-нибудь в жизни.

Когда Виктор вернулся домой, он обнаружил, что в гостиной темно и пусто. Марты не было и в спальне, она, должно быть, еще не вернулась домой.

Он посмотрел на часы. Одиннадцать! Грегор все еще сидел в своем пабе, а Марта, вероятно, была у Даллманнов! Это случилось впервые, и ее отсутствие в такой поздний час раздражало его, хотя в то же время он почувствовал облегчение. Ему не хотелось, чтобы их повседневные разговоры разрушили то очарование, которое все еще не исчезло в его памяти после возвращения с виллы Мюрнер. Он словно еще ощущал аромат, окружающий эту удивительную женщину, и все еще видел в своем воображении роскошь и другую необыкновенную жизнь, которая ему самому была недоступна. С презрением смотрел он сейчас на простую мебель, которая до этого казалась ему очень красивой.

Как все было уродливо вокруг него, необыкновенно уродливо! И разве Роуз Мари не слушала его внимательно, не кивала одобрительно, когда он рассказывал ей, как чувствительна была его душа к внешним впечатлениям? Она одна его поняла!

Марта скептически кривила губы, а Грегор посмеивался над ним, когда oн хотел поделиться с ними своими чувствами. – В такой обстановке он не мог больше работать! – Он снова позволил себе погрузиться в чарующие воспоминания о сегодняшнем вечере.

Почему он не поднялся до тех высот, которые открывались ему, почему он должен медленно деградировать здесь, рядом с нелюбимой женщиной? … Роуз Мари… возможно…

Он услышал, как ключ повернулся в дверном замке, и Марта вошла в дом.

– Виктор – ах, Виктор, ты уже дома? – произнесла она со смехом и сняла с головы шляпу. – Сегодня был день рождения Лены – и мы были так счастливы – мы пили пунш – много пунша. О, Виктор!..

Виктор с раздражением отвернулся в сторону. Опять он должен выслушивать всю эту чушь о Даллманнах!

Марта начала снимать свой меховой жакет, руки застряли в рукавах, и она по-детски беззаботно рассмеялась.

– Виктор, ты ведешь себя как медведь, – сказала она и села рядом с ним. – Я хочу, чтобы ты время от времени тоже пил пунш – много пунша – и тогда ты, наверное, не был бы таким мрачным!

Виктор облокотился o стол и посмотрел на жену. Чувство горечи перехватило ему горло.

– Марта, что с тобой?

Он почти выкрикнул это. Контраст того, что происходило сейчас, с тем, что он испытал только несколько часов тому назад, поразил его.

Щеки Марты разрумянились, весело смеясь, она откинулась на спинку стула.

– Мы пили пунш – много пунша – пили за здоровье и успехи Лены, – радостно щебетала она. – Это было так прекрасно, Виктор!

Перед его глазами мгновенно предстала картина того, о чем рассказывала его жена. Душная, грязная комната с горячим пуншем на столе, перед столом фрау Даллманн в неопрятном платье с закатанными рукавами и Лена в кружевной накидке, которой так часто восхищалась Марта, и, наконец, – рядом с ними его жена! Он сжал руки в бессильной ярости. Его помыслы звали его вверх, а его жену – всегда только вниз – в болото, которое она называла жизнью! – Сейчас она вызывала у него отвращение!