Герман Мелвилл - Марди и путешествие туда

– Хорошее предзнаменование, – сказал Ярл, – пока они рядом, ничего плохого с нами не случится.

Но, однако, он ошибся, хотя они и следовали за нами в течение многих дней после того, пока не произошло событие, потребовавшее их ухода.

Весло Ярла насчитывало уже шестнадцать меток на своём корпусе, когда однажды вечером, как только огромное солнце коснулось оправы горизонта, мы заметили высокие мачты судна, казавшиеся паутиной на фоне его тёмно-красного диска. Это далёкое судно выглядело объятым пламенем.

В ясную погоду паруса, незаметные посреди моря в полдень, становятся заметными к закату. Закат меняет утреннее впечатление. Находясь в поле зрения в сером рассвете, удалённое судно, пусть в действительности и расположенное довольно близко, как бы отступает от наблюдателя, поскольку солнце поднимается всё выше и выше. Это явление сохраняется, пока объект находится в пределах обычной области видения. И так же, тут и там, происходит с другими удалёнными объектами: чем более лёгкий взгляд вы бросаете на них, тем больше неясности. Некоторые открытия лучше всего делаются в сумерках.

Вид незнакомца был не намного страннее нашего. Но, прояснившись в лице, как будто встреча предполагала нечто приятное, Ярл выглядел счастливым и выжидающим. Однако он быстро изменил своё поведение, как только узнал, что я стремился избежать встречи.

Немедленно наши паруса были свёрнуты, и, призвав Ярла, который несколько озадачился, повиноваться, я установил вёсла, и оба мы принялись грести, держась далеко в стороне от нашего прежнего курса.

Я предугадал, что корабль являлся китобойным судном и, следовательно, с помощью оптики, которая его владельцам мгновенно приближала горизонт, нас, возможно, с корабля заметили, особенно учитывая то, что мы находились далеко к востоку от судна, и потому, что положение на закате является одним из самых благоприятных для того, чтобы зафиксировать отдалённый объект в море. Кроме того, наш парус был белоснежным и очень заметным. Безусловно, мы не могли быть уверенными в том, каково было это судно, но, независимо от того, каким оно могло бы быть, с моей стороны не было никакого желания пересечься с ним, поскольку это было бы довольно просто, и, если незнакомец оказался бы в пределах слышимости, да ещё при отсутствии у нас ресурсов, ничего бы не оставалось, кроме как связать наши судьбы с ним, тогда как я желал следовать только нашим курсом. Что касается Небожителя, то он задумчиво глядел через плечо, несомненно прося Небеса, чтобы мы избежали того, что было неотвратимо.

Теперь, после более внимательного исследования, будучи вполне убеждёнными, что незнакомец, в конце концов, держал почти западный курс – правда, вдали от нас, – мы переставили наш парус, а поскольку наступила ночь, мой Викинг попросил меня, вторя моему же собственному любопытству, возобновить наш параллельный курс и далее так же следовать за судном с целью его более внимательного изучения, но без риска быть обнаруженными. Поэтому, осмелев, мы пошли под парусом.

Но, чувствуя, что ветер был слабоват (что было в нашу пользу: преследовали-то мы, а не нас), да и учитывая совет моего товарища, мы добавили к парусам вёсла с готовностью сохранить наш прежний путь, хотя и держась слева от него самого.

Когда мы подошли поближе, то стало ясно, что судно вовсе не китобойное, a маленькое двухмачтовое; короче говоря, бригантина. Его паруса были в состоянии необъяснимого беспорядка: стояли лишь фок, грот и кливер. Первый был очень изодран, а кливер был поднят до середины положенного места, где он праздно болтался от дувшего с гакаборта бриза. Судно непрерывно отклонялось от своего курса, то почти разворачиваясь бортом, то своей кормой.

Совсем свернув наши паруса, мы прекратили грести и рассмотрели корабль в свете звёзд. Он всё ещё двигался из стороны в сторону, продолжая плыть под парусами.

Немало напуганный зрелищем, суеверный Ярл больше чем уверился, что судно, должно быть, преследовалось какими-то охотниками за золотом. Но я сказал ему, что если это и так, то мы должны забраться на него, найти золото или деньги. В действительности, однако, я начал думать, что бригантина была оставлена своей командой; или, возможно, экипаж слёг от болезни и просто был неспособен к управлению судном.

После долгой и тревожной разведки мы подошли ещё ближе, используя наши вёсла, к большой тревоге Ярла, который, гребя, оглядывался через плечо, как будто кит собирался утащить нашу шлюпку. Пожалуй, он горел нетерпением скорее удалиться от судна ещё до того, как его тревожные ожидания сбудутся.

Затем, когда тихая бригантина снова закачалась вокруг своей оси, я громко окликнул её. Никакого ответа. Ещё раз. Но всё было тихо. Постучали по корпусу, помолчали, постучали сильнее; затем, установив «Серну» прямо рядом с корпусом, я ухватился за главные цепи. Немедленно мы почувствовали, что оно потянуло нас вперёд. Привязав нашу шлюпку тросом, я перепрыгнул через борт, сопровождаемый Ярлом, который прихватил с собой гарпун, своё любимое оружие. Долго пользуясь этим оружием, чтобы одолеть глубоководных чудовищ, он не сомневался, что оно будет одинаково пригодным к использованию в любой другой ситуации.

Палуба была завалена мусором. Брошенные жемчужные раковины, шелуха кокосовых орехов, пустые бочки и прочее. Секторный румпель, который задавал направление курса судна, был отстёгнут. Но мы не могли взять в толк, как в течение продолжительного времени, идя по ветру, судно могло, в конце концов, идти по курсу без помощи рулевого. Однако бриз был лёгок и устойчив.

Теперь же, видя руль незакреплённым, я не мог доверять тишине, которая стояла вокруг. Это вызывало в воображении мысль о злодеях, прячущихся в трюме и замышляющих злодейство, подлых мятежниках-ласкарсах, или манильцах, которые, убив всех европейцев из команды, не позволят незнакомцам досаждать им на захваченном корабле. Или, что ещё хуже, экипаж всего судна, возможно, был охвачен лихорадкой, инфекцией, всё ещё скрывающейся в заражённом корпусе. И хотя первое предположение, как и последнее, было более простым, мы, однако, сочли благоразумным обезопасить проходы, которые соответствующим образом перегородили внизу вёслами нашей лодки. Сделав это, мы пошли по палубе в поисках воды. И, обнаружив её небольшое количество в неуклюжей бочке, пили долго и от души, поддержав наши измученные жаждой души.

Ветер, уже посвежевший и надувший паруса, принялся дуть в попутном направлении; мы развернули бригантину к ветру и взяли на гитовы холст. Это дало нам свободу в исследовании судна, но к этому времени, к сожалению, уже сгущалась тьма.