Игнатий Потапенко - Повести и рассказы из духовного быта

Отец Макарий Силоамский в бытность в семинарии состоял также и архиерейским певчим. У него был высокий тенор, и одно время его светские знакомые советовали ему даже готовиться на сцену. Но он смотрел на вещи здраво, за славой не гонялся и журавлю на небе предпочитал синицу в руках, то есть приход. Архиерей назначил его в Луговое за его певческие заслуги, так как за Луговым оставалась репутация прекрасного прихода. Он купил дом отца Родиона через какого-то посредника и приехал в Луговое с самыми радужными «приходскими» мечтами. Но на первых же похоронах он был ужасно смущен, не получив никакого дохода. Ему было неловко на первом дебюте обратиться с претензией прямо к мужику. Поэтому он осведомился у причта.

– А как же насчет вознаграждения? У вас как? Когда дают? До или после?

– У нас совсем не дают! – сказал Дементий и при этом с невероятным лукавством посмотрел на дьякона.

Взгляд его говорил: «Блюдите, отец дьякон, какую он сейчас рожу скорчит!».

Но Силоамский рожи никакой не скорчил, а взглянул на него в упор, почти гневно.

– Я не ради шутки спрашиваю! – сердито сказал он. – А нужно же мне знать порядки!

Дементий опять выразительно покосился на дьякона: «Нет, вы таки блюдите, отец дьякон, блюдите!».

– Порядок у нас такой, что за требы ни копейки! Совершенно даром. Вполне. Только вот хлеб, который на панихидках, и прочее, это принимаем.

– Вы, кажется, хотите морочить меня! – по-прежнему сердито, но в то же время с легким оттенком тревоги сказал Силоамский.

– Как же можно? Разве я посмел бы? Отец дьякон, подтвердите!

– Истинно так! – сказал дьякон. – До отца Кирилла были доходы, и очень даже хорошие, а отец Кирилл вывели это.

– Как вывели? Каким же образом жить? Надо же жить как-нибудь! Да нет… я просто этого не понимаю!

«А вот погоди, поймешь», – подумал Дементий и объяснил:

– А жить? Жить надо на жалованье! Госпожа помещица от себя жалованье назначила: священникам по пятидесяти в месяц, а нам много поменьше!..

Силоамский машинально вынул цветной платок и вытер пот, выступивший у него на лбу. Он почувствовал себя так, как будто внезапно попал в ловушку.

– Так вот какие порядки! Приход без дохода?! Ха-ха!.. Ну, это мы посмотрим, это мы посмотрим!.. Надо обсудить, по какому праву так распоряжается настоятель! Мы посмотрим!

Он сказал это с нескрываемой злобой и, забыв о необходимости сохранить благочестивый вид, снимал облачение с такой энергией, словно хотел разорвать его на части.

Дементий и дьякон ужасно злорадствовали. Силоамский им не нравился, и они даже ценой воспоминания о потере прежних доходов с удовольствием ранили его сердце этим объяснением. Сами они уже совсем успокоились. На земле Кирилла, которую они поделили пополам, уже зеленели первые всходы, и они в самом деле чувствовали себя помещиками. Силоамский отправился сперва домой, но сейчас же выскочил из комнаты, схватил шляпу и помчался к Кириллу. Войдя в квартиру настоятеля, он даже забыл поздороваться и прямо приступил к делу. Он сразу начал кричать высочайшим тенором:

– Позвольте, отец Кирилл! Что же это такое? Что это за порядки? По какому праву? На каких таких основаниях?

– В чем дело? В чем дело? – спросил Кирилл, вставая из-за обеденного стола и вытирая салфеткой губы.

Марья Гавриловна смотрела на Силоамского с испугом.

– Да нет, я вас спрашиваю: на каком основании? Где такой закон? Покажите мне его, этот закон! – продолжал Силоамский, совершенно обезумевший от разочарования в «лучшем доходнейшем приходе». – Хотя вы настоятель, но этого вам не дано. Нет, этого не дано! Извините-с!

– Да в чем же дело, отец Макарий? Я ничего понять не могу!

– Как в чем дело? Вы искоренили законные доходы и завели какое-то жалованье, какие-то там пятьдесят рублей в месяц… Очень мне нужно ваше жалованье! Я имею право на законный доход!

– Да, – сказал твердо и внушительно Кирилл, – у нас такие порядки, и вам придется подчиниться им!

– Ни за что! Чтобы я подчинился этим порядкам, которые вы выдумали? Да никогда! Я отказываюсь от вашего жалованья и буду требовать то, что мне следует. Да какое вы имеете право? Это превышение прав! Я буду жаловаться – и вас… вас в монастырь сошлют… Вы не думайте, что вы там магистрант, так вам все позволят! Преосвященный меня знает, я был у него певчим… Вот что!..

– Хотя я и не был певчим, тем не менее прошу вас уйти отсюда, потому что вы неприлично себя ведете! – промолвил Кирилл, с трудом скрывая раздражение.

Этот молоденький пастырь, едва начавший жить своим трудом, уже так настойчиво и горячо требует доходов, требует права обратить свое служение в ремесло! Это его и бесило, и приводило в негодование, и глубоко печалило. А он еще так надеялся на его молодость, которая, как он думал, мало чувствительна к корысти. Но вот отец Родион был стар и насквозь пропитан старыми порядками, а между тем он так стремительно и даже нагло не требовал своих прав на доход.

Услышав приглашение уйти, сказанное притом суровым тоном, Силоамский остановился и как-то сразу охладел. Он не желал оскорблять настоятеля и даже не хотел ссориться с ним. Это было не в его правилах. Но в порыве своего негодования он не заметил, что раскричался и был действительно неприличен.

– Извините! – сказал он Марье Гавриловне и поклонился ей. – Я действительно в увлечении, того… хватил через край и, может быть, сказал что-либо обидное. Но позвольте мне объясниться.

Но Кирилл уже не слушал его. Он в сильном волнении ходил по комнате. Покой его был отравлен. Более полугода он был один на приходе, и ему казалось, что новые порядки уже привились окончательно, неискоренимо, что они в Луговом сделались уже законом, против которого спорить нельзя. Но главным образом его мучило сознание, что этот молодой так же мало понимает его, как и старый отец Родион, и даже еще меньше. Что же это? Неужели он так и останется воевать в поле один? Неужели эта вековая атмосфера, среди которой развивается новое поколение пастырей, так охватила их всецело и пронизала насквозь, что совсем нет к их умам доступа для светлой идеи, для осмысленного отношения к своей задаче. Да какая у них задача? Никакой задачи у них нет, кроме общей всем людям – жить в свое удовольствие и обеспечить старость.

Кирилл остановился и посмотрел на Силоамского грустными глазами. Он сказал пониженным и как будто утомленным голосом:

– Что нам объясняться, отец Макарий! Уж видно сразу, что мы не поймем друг друга. Разные мы с вами, слишком даже разные! Разные у нас понятия, цели, стремления. Вам нужен доход, а мне его не нужно; вас он радует, а меня оскорбляет! Вы приехали сюда за тем, чтобы обеспечить себя, а я – за тем, чтобы послужить бедным и темным людям. Что ж нам объясняться! И так ясно. Одно только скажу: делайте что хотите, а порядками, которые я завел, я не поступлюсь. Вот все, что могу сказать вам!..