Мигель Сервантес - Дон Кихот Ламанчский. Том I. Перевод Алексея Козлова

Племянница говорила примерно в таком же духе, и ругалась даже больше:

– Знайте же, господин маэсе Николас, (таково было имя цирюльника), что много раз случалось с моим дядей и господином, что он иной раз читал этих мерзкие книги с их злоключениями два дня и две ночи кряду, после чего книга сама падала у него из рук, при этом клал руку на меч и начинал тыкать мечом в стены, и когда уставал от такого времяпровождения, утверждал, что убил четырех великанов, высоких, как четыре башни Гроненвальда. Пот с него лился ручьями, он едва стоял на ногах от усталости, и говорил, что это не пот, а кровь свирепых чудищ, которых он уничтожил в бою, а потом выпьет, бывало, большой кувшин холодной воды и станет здоровым и спокойным, говоря, что эта вода явлена ему в качестве драгоценного напитка, принесенного ему мудрым, как его там, не то Эскифом, не то Паф-Пифом, великим и несравненным волшебником и его личным другом. Но это я виновата во всём, я виновата, что не предупредил вас, что у дяди крыша поехала, вы бы не дали ходу его бредятине, и остановил его умопомешательство, прежде чем оно достигло того, что настало теперь, и сожгли бы все эти безумные книги, которых у него расплодилось страшно много, ведь все они заслуживают того, чтобы их взяли, как еретиков и бросили в огонь.

– Так я о том же, – сказал священник, – и да будет завтра днём нашего Аутодафе, и даю вам слово, что Деллос завтра публично предам все эти богомерзкие книжонки огню, чтобы они не сбивали приличных людей с панталык и не вовлекали читающих их в то, чем сейчас, по всей вероятности, занят мой хороший друг.

Все это слышали и затаившийся крестьянин и ослабевший от ран дон Кихот, и когда земледелец услышал всё это, и наконец в полной мере осознав, что за немочь целиком овладела его попутчиком, вдруг заверщал во весь голос:

– Откройте скорее врата господину Бальдасару и тяжело раненому в битвах господину маркизу де Мантуанскому, которому пришлось изведать происков злых великанов и чудовищ, отоприте господину Моро Абиндарраезу, который ведёт взятого в плен отважного Родриго Нарваеса, наместника Антекерры!

Все сразу же выбежали на крик, и тут мужчины опознали своего лучшего друга, а женщины – своего хозяина и дядю, который качался от слабости на спине своего осла, и не сдерживая радости, крича от восторга, они побежали обнимать своего хозяина и снимать его с осла. Он же сказал им:

– Слушайте меня внимательно, я пострадал из-за моей лошади! Отведите меня в постель и, по возможности, поспешите к мудрой Ургане, и попросите, чтобы она исцелила и вылечила мои синяки и зловещие раны!

– Час от часу не легче! – завопила в этот момент ключница, – Чуяло моё сердце, на какую ногу захромает мой хозяин! В добрый путь, сударь, слезайте скорее, мы и без этой Поганы разберёмся с вашими ранениями. Проклятые! Я имею в виду, и готова повторить хоть тысячу раз – проклятые эти рыцарские книжонки, до чего же они вас довели, будь они трижды прокляты!

Тут наконец дон Кихот при помощи своих верных друзей добрался до кровати, и тут же был раздет, осмотрен и уложен в постель. Особых ранений при этом на нём обнаружено не было.

Дон Кихот же доложил спасителям, что несколько раз получил молотком по голове, когда на своей не менее его пострадавшей кобыле сражался с не менее чем десятью колоссальными каменными исполинами, такими храбрыми и наглыми, каких свет ни видывал, и с которыми, кроме него, едва ли кто, кроме него, мог сладить на всей планете Земля..

– Та, та, та! – сказал священник, – Час от часу не легче! Танец с исполинами! Святый боже! Как далеко всё зашло! Как всё запущено! Накажи меня Бог, если я не сожгу эту заразу завтра ещё до наступления ночи!

Тут все закидали дон Кихота тысячей вопросов, и не добились ответа ни на один из них, так как дон Кихот не хотел отвечать, и лишь требовал, чтобы они поскорее накормили его и позволили ему поспать, что было для него теперь самым важным и необходимым. Желание дон Кихота было исполнено, тогда стали расспрашивать земледельца, и он, запинаясь, и вставляя в свою речь какой-то мрачный бред, стал рассказывать, где и как ему удалось отыскать дон Кихота. Когда же он рассказал всю свою историю, не утаив и того бреда, который всё время нёс дон Кихот во время их путешествия, лиценциат тут же снова загорелся уже давно вынашиваемой им идеей, и сказал, что его желание сделать всё это поскорее, теперь только возросло, что он и подтвердил на следующее утро, когда зашёл к своему приятелю – цирюльнику Николаусу, с тем, чтобы, взяв его с собой, тут же отправиться в гости к своему верному другу дон Кихоту Ламанческому.

Когда они явились в дом, дон Кихот ещё крепко спал.

Тогда священник испросил у племянницы ключи от комнатки, где лежали эти зловещие книги, и она отдала их ему с превеликою охотой. Когда все они вошли внутрь, включая и ключницу, то нашли более ста здоровенных, внушительного размера, масивных книг, по большей части в прекрасных переплётах, и несколько малюсеньких, в таком же любовном уборе, и тут хозяйка, увидев всё это дьявольское хозяйство, опрометью бросилась из комнаты, с тем, чтобы сразу вернуться в покой со склянкой святой воды и кропилом.

– Прошу вас, ваша милость, господин лиценциат, окропите всю эту каюту, – при этом сказала она, – а то, как бы вся эта нечисть, все эти волшебники-требники и пердуны-колдуны, которые кроются здесь по углам, не смогли помешать вам своей волшьбой сжечь все эти противные книги, и не дать вам изгнать дьявола из этого мира!

Он рассмеялся дивному простодушию хозяйки и приказал цирюльнику подавать ему книги по одной, соблюдая очерёдность, чтобы понять, что они из себя представляют, ибо среди приговорённых к сожжению могли случайно оказаться и те, кто не заслужил помойки и очистительного огня.

– Нет, – сказала племянница, – тут нет ни одной, заслуживающей прощения, и их надо всех побросать поскорее в огонь! Лучше было бы побросать их из окна во двор, и сделав из них кучу, поджарить их, а если нет, перенести их в загон, и там запалить костёр, чтобы дыма поменьше было!

Ключница во всём её поддержала, они обе просто бредили гибелью этих невинных книг, но священник не согласился и настоял на том, что так делать нельзя, и нельзя избавляться от книг, не прочитав ни одного заголовка.

И первым, что маесе Николас дал ему в руки, были четыре тома Амадиса Галльского, на что священник изрёк наставительно:

– Кажется, это тайна для многих, потому что, как я слышал, эта книга была первой из рыцарских книг, напечатанных в Испании, и всё остальные берёт своё начало и происхождение от этой дьявольской ереси, и, как мне кажется, этот образец мерзкой сектантской чепухи, мы обязаны, без каких-либо амнистий, осудить и отправить прямым ходом в огонь.