Михаил Арцыбашев - Под солнцем

Горькое, но и горделивое чувство рождалось в душе при виде этих людей, голодных, больных и измученных бесконечной борьбой, со всех сторон окруженных врагами и, быть может, обреченных на гибель. Даже и теперь, перед лицом смерти, на развалинах мира, они были верны своей идее и способны слиться в общем порыве, забывая о собственной участи, торжествуя победу, плодов которой им не суждено видеть.

Да, мы погибнем, но на наше место придут другие, такие же самоотверженные бойцы и на костях наших достроят великое здание свободы и счастья человечества!.. Там, на праздничном пиру новой жизни, быть может, свободное и счастливое человечество теплым словом помянет нас, погибших за его счастье.

Ах, если бы знать! Если бы хоть на одно мгновение увидеть их, этих граждан будущего мира!..

Но мы погибаем!.. Ужас нашего положения в том, что перед нами нет определенного, организованного противника: мы окружены врагом безликим и стихийным, с которым не возможны ни война, ни мир… Только взаимное истребление, бессмысленное и беспощадное!.. Ведь в конце концов они даже не понимают, кто мы и ради чего боремся. У нас есть оружие, у нас сохранились остатки продовольствия, вот и вся причина их непримиримой ненависти. Иногда мне кажется, что их больше всего привлекает наше большое красное знамя, все еще гордо развевающееся над вершиной холма. Оно так красиво, а они — не более как дикари.

Да, эти люди, в которых, по остаткам одежды, еще можно узнать бывших крестьян, священников, солдат и буржуа, превратились в голодных свирепых дикарей. Как скоро и с какой непостижимой легкостью слетела маска культуры и цивилизации!

Почти сто лет тому назад, когда великая русская революция погибла, благодаря оппортунизму своих вождей, позорно пошедших на уступки мировому капиталу, мир охватила свирепая и беспощадная реакция. Начало положила Италия, которая передала власть в руки самых черных реакционеров. Коммунистов преследовали, как диких зверей, наполняя тюрьмы рабочими и крестьянами, украшая виселицы трупами их самоотверженных вождей. Это было ужасное время, когда казалось, что заря свободы, уже загоревшаяся на Востоке, померкла навсегда.

Но это только казалось! Среди казней и пыток, в тюрьмах и подпольях жила все та же светлая идея, зрела воля к победе. Как грозные волны, росли ряды нашей партии, и мы победили.

Восстал наконец могучий, охваченный энтузиазмом пролетариат всего мира. Ему нечего было терять, кроме своих цепей, а перед ним лежал весь мир, переполненный богатствами, накопленными в течение столетий жадной и трудолюбивой буржуазией. Одну за другой, страны Европы охватила революционная волна, все сметая на своем пути. Последние троны рушились среди пламени восстаний, и, наконец, рухнул, покрывая всю землю обломками, самый страшный трон — кровавый трон капитала.

К сожалению, чем шире разливалось победное пламя революции, тем ожесточеннее и беспощаднее становилось сопротивление буржуазии. Если в свое время в России она была испугана и почти без борьбы сдала все свои позиции, то по мере того как революция охватывала страны с все большей культурой, сопротивление росло и принимало характер организованной войны. Уже в Германии буржуазия не дала захватить себя врасплох и защищалась, как зверь.

Чем культурнее была буржуазия, тем легче она организовалась, тем решительнее боролась за свои богатства.

Пятьдесят лет реакции не усыпили ее бдительности. Опыт русской революции не прошел даром: о ней уже не могли забыть никогда. Отныне в мире шли два параллельных процесса: пролетариат организовался для нападения, буржуазия организовалась для защиты. И когда гроза разразилась, мы натолкнулись на железную организацию, на спаянную силу. Буржуазия поняла, что не остается ничего, что борьба должна кончиться гибелью того или другого класса. Она сделала огромные запасы оружия, она обучила свою молодежь военному искусству, дисциплинировала и тренировала ее, подготовила смелых и опытных вождей. Чем ближе было ее поражение, тем ожесточеннее она боролась. С обеих сторон бросали в бой все новые и новые силы. Во всех уголках мира шла кровавая и беспощадная война. Мужчины, женщины и дети — все шли в ряды сражающихся, под то или другое знамя, и погибали, миллионами трупов покрывая поля и улицы городов. Ни один рабочий не остался у станка, если этот станок не работал на оборону.

Казалось, что борьба достигла своего апогея, когда среди развалин других стран она закипела наконец в Англии. Английская буржуазия, железно организованная, хладнокровная и решительная, кровью отстаивала каждую пядь своих позиций. Но когда на сцену выступила Америка, вся предыдущая бойня померкла перед тем ужасом, который внесла в борьбу эта с ног до головы вооруженная железная земля.

Тщетно наши вожди старались наладить строительство новой жизни среди хаоса обломков старого мира, воздвигая здание новой, пролетарской культуры. Со всех сторон вспыхивали новые пожары, и в их пламени исчезали все самоотверженные усилия строителей. В конце концов все было заброшено, и весь мир превратился в арену кровавой войны.

Когда орды чернокожих, организованных на деньги американских миллиардеров и руководимых реакционным офицерством всех национальностей, хлынули в Европу, а остатки федеративной армии рассеялись перед их свирепым напором, мы еще видели обработанные поля, благоустроенные фермы, женщин с молитвенниками в руках, детей, играющих на пороге своих жилищ, крестьян, часто под перекрестным огнем упорно и тупо обрабатывающих свои пашни. Правда, фабрики и заводы чернели выбитыми окнами, мосты были взорваны, пути разрушены и исковерканы артиллерийскими снарядами, но жизнь все-таки шла своим путем: люди работали, во что-то верили, на что-то надеялись, чего-то ждали, крепко цепляясь за жалкие остатки своей старой культуры.

Как странно теперь вспомнить, что даже перед лицом надвигавшейся с юга общей опасности междоусобная борьба продолжалась с прежней силой. Поминутно вспыхивали заговоры, подавляемые беспощадным террором, и, сдерживая бешеный натиск южан, мы в то же время беспощадно уничтожали друг друга. Шел вечный партийный разлад и отдельные части нашей армии, забывая об общем враге, сражались между собою.

Неизбежное в этой мировой борьбе разрушение всех культурных ценностей, разорение и голод возбуждали упреки в ошибках, вражду среди вождей, непримиримую ненависть среди различных тактических течений. Образовалось множество отдельных, враждебных друг другу армий, которые носили названия красных, синих, зеленых, белых, желтых. Из их числа большая половина состояла из социалистических партий. Они равно называли себя социалистами, и все истребляли друг друга, как лютых врагов, хотя все это были те же рабочие и крестьяне. Они не всегда различались даже цветом своих знамен, и часто над двумя сражающимися группами развевался тот же красный флаг.