Сергей Акчурин - Божественное стадо. Роман

Проговорив все это, Пастух поднялся с настила и обратился к Иде, которая выискивала и пожевывала траву поблизости от воловни, передвигаясь от пучка к пучку:

– Ида, приведи сюда толпу этих самоуверенных телок, которые, очевидно, решили включиться в движение самостоятельно и не имея имен, не зная, а другие – не помня того, что первый круг они обязательно должны проходить с гуртом подобных себе, ведомые Пастухом, и первым делом получить если не имена, то клички, поскольку просто безымянных коров в нашем великом стаде не существует, любая сущность должна быть обозначена хотя бы коротким звуком.

Ида оторвалась от травы и нехотя побрела в поле за телками, которые к тому моменту удалились уже за предел коровьего видения, и скоро стоящие возле воловни услышали трубное, сердитое мычание взрослой коровы, а затем и увидели пятнадцать черно-белых голов, которые Ида гнала перед собой как пастух, подбадривая тех, что двигались медленно, своими рогами.

– В который раз, Пастух, извиняюсь за тугодумие, – сказала Елена, – но все, что вы рассказали, сравнивая неопределенных и нас, проецируется, наверное, в мертворожденную ирреальность, где, наверное, отображения этих невыразительных телок и составляют великое большинство теней, отображения же нас, конкретных, совсем редки…

– На данный момент движения, Елена, в котором находитесь вы, в проекционной иллюзии большинство составляют бессущностные проекции, разговор о которых, как я говорил, еще впереди, и отображения даже неопределенных коров встречаются достаточно редко, не говоря уж о ваших проекциях, которых на общем фоне расплодившихся бессущностных призраков и вовсе не видно. На моменты движения же ваших двойников будущего и прошлого проекции неопределенных коров действительно являются большинством, и твое, Елена, не по столбам развитое сознание правильно задает вопросы, поскольку ты проецируешь реальность в иллюзию, а не наоборот, как это делала бы не умная, ограниченная корова, используя остаточное проекционное воображение, проникающее сюда из нереального мира мертворожденных, бесплотных призраков.

Тут наконец подошли, недовольно пыхтя и сопя, пятнадцать черно-белых недотепистых телок, половина которых размером были почти что с коров, но имели весьма короткие рожки и, казалось, какие-то выщипанные хвосты. Все эти телки выпучили глаза, пустили длинные слюни и как-то тупо молчали, то ли не желая знакомиться, то ли не осознавая, что они еще незнакомы с Еленой, Джумой и прочими, да и с самим Пастухом, и воспринимая появление свое в реальности как нечто обыденное, заполненное уже давно известными им объектами и субъектами.

– А почему вы не спрашиваете, – поинтересовалась рыжая Сонька, обращаясь к новым согуртницам, – кто перед вами?

– Что тут спрашивать, – ответила одна из черно-белых коров, – мы и так видим, что перед нами коровы, – странный ты задаешь вопрос.

– Да, но вы также не спрашиваете про того, кто не выглядит как корова.

– Что тут спрашивать, – ответила телка, – понятно, что это пастух, который всегда должен состоять при коровах.

– А тебе не странно, что ты ощущаешь себя коровой?

– Было бы странно, – ответила черно-белая, – если бы я, корова, не ощущала бы себя ей.

– Итак, беззвездные и неопределенные, – прервал коровью перепалку Пастух, прохаживаясь перед подошедшими телками и трепля некоторых из них между ушей, других же похлопывая по спинам, – я вижу тут пятнадцать новых симпатичных и миловидных созданий, и у меня нет никаких сведений от Хозяина или хотя бы выпускающего Гуртоправа относительно ваших имен, сущностных смыслов или хотя бы намека на них, а также, как я наблюдаю, проекционная память у вас отсутствует полностью – иначе б вы сейчас вспоминали хоть что-то, сопоставляя этот, реальный мир с проекционной иллюзией, в которой пребывают ваши мертворожденные тени, но вы ни слова не говорите о том, что вас что-нибудь удивляет или что-то не так… Поэтому, беспамятные, беззвездные и неопределенные, вы получите клички, которые я назначу, конечно, не просто так, выхватив их случайно из всеобъемлющего эфира, но соотносясь с особыми линиями ваших коровьих судеб, начертанными еще при вашем рождении.

– А как же, Пастух, – удивилась Тонька-гадалка, – вы будете определять судьбы наших новых подруг по линиям судеб, если у них нет ладоней и стоп, а всего лишь копыта, на которых наверняка отсутствуют подобные линии?

– Линии несуществующих ладоней и стоп мне не нужны, – ответил Пастух. – Здесь, в Божественном стаде, судьбы неопределенных и беззвездных коров для назначения им кличек определяются, за неимением других признаков, по коровьим промежностям, ибо линии этих промежностей заведуют тем, что в проекционной иллюзии понимается как судьба, рок и другие высшие обстоятельства – здесь же, на плоскости и под сводом, понимается как низшее из тех отличительных черт коровы, которые ведут ее по событиям, предначертанным ей на великих кругах. Говоря проекционным звучанием, я буду определять всего лишь судьбы промежностные – Ида, промычи телкам это понятие, выражаемое на настоящем коровьем более доходчиво!

– Му! – совсем коротко промычала Ида.

– Так что, – продолжил Пастух, – обращаюсь ко вновь поступившим: стройтесь в ряд и поднимайте хвосты, будем определяться!

– А для чего же вы, Пастух, – снова удивилась Тонька-гадалка, – будете определять промежностные судьбы беззвездных, если они раз за разом сходят с первого круга, не вступая в отношения с быками и не рожая телят?

– Любая беззвездная сущность при благоприятном стечении звезд может занять полноценное положение в стаде и перейти на следующий круг и поэтому должна быть хоть как-то осведомлена о себе, чтобы придерживаться своей линии поведения, исходя хотя бы из этого самого малого: «Му!»

Черно-белые телки не без интереса стали выстраиваться и приподнимать, насколько это возможно, хвосты.

Медленно двигаясь вдоль ряда тощих телячьих задов, Пастух отводил в сторону хвосты и констатировал ему очевидное: «Печальные линии, ждать тебе своего быка долго-долго – нарекаю тебя Солдаткой… Пресные, скучные линии, незатейливость их любого быка сведет с ума от тоски – будешь называться Овсянкой… Неуемные линии, быть тебе у быков разменной монетой – тебя назову Копейкой… Глупая у тебя промежность – Дуреха… Озорная! Смотри, доиграешься!.. – Куролеска!.. Легкомысленные какие-то линии – Стрекоза… Злые – Горчица… Своенравные, жесткие линии – тебе подойдет Буянка… Ого! Линии отражают благопристойность твоей натуры – будешь пока Рябинкой…

Ида же, внимательно слушая Пастуха, тут же обозначала каждую кличку коровьим мычанием, и каждая вновь нареченная телка тут же повторяла за Идой свое прозвище на правильном языке. Все это настолько заинтересовало выстроившихся коров, что они в нетерпении, развернув как можно сильнее головы в сторону своих хвостов, наперебой заспрашивали: «А какие линии у меня?.. А у меня какая промежностная судьба?..» Не торопясь, важно и рассудительно определяя логику линий, Пастух наделял телок кличками: «Сметанка… Малинка… Ириска… Ромашка…» Назвав двух последних в ряду Лисичкой и Кувшинкой, он сделал следующий вывод: