Сергей Довлатов - Интервью

- Чем же все это кончится?

- Трудно сказать.

- Безвыходным мы называем такое положение, единственный и правильный выход из которого нас почему-то не устраивает...

- Единственный и правильный выход? Имеется в виду развод?

- В таких делах советовать... Должна быть ясность. Практически вы уже в разводе.

- С ней трудно и без нее трудно...

- Что это такое?

- Тетрадь, как видите.

- В ней технические данные?

- Там у меня стихи.

- Вы пишете стихи? Редактор меня не предупредил. Это очень интересно. Печатались?

- Нет... иногда в многотиражке.

- Почему же вы не пошлете стихи в журнал?

- Они не для этого предназначены.

- То есть вы хотите сказать, что пишете в стол... для себя или там для потомства?.. Хотелось бы прочесть.

- Чего проще! Вот это, например, ко Дню печати. Начинается так:

Объем невелик, и скромна тиражом,

Но все ж, невзирая на это.

С большим уважением в руки берем

Рабочую нашу газету...

А конец такой:

О слово печатное - грозный таран!

Недаром его так боятся

Забывшие совесть и честь: хулиган,

Прогульщики и тунеядцы!

- Почему же у вас хулиган в единственном числе, а прогульщики и тунеядцы во множественном?

- Не поместилось. У меня тут еще ко Дню артиллерии про нашего Бычкова, к Восьмому марта...

- Откровенно говоря, не доверяю стихам такого рода, "на случай".

- Напрасно. Я пишу для своих товарищей. Если мои стихи доставляют им какую-то радость, то для этого они и написаны. Когда заточник Андреев стал Героем Социалистического Труда, я целую поэму написал. Андреев даже прослезился.

- Ну, ладно. Вы пишете стихи. Неважно сейчас, хороши они или плохи. Раз вы пишете, стало быть, вам знакомы чувства и ощущения художника, творца. Вы не жалеете, что стали рабочим, а не человеком творческой профессии?

- Нет, не жалею. Сейчас попробую объяснить. Начнем издалека. Вот, например, супружеская жизнь. Ты в какой-то ситуации делаешь по совести, а жена считает тебя дураком, которого надули. И у дочки свое критическое мнение по любому вопросу. Вроде бы ты поступил честно, а жена плачет. Возьмем поэзию. Ты выразил чувства, которые для тебя все, а другому они кажутся пошлыми. Читаешь дневники великих писателей - они до смерти не могли понять, нужны ли их книги. А когда я работаю, все по-иному. Я точно знаю, что хорошо, что плохо...

- То есть вы хотите сказать, что в морали и в поэзии слишком много субъективного, а в работе вас привлекает объективная суть?

- По-научному так.

- Все это по меньшей мере спорно. В искусстве тоже есть объективные критерии...

- То, что я делаю, можно положить на ладонь и взвесить. Крестьянин сеет хлеб и мешки с зерном кладет на весы. И так далее. Теперь ответьте мне, сколько весит очерк вашего коллеги Звонарева "Вехи поиска"? Вот так.

- Но ведь литература и тем более журналистика влияют на человеческое сознание, а значит, это материальная сила...

- Смотря какая литература. Да и потом, чего тут влиять! Нас учит жизнь, а не литература. За время, что мы с вами беседовали до обеда, я настроил семь приборов, а мои товарищи, которые молчали,- вдвое больше. Все это можно положить на весы...

- Договаривайте. Вы хотите сказать, что моя работа, вот эти листки, ничего не весят. Ошибаетесь, Может быть, если мне удастся написать про вас как следует, кто-то захочет работать лучше, по-новому взглянет на вещи... И потом вы же сами говорили:

"О слово печатное - грозный таран!"...

- Ну это так, по случаю праздника... Между прочим, до конца обеденного перерыва шесть минут осталось.

- Да, мы снова отвлеклись. Бывают у вас на заводе конфликты?

- В смысле мордобоя?

- Я имел в виду конфликты производственного характера. Ну, например, борьба нового со старым. Кто-то задумал использовать новую технологию а ему препятствуют. Или какое-нибудь экономическое новшество встречает отпор со стороны рутинеров. В общем, производственные конфликты, разве на ясно? Как в романах...

- Всякое бывает. Но вообще-то эти самые конфликты происходят главным образом внутри или, как бы это получше выразиться...

- ...в сознании, вы хотите сказать...

- Да, именно в сознании. Все, что связано с новой техникой, решается, как правило, на уровне начальства, а вот конфликты, происходящие в сознании, знает каждый подсобник. Один думает так: "Я работяга. Продаю свои мускулы, свое время. Отмолотил восемь часов, и привет. Два раза в месяц гони монету. Остальное меня не касается". Другой соображает иначе: "Я здесь работаю. Это мой завод, он мне принадлежит. Раз это - мое, я должен сделать так, чтобы мой станок, мой цех, мой завод работали как можно лучше. Я прихожу на завод не только чтобы вкалывать, но и для того, чтобы почувствовать значение своего труда, увидеть перспективы..." Такой и новую технику освоит и окурок подберет. Тут важно ощущение: "Я хозяин, а не гость, на мне лежит ответственность".

- Вы ощущаете себя хозяином завода?

- Да, это мой завод. Потому-то меня и бесит всякое такое... Вот приходите на собрание...

- Вы имеете в виду Махаева, который сопротивления украл? От этого, я думаю, завод не обеднеет.

- Пожалуй, что не обеднеет. Но речь-то совсем о другом. Ко мне, допустим, друг пришел. И вот я замечаю, что он в прихожей по карманам шарит, выгребает мелочь. Обеднею я от этого? Нет. Но руки такому не подам.

- Это разные вещи.

- Для меня нет. Если взять каждого из нас отдельно, без завода, то все мы нищие. Ну что у меня есть? Мотоцикл покуроченный, две пары штанов да пятерка в кармане. А на заводе я миллионер. Дураки не понимают, что все это наше. По-ихнему, рубль у товарища стащить - преступление, а трехсотрублевый компрессор вывести из строя - это так, издержки производства. Психология холуя. Ему пятьдесят лет твердят: "Твое все!" А дурак все сомневается: нет, мол, дядино, И тащит с завода по мелочи: кафель, гипс, полиэтилен... А иногда чего-нибудь посущественнее. Из кабинета директора ковер украли - это ж надо! С цементного завода у нас в Ленинграде - не поверите! - трактор увели. Инженер один вырулил его к забору, а ночью подошла платформа с краном, и привет! Обнаружили через месяц в другом районе. На запчасти его... Зачем далеко ходить? Я, например, точно знаю и могу доказать, что наш лекальщик Федька Рыкалов из казенных деталей лодочный мотор собрал...

- Почему же вы решили начать с каких-то мизерных сопротивлений?

- Потому что Левка - мой товарищ... бывший.

- Вы хоть с самим Махаевым беседовали на эту тему?

- Без толку. Он говорит: "С каких это пор ты милиционером стал?"

- А вы?

- А я говорю: "С тех пор, как ты стал вором!"

- А дальше?

- Дальше произошел, как выразился один ваш коллега, "обмен мнениями при помощи жестов"...

- То есть?

- Он мне врезал... Ну и я ему навесил. В общем, производственный конфликт. В курилке разводить дебаты больше не намерен. А то у нас там прямо какой-то английский клуб образовался. Посидишь, послушаешь - умные мужики, рассуждают откровенно. А на собрании молчат, при начальстве им неудобно... Но ведь мы же не гости, а директор не хозяин. Интересы одни, а договориться не можем. Я долго не хотел вылезать с этим делом. Но вот решился.