Николай Лесков - Том 7

В дореволюционные годы «Заметки неизвестного» не перепечатывались, в советские годы частично входили в некоторые издания избранных произведений Лескова.

В архиве Л. Н. Лескова сохранились экземпляры «Газеты А. Гатцука» с авторской правкой рассказов «Излишняя материнская нежность» и «Чужеземные обычаи только с разумением применять можно». Последний рассказ печатается по исправленному тексту, в первом же правка (состоящая главным образом в сокращениях) не доведена до конца, не привела к новой вполне связной редакции; поэтому «Излишняя материнская нежность» воспроизводится по печатному тексту.

Печатается по тексту Н. С. Лесков. Собрание сочинений, том седьмой, СПб., 1889.

Впервые напечатано в журнале «Новь», 1884, т. I, № 4 (декабрь). Без изменений перепечатано в сборнике Лескова «Рассказы кстати» (1887); в Собрание сочинений вошло с несколькими мелкими поправками.

Печатается по тексту: Н. С. Лесков. Собрание сочинений, том седьмой, СПб., 1889.

Впервые напечатано в журнале «Новь», 1885, № 5 (январь), с подзаголовком «Святочный рассказ (Посвящается беспримерному мастеру рассказывать, Ивану Федоровичу Горбунову)». Перепечатано без изменений в тексте в книге «Святочные рассказы» и с незначительными изменениями в Собрании сочинений.

Источником вошедших в рассказ сведений о жемчуге послужила Лескову книга М. И. Пыляева «Драгоценные камни» (1877).

Печатается по тексту: Н. С. Лесков. Собрание сочинений, том седьмой, СПб., 1889.

Впервые напечатано в журнале «Новь», 1885, №№ 8 и 9. Вошло без изменений в сборник «Рассказы кстати» и с большими добавлениями — в Собрание сочинений. Текст добавлений, видимо, не заново написан, а исключен из предыдущих публикаций и восстановлен в Собрании сочинений. Это, в основном, места, которые могли смущать цензуру своим эротическим характером. Предположение о вмешательстве цензуры или влиянии соображений цензурного характера на текст журнала и «Рассказов кстати» подтверждается и тем, что в этом тексте о портрете, исколотом офицерами, сказано: «Может быть, это был портрет местного губернатора»; между тем грозный характер поднявшегося «дела» ясно показывает, что речь идет о царском портрете, и предположению о портрете губернатора противоречат слова Вишневского: «Это совсем не губернаторское дело». В связи с этим напрашивается предположение, что первоначальный текст и в Собрании сочинений восстановлен не полностью. Дело в том, что еще с пятой главы подготовляется ввод трагического эпизода, видимо центрального для повести (ср. концы пятой и шестой глав), но приступив, наконец, в четырнадцатой главе к рассказу об этом эпизоде, автор сразу же обрывает его так, что читателю остается неизвестным, что же случилось с героиней. Можно предположить, что крепостная любовница покончила с собой, но это лишь догадка.

Не так громко! (франц.).

Белый орел (лат.).

«Поп Федот» не с ветра взят: император Александр Павлович перед своею кончиною в Таганроге исповедовался у священника Алексея Федотова-Чеховского , который после того именовался «духовником его величества» и любил ставить всем на вид это совершенно случайное обстоятельство. Вот этот-то Федотов-Чеховский, очевидно, и есть легендарный «поп Федот». (Прим. автора.)

Штаны (франц.).

Я высказался (лат.).

Из глубины сердца (франц.).

Бернардинец и раввин (нем.).

Портной Лепутан (франц.).

Со временем потомство, может статься, не в силах будет составить себе ясное понятие даже и о таких достопримечательных личностях Киева, как, например, Карасивна и Пиднебесная, за знаменитыми булками которых бегал на Подол весь город. Все эта происходит от аристократизма наших хроникеров и летописцев. Впрочем, эти полезные деятельницы, помнится, названы в одном из вариантов «акафиста * матери Кукурузе», который был сложен студентами Киевской духовной академии, как протест против дурного стола и ежедневного почти появления на нем кукурузы в пору ее созревания. «Акафист Кукурузе» начинался так: «Бысть послан комиссар (помощник эконома) на базар рыбы купити, узрев же тя кукурузу сущу, возопи гласом велиим и рече: «Радуйся, кукурузо, пище презельная * и пресладкая, радуйся, кукурузо, пище ядомая и николи же изъядаемая, радуйся, кукурузо, отцом ректором николи же зримая, радуйся, и инспектором николи же ядомая» и т. д. Там где-то было и о Карасивне с Пиднебесною, после которых уже нет таких пекарок в Киеве. (Прим. автора.)

Палочным аргументом (лат.).

Страж (лат.).

В ухудшенном виде (франц.).

Указывают еще другой клад, оставленный В. И. Аскоченским в Киеве и находящийся, вероятно, и теперь у кого-либо из его киевских знакомых. Это обширное его исследование о тогдашнем состоянии русских университетов, озаглавленное так: «Наши университеты». Ф. Г. Лебединцев * читал эту толстую, листов в 70, рукопись, написанную в 1854 или 1855 году. В ней Аскоченский с беспощадною резкостию осуждает весь строй университетский и раскрывает недуги профессоров банковского направления. Рукопись наполнена массою самых неприглядных фактов, обличавших пустоту университетских чтений, грошовое либеральничество профессоров и поврежденность нравов студентов, и пр., и пр. Рукопись шибко ходила по рукам и произвела в ученом и административном мире бурю, кончившуюся тем, что бесшабашного автора, как неслужащего дворянина, посадили на две недели на гауптвахту при киевском ордонанс-гаузе. *

Рассказывали в ту пору, что когда Аскоченский был «приличным образом» доставлен к тогдашнему киевскому генерал-губернатору кн. Васильчикову * , последний дал Аскоченскому прочесть ту статью из Свода Законов, которая грозила ему чем-то вроде высылки «в места отдаленные». Аскоченский нимало не сробел: он прочел статью, положил книгу и улыбнулся.

— Вас, стало, это забавляет? — спросил его добродушный князь Васильчиков.

Аскоченский пожал плечами и ответил:

— Не думаю, чтобы кого-нибудь забавляла возможность прогуляться в Сибирь. Мне смешно другое.

Васильчиков не продолжал разговора и послал его под арест.

В этой записке, по словам Лебединцева, было много очень умного, дельного и справедливого, так что автору было за что посидеть под арестом.

Но где эти два едва ли не самые лучшие произведения ума и пера Аскоченского? Неужто они пропали!