В. Розанов - Опавшие листья (Короб первый)

— "Мне Тита Ливия не надо", — говорят «современные» Александры Македонские. "Я довольно хорошо пишу, и опишу сам свой поход в Индию".

* * *

Ряд попиков, кушающих севрюжину. Входит философ: — Ну, что же, господа… т. е. отцы духовные… холодно везде в мире… Озяб… и пришел погреться к вам… Бог с вами: прощаю вашу каменность, извиняю все глупое у вас, закрываю глаза на севрюжину… Все по слабости человеческой, может быть, временной. Фарисеи вы… но сидите-то все-таки "на седалище Моисеевом": [76] Седалище Моисеево — место первосвященника и нет еще такого седалища в мире, как у вас. Был некто, [77] Был некто… — т. е. Иисус Христос. кто, обратив внимание на ваше фарисейство, столкнул вас и с вами вместе и самое «седалище»… Я наоборот: ради значения «седалища», которое нечем заменить, закрываю глаза на вас и кладу голову к подножию "седалища"…

* * *

Если Философову случится пройти по мокрому тротуару без калош, то он будет неделю кашлять: я не понимаю, какой же он друг рабочих?

Этак Антихрист назовет себя "другом Христа", иудей — христианина, папа — Антихриста, а Прудон — Ротшильда. Что же это выйдет? Мир разрушится, потеряет грани, связи; ибо потеряет отталкивания. Необходимые: ибо самые связи-то держатся через отталкивания. Но мир ничего, впрочем, не потеряет, ибо все они, от Философова до папы, именно только «назовут» себя, а дело останется, как есть: папа — враг Антихриста, а Антихрист — его враг, и Философов — враг плебса, а плебс — враг Философова. А «говоры» — как хотите.

Вот уж, поистине — речи, в которых "скука и томление духа" (Экклез.). [78] "скука и томление духа" — Библия. Екклезиаст, 1, 14; IV, 4.

Не язык наш — убеждения наши, а сапоги наши — убеждения наши.

Опорки, лапти, смазные, "от Вейса". [79] Вейс — фабрика и магазин обуви в Петербурге (Гороховая, 61). Так и классифицируйте себя.

* * *

Русский «мечтатель» и существует для разговоров. Для чего же он существует. Не для дела же?

(едем в лавку).

* * *

Почти не встречается еврея, который не обладал бы каким-нибудь талантом; но не ищите среди них гения. Ведь Спиноза, которым они все хвалятся, был подражателем Декарта. А гений неподражаем и не подражает.

Одно и другое — талант, и не более чем талант, — вытекает из их связи с Божеством. "По связи этой" никто не лишен некоторой талантливости, как отдаленного или как теснейшего отсвета Божества. Но, с другой стороны, все и принадлежит Богу. Евреи и сильны своим Богом и обессилены им. Все они точно шатаются: велик — Бог, но еврей, даже пророк, даже Моисей, не являет той громады личного и свободного «я», какая присуща иногда бывает нееврею. Около Канта, Декарта и Лейбница все евреи-мыслители — какие-то «часовщики-починщики». Около сверкания Шекспира что такое евреи-писатели, от Гейне до Айзмана? В самой свободе их никогда не появится великолепия Бакунина. «Ширь» и «удаль», и — еврей: несовместимы. Они все "ходят на цепочке" перед Богом. И эта цепочка охраняет их, но и ограничивает.

* * *

О Рылееве, [80] О Рылееве… — Имеется в виду генерал-адъютант Александра II Рылеев Александр Михайлович (ум. 1907). который, — "какая бы ни была погода, — каждый день шел пешком утром, и молился у гробницы императора Александра II", — при коем был адъютантом. Он был обыкновенный человек, — и даже имел француженку из балета, с которой прожил всю жизнь. Что же его заставляло ходить? кто заставлял? А мы даже о родителях своих, о детях (у нас — Надя на Смоленском) не ходим всю жизнь каждый день, и даже — каждую неделю, и увы, увы — каждый месяц! Когда я услышал этот рассказ (Маслова?) в нашей редакции, — я был поражен и много лет вот не могу забыть его, все припоминаю. "Умерший падишах стоит меньше живой собаки", — прочел я где-то в арабских сказках, и в смысле благополучия, выгоды умерший «освободитель» уже ничем ему (Рылееву) не мог быть полезен. Что же это за чувство и почему оно? Явно — это привязанность, память, благодарность. Отнесем 1/2 к благородству ходившего (+ около 1903 г., и по поводу смерти его и говорили в редакции): но 1/2 относится явно к Государю. Из этого вывод: явно, что Государи представляют собою не только "форму величия", существо "в мундире и тоге", но и что-то глубоко человеческое и высокочеловеческое, но чего мы не знаем по страшной удаленности от них, — потому, что нам, кроме «мундира», ничего и не показано. Все рассказы, напр., о Наполеоне III антипатичны (т. е. он в них — антипатичен). Но он не был «урожденный», — и инстинкт выскочки уцепиться за полученную власть сорвал с него все величие, обаяние и правду. "Желал устроиться", — с императрицею и деточками. «Урожденный» не имеет этой нужды: вечно «признаваемый», совершенно не оспариваемый, он имеет то довольство и счастье, которое присуще было "тому первому счастливому", который звался Адамом. "От роду" около него растут райские яблоки, которых ему не надо даже доставать рукой. Это — психика совершенно вне нашей. Все в него влюблены; все он имеет; что пожелает есть. Чего же ему пожелать? По естественной психологии — счастья людям, счастья всем. Когда мы "в празднике", когда нам удалась «любовь» — как мы раздаем счастье вокруг, не считая — кому, не считая — сколько. Поэтому психология «урожденного» есть естественно доброта: которая вдруг пропадает, когда он оспаривается. Поэтому не оспаривать Царя есть сущность царства, regni et regis. [81] Царства и царя Поразительно, что все жестокие наши государи были именно "в споре": Иван Грозный — с боярами и претендентами, Анна Иоанновна [82] Анна Иоанновна — с Верховным советом. — Российская императрица Анна Иоанновна (1693–1740) была приглашена на престол после смерти Петра II (18 января 1730 г.) Верховным тайным советом, созданным указом Екатерины I в 1726 г., на условиях ("кондициях"), ограничивающих ее власть. 25 февраля 1730 г. Анна Иоанновна разорвала «кондиции». Манифестом 4 марта 1730 г. Верховный тайный совет был упразднен. — с Верховным Советом, и тоже — по неясности своих прав; Екатерина II (при случае, — с Новиковым и прочее) тоже по смутности "восшествия на престол". Все это сейчас же замутняет существо и портит лицо. Поэтому "любить Царя" (просто и ясно) есть действительно существо дела в монархии и "первый долг гражданина": не по лести и коленопреклонению, а потому, что иначе портится все дело, "кушанье не сварено", "вишню побил мороз", "ниву выколотил град". Что это всемирно и общечеловечно, — показывает то, до чего люди "в оппозиции" и «ниспровергающие», т. е. в претензии "на власть", рвущиеся к власти, мирятся со всем, но уже очень подозрительно относятся к спокойным возражениям себе, спору с собой: а насмешек совершенно не переносят. Они отмели Страхова (критика), а Незлобина-Дьякова прокляли таким негодованием, которое в "литературной судьбе" равно "ссылке в каторгу". "Нельзя оскорблять величие оппозиции, ни — правды ее", на этом построена (у нас) вся литературная судьба 1/2 века, и около этого развился литературный карьеризм и азарт его. "Все хватают чины и ордена просто за верноподданнические чувства" оппозиции и даже за грубую ей лесть. Такими «верноподданными», страстными и с пылом, были Писарев, Зайцев, Благосветлов: последний в жизни был невыразимый холуй, имел негра возле дверей кабинета, утопал в роскоши, и его близкие (рассказывают) утопали в «амурах» и деньгах, когда в его журнале писались «залихватские» семинарские статьи в духе: "все расшибем", "Пушкин — г…о". Но холуй ли, не холуй ли, а раз "сделал под козырек" и стоит "во фронте" перед оппозицией, — то ему все «прощено», забыто, получает «награды» рентами и чинами. Но чтб же это? Да это "придворный штат", уже готовый и сформированный для будущей и ожидаемой власти, для les rois в лохмотьях. Обертываясь, мы усматриваем существо дела: "не будите нас от сновидений, [83] ? "дайте нам сознать себя правыми, и вечно правыми во всех случаях правыми, — и мы зальем вас счастьем"… "Скажите, признайте, полюбите в нас полубога: и мы будем даже лучше самого Бога!!" Хлыстовский [84] Хлысты — религиозная секта, возникшая в России в XVII веке и признающая воплощение Бога в праведных сектантах — «христах» и «богородицах». элемент, элемент "живых христов" и "живых богородиц"… Вера Фигнер была явно революционной «богородицей», как и Екатерина Брешковская или Софья Перовская… «Иоанниты», всё «иоан-ниты» около "батюшки Иоанна Кронштадтского", которым на этот раз был Желябов. Когда раз в печати я сказал, что Желябов был дурак, то даже подобострастный Струве накинулся на меня [85] *… Струве накинулся на меня… — Имеется в виду статья П. Б. Струве "Большой писатель с органическим пороком. Несколько слов о В. В. Розанове" (Русская мысль. 1910. № 11. Отд. II. С. 138–146). с невероятной злобой, хотя у Вергежской [86] Вергежская — псевдоним писательницы Ариадны Владимировны Борман (урожд. Тыркова, р. 1869). он про революционеров говорил такие вещи, каких я себе никогда не позволял. "Но про себя думай, что знаешь — а на площади окажи усердие" ("ура"): и Струве закричал на меня, потребовал устранения меня от прессы, просто за эти слова, что Желябов — дурак. "Его величество всегда умен" — в отношении Людовика XIV или — мечтаемого, призываемого, заранее славословимого Кромвеля. Обертывая все это и видишь: да это всемирная психология, всемирная потребность, всемирный фокус, что человек только в счастье и в самозабвении — подлинно благ, доброжелателен, "творит милость и правду". Ну хорошо: то, чем этого ожидать завтра, не лучше ли поклониться вчера! Чем рубить топором и строгать рубанком куклу — для внешнего глаза «куклу», а для сердца верующего икону, — отчего не поставить "в передний угол" ту, которую мы нашли у себя в доме, родившись?