Кани Джеронимо - Имена

Дальше шли молча. Лишь изредка Анфиса оборачивалась и смотрела в свой третий глаз.

А там была война. Взрывы. Оторванные руки. Солдаты отрезают уши молоденькой вьетнамке, а потом насилующие ее, разрывая гениталии. Восьмилетний чеченский мальчик залазит в кузов военного грузовика с русскими солдатами и разжимает кулачок. Солдаты видят около десятка металлических колец. Последнее, что они видят в своей жизни. Гранаты, развешанные на мальчике, как елочные игрушки, взрываются в тот момент, когда до солдат доходит, что это за кольца. Русский спецназовец заходит в дом чеченской семьи и убивает мать и четверых детей. Вот этого спецназовца награждают медалью за отвагу.

- Прекрати! - закричала Анфиса.

Она присела на корточки, закрыв голову руками, а когда успокоилась и встала, то увидела, что вокруг не нарисованная пустыня, а обычный Минск с серыми улицами и грязными троллейбусами, пьяными и озлобленными людьми, рассматривающие Анфису размытыми взглядами.

Анфиса посмотрела по сторонам. Глаза нигде не было видно.

Около дома на скамейке сидела девочка четырех лет, а рядом священник. В руках он держал садовые ножницы. Девочка послушно протянула ему правую руку. Служитель церкви положил ее мизинец между лезвиями ножниц. Раздался неприятный звук трения металла о металл, хруст неокрепшей детской косточки, но сама девочка не издала ни звука. Напротив, она широко улыбнулась священнику и сказала:

- Спасибо, отец Федор. Теперь у меня нет грехов.

После этого девочка стала голыми коленками на асфальт рядом, продолжая смотреть на священника благодарными глазами. Тот убрал отрезанный мизинец, протянул к ее губам свою большую руку, и она принялась покрывать сухую ладонь поцелуями.

Неожиданно священник ударил девочку по лицу.

- Ты недостаточно старалась, дочь моя, - произнес он торжественно и громко, выделяя букву "о", где это возможно. - Придется отрезать тебе еще один перст.

Девочка радостно закивала головой. Он протянула обезображенную ладошку, а из глаз потекли слезы радости.

Наблюдать за этим Анфиса больше не могла, поэтому поспешила исчезнуть в подъезде.

На первый взгляд подъезд был вроде бы и ее - те же зеленые почтовые ящики, та же лестница с обломанной третей ступенькой, - но что-то все-таки было не так.

Вдоль лестницы и на ступеньках стояли дети. Увидев Анфису, они подняли вверх руки, на каждой из которых не хватало по несколько пальцев. Кровь на фалангах был свежей, у некоторых она продолжала сочиться, стекая по детским ладошкам.

Больше всего Анфисе не хотелось, чтобы дети обступили ее со всех сторон, и, тыча ей в лицо своими руками, не давали пройти. Она замешкалась на мгновение, а потом сделала уверенный шаг, приготовившись к штурму лестницы.

Оказавшись наверху, Анфиса была удивлена тем, что дети даже не пошевелились в ее направлении, когда она шла вверх по ступенькам. Сейчас они развернулись к ней лицом, и молча продолжили показывать свои ладошки, поднятые вверх.

У лифта лежал бомж. Он закатал брюки до колен, и брезгливо отдирал гнойные куски плоти с голеней. Оторвав очередной струп, бомж засунул палец в образовавшуюся рану. Глядя на это, у Анфисы начал просыпаться рвотный рефлекс. Она не стала дожидаться лифта, боясь, что ее стошнит прямо на лестничной клетке, а пошла по лестнице.

На втором этаже, на полу сидели наркоманы. Все трое одновременно повернулись и посмотрели на Анфису. У всех троих глаза были затянуты бельмом.

- Эй, - позвал один из торчков, который держал в руке ложку, - у тебя зажигалки нет? Или спичек.

Анфиса покачала головой.

- Плохо, - ответил наркоман, и отвернулся. Двое остальных последовали его примеру.

На полу третьего этажа лежали трупы собак. Анфиса ступила в липкую жидкость: кровь моментально просочилась через замшевую кожу кроссовок. Засеменив ногами, Анфиса побежала дальше. Она старалась не смотреть на то, что было на других этажах, но не заметить этого было невозможно. На пятом этаже на четвереньках стояла голодная шлюха, а сзади к ней пристроилась очередь мужиков. И каждый держал в руке по заплесневевшей горбушке белого хлеба. Один кончал, бросал в стоящую в углу миску хлеб, а на его место становился следующий. Мужчины кончали быстро, но очередь не уменьшалась. Она тянулась из открытой двери одной из квартир, в которой исчезали те, кто успел кончить.

Замки на двери квартиры, в которой жили Саша и Анфиса оказались не такими, каким были утром. На всякий случай, чтобы проверить, не ошиблась ли, Анфиса посмотрела по сторонам. Все было как прежде: трехколесный велосипед и стиральная машина у дверей соседей, картонные коробки стопки газет у другой двери, вырванный звонок у соседей напротив.

Дверь со скрипом открылась сама. Анфиса прошла внутрь.

Она поскорее сняла обувь, так как при каждом шаге в кроссовках неприятно хлюпало. Она прошла в ванну, оставляя за собой на коридорной плитке абрикосового цвета кровавые следы.

В ванной, выстроившись вряд, было три унитаза, из которых постоянно падали на пол насекомые. Анфиса прикрыла рот рукой. В памяти всплыли события той ночи, когда на потолке появилось лицо с пустыми глазницами.

Ее вырвало. Она съехала по стенке на пол и заплакала.

Наплакавшись, Анфиса собралась с илами. Она встала и пошла в спальную комнату. За время, пока дома никого не было, кто-то вынес мебель, а обои перепачкал кровью. Посредине комнаты стоял железный стул. На нем сидел живой человек с раскрытой черепной коробкой.

- Это я провел ему трепанацию черепа, - раздался знакомый голос за спиной.

Резко обернувшись, Анфиса отпрянула назад.

- Помнишь меня? У меня в тот раз не было тела и глаза. Тело я нашел в морге, а глаза позаимствовал у него.

И в подтверждение своих слов, человек в костюме зашел в комнату и приподнял за подбородок голову человека, сидящего на стуле

- Знаешь, у него столько всяких мыслей в голове было. Мне стало интересно, откуда они там берутся. И, ты не поверишь, - человек выдержал торжественную паузу: - Они берутся из ниоткуда. Из душной пустоты.

Мелкими шажками вдоль стены Анфиса пробиралась к выходу.

- Ты так ничего и не поняла, - с сожалением сказал человек. - Выхода нет!

Анфиса выбежала из спальни, а оттуда в коридор. Квартиры соседей исчезли. Коридор сузился. Стал не больше метра шириной. С каждой стороны было множество дверей, и на каждой висела одна и та же табличка:

ВЫХОДА НЕТ.

Сквозь окно в дальнем конце коридора пробивался свет. Назад пути не было. Дверь, через которую Анфиса, вышла, закрылась, громко хлопнув, и теперь на ней тоже висела табличка "ВЫХОДА НЕТ". Анфиса сорвалась с места, и побежала по коридору по направлению к окну.

Ей показалось, что она бежит слишком долго. Дыхание стало прерывистым.