Игорь Ефимов - Новгородский толмач

Что мне было делать, преподобный отец? Я исполнил ее повеление. Но разве могу я не сообщить Вам о том, что было в письме такой огромной важности? Молю лишь, чтобы Вы отпустили мне грех клятвопреступления. И купили для меня из причитающихся мне денег индульгенцию соответствующей стоимости.

Мое рабочее место было устроено на маленькой конторке у стены, под эльзасским гобеленом, изображавшим охоту на оленя. Конечно, в таких условиях я не имел возможности снять для Вас полную копию. Но я постарался запомнить все как можно лучше и той же ночью, вернувшись домой, перелил из кувшина памяти на бумагу все, что мне удалось донести. Как Вы понимаете, уже имя адресата заставило мое сердце вздрогнуть охотничьим азартом. Ибо письмо было адресовано не кому иному, как патриарху Дионисию, номинальному главе восточных вероотступников, все еще восседающему в захваченном турками Константинополе.

"Пресвятой Отец, Досточтимый и Всеблагой Патриарх Дионисий!

Припадаю к Вашим стопам, смиренно прошу Вашего благословения, а также совета и помощи не только лично себе и своему семейству, а всем богобоязненным и честным православным, живущим под сенью Святой Софии в Великом Новгороде, раскинувшемся от озера Ильмень до озер Ладожского, Онежского и далее до Белого моря, а также от реки Волхов до реки Нарвы на запад и до Уральских гор на восток.

Хочу верить, что доходили до Вашего слуха вести о том, какие обиды и притеснения доводилось терпеть в последнее время Великому Новгороду от князей московских. Как пятнадцать лет назад вторгся князь Василий Васильевич в нашу землю с войском, как убивал и жег православных людей от мала до велика, как грабил наши церкви и города, чтобы платить поганым татарам, которых нанял и привел с собой нам на погибель. И нынешний князь Иван Васильевич также чинит нашей земле горе и разорение, нарушает границы наши, преступает Яжелбицкий договор, по которому его отец крест целовал, что города наши Волок Ламский и Вологда остаются за Новгородом. И вольность нашу, исстари отцами нашими и кровью их защищенную, хочет навсегда отнять и в грамотах своих объявляет Великий Новгород своей вотчиной.

А хуже всего то, что митрополит Московский ныне имеет право утверждать или не утверждать наших епископов. И для того наш архиепископ, какового мы испокон века сами избирали из своих лучших священнослужителей, должен просить у князя охранную грамоту для приезда в Москву и после там получать благословение от ихнего митрополита.

Сердца наши болят от всех этих обид и новых порядков. Не хотим мы получать благословение от Москвы, а хотим получать его, как это было испокон веков, - в Киеве, от тобою поставленного и утвержденного митрополита Киевского. И как нам стало известно, нынешний киевский митрополит Григорий объявил, что порывает с Флорентийской Унией и возвращается в веру отцов своих, в истинное православие, коего ты, святой отец, остаешься единым верховным вождем и главой. И если бы ты согласился благословить митрополита Григория на киевском престоле и дал бы ему право благословлять нашего архиепископа на престол Святой Софии, мы бы с радостью перешли обратно под твою пасторскою волю, а от московского надзора и гнета избавились бы.

Свет истины Христовой пришел к нам из Константинополя, отцы наши и прадеды просветлялись им, и мы хотим, чтобы и впредь так было, чтобы наши души и души детей наших нашли жизнь вечную под крестом Святой Софии. Ведь не навсегда же поганые турки закрепились в Святом Граде твоем. Если будем крепки в вере сердцем, то и десницу нашу Господь укрепит и поможет изгнать неверных из твоего града, как изгнал их сто лет назад из Киева".

Конечно, настоящее письмо было гораздо длиннее, со многими отступлениями и ссылками на Священное Писание. На работу у меня ушло почти три часа. И все это время боярыня молча сидела за столом, читая различные книги и манускрипты, делая выписки. Казалось, она совсем забыла обо мне. Если кто и следил за мною, то только голова белого медведя, которая грозила мне с пола оскаленной пастью.

Наконец я кончил и с поклоном подал ей исписанные листы пергамента. Она взяла их своей маленькой цепкой рукой и так же молча начала читать. У меня было время рассмотреть шелковую вышивку на ее ферязи, серебряные пуговицы в форме птичьих лапок, бирюзовое ожерелье. Обшлага и ворот были украшены оторочкой из рысьего меха.

- Ты перевел все правильно, - сказала она, и по губам ее скользнула то ли гримаса недоверия, то ли тень улыбки. - И почерк у тебя отличный. Я достаточно знаю греческий, чтобы читать, но в письме делаю слишком много ошибок. Было бы жестоко мучить Его Преосвященство моей безграмотностью. Думаю, ты понадобишься мне в будущем не раз. Но ты помнишь условие?

- Да, госпожа.

- Я умею награждать за верную службу. Но умею и карать за измену. Если я узнаю, что ты кому-то рассказал об этом письме...

- Этого не случится, госпожа.

- Ты доволен платой?

- О, да! Вы очень щедры.

Она взяла в руки перо, обмакнула его в чернильницу, но вдруг передумала.

- Ты ведь католик?

- Да.

- И знаешь множество языков?

- Не так уж много. Не больше дюжины.

- А когда ты молишься в душе - на каком языке?

- Пожалуй, чаще всего - на латыни.

- Я молюсь по-русски. Но как подумаешь: сколько же языков нужно знать Господу и ангелам его, чтобы выслушивать наши молитвы. Или молитвы, обращенные к святым. Покровителем моего покойного мужа был Святой Исаак. Что ж, выходит, ему нужно было выучить арамейский, чтобы молиться своему святому?

- "Мною преклонится всякое колено, Мною будет клясться всякий язык", сказано у пророка Исайи.

- На вече перед Святой Софией мы все говорим на одном языке - но как часто не можем понять друг друга! И тогда хватаемся за дубины и мечи. Язык меча - единственный язык, который не нуждается в переводе. Но хватит. Теперь ступай. Я пошлю за тобой вскоре опять.

Она уже не глядела на меня, снова потянулась к перу. Я чуть замешкался и успел краем глаза увидеть, как она вывела под моим переводом слова: "Марфа Борецкая".

Хорошо, что в этот момент никто не мог видеть ни моего раскрытого рта, ни испуганных глаз. Борецкие! Нет человека во владениях Великого Новгорода, который не знал бы этого имени. По богатству, по знатности эта семья не имеет себе равных. Вот куда привело меня неисповедимое Провидение! Муж боярыни Марфы был здесь посадником, и один из сыновей сейчас имеет ту же должность. Вот почему письмо к патриарху Константинопольскому, которое довелось мне переводить, представляется мне таким важным, что я позволил себе, преподобный отец, отнять у Вас столько времени на ознакомление с ним.

Ведь если перемены, задуманные Марфой Борецкой, осуществятся, если новгородский архиепископ будет утверждаться не в православной Москве, а в католической Литве (Киев был отбит литовцами у татар около ста лет назад), это будет означать могучее усиление нашего влияния в государстве, силу которого местные кощунники порой сравнивают с силой Всевышнего, восклицая в слепом самодовольстве: "Кто против Бога и Великого Новгорода?!"