К Енко - Частная жизнь Гитлера, Геббельса, Муссолини

Муссолини не преминул отреагировать на это оскорбление. Он ненавидел Керзона и неприязненно относился к Лондону, который, казалось, был населен людьми, подобными этому министру. После своего краткого визита в Лондон Муссолини решил, что этот город - "сущий кошмар для любого итальянца", и высказал надежду, что "никогда более не посетит его вновь".

В последние дни декабря 1934 года произошли столкновения между абиссинскими и итальянскими солдатами на границе Абиссинии с Итальянским Сомали; и в октябре 1935 года после десяти месяцев подготовки, слухов, угроз, предупреждений и колебаний вооруженные силы Италии вторглись в Абиссинию. Конечно, стычка с абиссинским отрядом в оазисе Уал-Уал была не более, чем надуманный предлог. Муссолини уже давно имел виды на эту последнюю, оставшуюся независимой, - потенциальную колонию в Африке и принял решение захватить её ещё в 1932 году.

Во всем мире множество возмущенных людей жадно слушали по радио последние новости о том, как беззащитных туземцев косят пулеметными очередями и душат ядовитыми газами. Однако итальянцы воспринимали эти события в совершенно ином свете; и когда скоротечная военная кампания завершилась, Муссолини достиг в Италии пика своей власти и своей популярности.

В это же время, в 1934 году Муссолини поссорился с Гитлером. Когда в июле 1934 года австрийские нацисты, предприняв неудачную попытку государственного переворота, перестарались, смертельно ранив о канцлера Дольфуса, в то время, как его жена и дети находились в Италии по личному приглашению Муссолини, то реакция дуче на эти события была незамедлительной и весьма действенной. Он телеграфировал принцу Штарембергу, временно исполнявшему обязанности канцлера, обещая ему всяческую поддержку со стороны Италии, и отдал приказ об отправке трех итальянских дивизий к границе с Австрией, тем самым гарантируя, что его обещания не пустые слова. Гитлер, осознав, что его австрийские сторонники зашли слишком далеко, вынужден был бить отбой; а тщательно маскируемая зависть Муссолини к человеку, о котором он после их первой встречи презрительно отзывался, как о "сумасшедшем маленьком клоуне", переросла в ненависть. Именно Гитлер, заявил он князю Штарембергу, - является виновником убийства Дольфуса и несет полную ответственность за все, что случилось в Австрии. Гитлер - это "ужасное, сексуальное, дегенеративное создание", "чрезвычайно опасный идиот".

Со своей стороны Гитлер всегда стремился наладить хорошие отношения с Муссолини.

В 1926 году Гитлер написал письмо в Рим с просьбой прислать ему фотографию дуче с его автографом. "Просим вас поблагодарить вышеупомянутого Господина, за проявленные им чувства", - холодно отреагировало итальянское министерство иностранных дел и посоветовало своему посолу в Берлине отказать в той форме, в какой он сочтет необходимой.

Даже после прихода Гитлера к власти в 1933 году, засталавившего Муссолини врасплох, подозрительное отношение дуче к этому человеку и его скрытое презрение к нему не исчезли. Муссолини верил, что именно он, дуче, заставил весь мир уважать фашизм и восхищаться им. К этому времени Муссолини стали прославлять за рубежом. Он пользовался, как в Европе, так и в Америке, гораздо большим уважением, чем Гитлер. Консервативные писатели и общественные деятели в двадцатых и начале тридцатых годов XX столетия столь часто и при том от всей души расточали в его честь восторженные дифирамбы, поражавшие своей искренностью, что Муссолини легко поверил в то, что он, действительно, величайший государственный деятель своего времени.

В декабре 1924 года сэр Остин Чемберлен, тогдашний министр иностранных дел Великобритании, находясь с визитом в Риме, отозвался о нем, как о "замечательном человеке... работающем, не покладая рук для величия своей страны". В последующие годы можно было нередко видеть леди Чемберлен в жакете с прикрепленным на нем фашистским значком. В 1927 году Уинстон Черчилль посетил Рим и на пресс-конференции во всеуслышание заявил: "если бы я был итальянцем, то не снимал бы с себя фашистской черной рубашки... Я не мог не поддаться, как это было со многими другими людьми до меня, обаянию благородной и простой манеры держаться синьора Муссолини и его спокойного и беспристрастного поведения, несмотря на многочисленные заботы и проблемы, лежащие на его плечах. Каждый мог заметить, что он неустанно печется только о подлинном, как это он сам понимает, благе своего народа, а все остальное для него не представляет никакого значения... Если бы я был итальянцем, то беззаветно последовал бы за ним с начала до конца в вашей триумфальной борьбе со все пожирающим, неукротимым ленинизмом". На следующий день газета "Тайме" поздравила мистера Черчилля в связи с тем, что тот "проникся истинным духом фашистского движения". Ллойд Джордж публично согласился с Черчиллем в том, что корпоративная система "является весьма многообещающей концепцией". В 1928 году газета "Дейли Мейл" продемонстрировала ещё более выразительный образчик энтузиазма, когда на её страницах лорд Родермер объявил, что Муссолини является "величайшей политической фигурой нашего века".

Ричард Уэберн Чайлд, посол США в Риме с 1921 по 1924 год, испытывал к дуче чувство уважения, граничившее с идолопоклонством. "Он смог не только добиться и закрепить почти всеобщее признание, - писал Уэшберн Чайлд в предисловии к "Моей автобиографии" Муссолини, - но создал новое государство на основе новой концепции. Он смог не только изменить жизнь людей, но он также изменил их мышление, их сердца, их дух". Американский посол восторженно поведал о человеколюбии дуче и его мудрости, о его силе и динамичной энергии. Он был "грандиознейшей личностью земного шара нашего времени".

В то же время немало говорилось и о тщеславии, театральности Муссолини, его претенциозном поведении, пристрастии к нелепому жестикулированию. Однако большинство лиц, общавшихся с ним, сходились во мнении о Муссолине, как человеке разумном, обаятельном, даже несколько робком, с неуверенными, зачастую застенчивыми, манерами поведения. Посетителей Муссолини предупреждали, что, когда они попадут к нему на прием, то он, возможно, будет восседать за необъятным письменным столом в своем огромном, с пышными украшениями, кабинете - зале Маппамондо Палаццо Венеция, - мрачно наблюдая, как его гости приближаются к нему от дверей, преодолевая расстояние почти в двадцать метров по мозаичному полу, шаги по которому гулко отдавались в холодном зале с высокими потолками, или, возможно, полностью проигнорирует визитеров, весь погрузившись в работу над документом, лежавшим перед ним на столе. Им говорили, что до того, как попасть в кабинет Муссолини, придется пройти сквозь строй чернорубашечников с угрюмыми лицами и с выставленными наготове кинжалами длиной в целую руку. Иногда, действительно, так оно и было.