Федор Достоевский - Том 13. Дневник писателя 1876

Один из постоянньи сотрудников — самые точные сведения. — Этим сотрудником был Алексей Егорович Разин (1823–1875), который вел во «Времени» отдел «Политическое обозрение», сильно способствовавший успеху журнала. Достоевский несколько утрирует обстоятельства: направляясь в Царство Польское, Разин, живший постоянно в своем имении, проследовал 4 марта 1864 г. через Петербург, но к М. М.Достоевскому не заходил. Деньги он взял в долг, очевидно, ранее, не будучи еще приглашенным на службу и намереваясь продолжать сотрудничество в новом журнале Достоевских «Эпоха».

…пересыпая свою речь слово-ер-сами. — Прибавляя к концу слов звук «с» (в дореволюционной орфографии «съ», по названиям букв: «слово» и «ер»).

В сорок девятом году он был арестован по делу Петрашевского — со страстью изучал Фурье. — М. М.Достоевский был арестован в ночь на 6 мая 1849 г. и выпущен на свободу 25 июня. Он был противником того радикального направления, к которому примкнул Федор Михайлович. Между братьями на этой почве возникли разногласия, особенно после сближения Федора Михайловича осенью 1848 г. с Н. А. Спешневым (1821–1882), одним из наиболее революционно настроенных петрашевцев, атеистом, утопическим коммунистом. Лечивший в те годы Достоевского врач С. Д. Яновский (1817–1897) вспоминает: «…прежде, когда, бывало, Федор Михайлович разговаривает со своим братом Михаилом Михайловичем, то они бывали постоянно согласны в своих положениях и выводах, но после визита Федора Михайловича к Спешневу Федор Михайлович часто говорил брату: „Это не так; почитал бы ты ту книгу, которую я тебе вчера принес (это было какое-то сочинение Луи Блана), заговорил бы ты другое“. Михаил же Михайлович на это отвечал Федору Михайловичу: „Я, кроме Фурье, никого и ничего не хочу знать, да, правду сказать, и его-то кажется, скоро брошу; все это не для нас писано“».

Кружок С. Ф. Дурова (1816–1869), бывший одним из радикальных ответвлений общества петрашевцев, М. М.Достоевский посещал в марте 1849 г., пока собрания на первых порах носили характер литературно-музыкальных вечеров. Он перестал их посещать, когда обнаружилось их политическое направление. При обсуждении вопроса об устройстве литографии для печатания нелегальных сочинений М. М. Достоевский высказался против этого предприятия. Следственная комиссия установила невиновность М. М.Достоевского; тем не менее он был отдан под тайный надзор полиции, продолжавшийся вплоть до его смерти.

…я узнал тогда же от князя Гагарина, ведшего все следствие по делу Петрашевского. — Павел Павлович Гагарин (1789–1872) — сенатор, член Государственного Совета, член Следственной комиссии по делу петрашевцев. Председатель Комиссии, генерал-адъютант И. А. Набоков (1787–1852), бывший в то время комендантом Петропавловской крепости, оказался неспособным вести следствие и доверил руководство допросами П. П. Гагарину.

…он не дал никаких показаний, которые бы могли компрометировать других …— При освобождении М. М.Достоевского ему в связи с бедственным положением его семьи было выдано пособие в Сумме 200 руб. серебром. Это обстоятельство послужило исследователям основанием заподозрить его в предательстве. Архивные материалы это подозрение опровергают.

Меня спрашивают: буду ль я писать про дело Каировой? Я получил уже несколько писем с этим вопросом. — Отставной флотский офицер, поручик Василий Александрович Великанов, тридцати трех лет, в 1874 г. был антрепренером театральной труппы в Оренбурге, в которую входила и его жена Александра Ивановна Великанова, ранее игравшая в кронштадтском театре. Весною 1875 г. Великанов обанкротился и уехал в Петербург со своею любовницей, актрисой его труппы двадцатидевятилетней Анастасией Васильевной Каировой, которая внушила ему надежду на продолжение театральной деятельности в столице. А. И. Великанова, оставшаяся в Оренбурге, приехала в конце июня в Петербург, явилась на дачу в Ораниенбауме, где жил ее муж с Каировой, и объявила о своем решении с ним остаться. Каирова первоначально уступила и переехала в Петербург, но в ночь с 7 на 8 июля тайком приехала на дачу и полоснула несколько раз бритвой по горлу Великановой. Рана оказалась несмертельной. Дело разбиралось 28 апреля 1876 г. Петербургским окружным судом. На суде обнаружилось двуличное поведение Великанова, который сам хотел снова сойтись со своей женой; заслушивались показания экспертов о вменяемости Каировой и было обращено внимание на то, что в ее роду были часты случаи психической ненормальности. Присяжные заседатели оправдали Каирову.

Отчет о процессе печатался во всех ведущих газетах. Дело Каировой, естественно, вошло в уже давно продолжавшуюся с перерывами дискуссию о суде присяжных заседателей и адвокатуре. В центре внимания находился оправдательный приговор. Консервативная пресса использовала его как повод для очередного оживления своей кампании резкой критики этих институтов («Московские ведомости», «Гражданин» и др.). Неодобрительные суждения высказали и некоторые публицисты либерального лагеря (Г. К. Градовский, П. Д. Боборыкин), не ставя, однако, под сомнение саму систему судопроизводства, а лишь отмечая ее слабые стороны, требовавшие, по их мнению, совершенствования. Вместе с тем ряд либеральных газет выразили полное согласие с оправдательным вердиктом («Биржевые ведомости», «Петербургская газета»), в том числе суворинское «Новое время» увидело в нем свидетельство зрелости и разумности института присяжных заседателей.

Одно письмо особенно характерно …— Письмо Д. В. Карташова от 10 мая 1876 г.

…в «нижнем помещении публики, занятом исключительно дамами, послышались аплодисменты» (Биржев. вед.). — В газетных отчетах говорилось: «В нижнем помещении публики, занятом исключительно дамами, послышались рукоплескания, которые тотчас же были заглушены дружным шиканьем остальной части публики» (Биржевые ведомости. 1876. 30 апр.).

Областное новое слово. — Этот раздел является откликом Достоевского на полемику о «местной» литературе и провинциальной печати, которая была ответвлением дискуссии о централизованном и федеративном устройстве России и продолжалась к этому времени уже несколько лет, периодически то затухая, то снова возобновляясь. Вопросы, которых она касалась, неоднократно обсуждались в печати в конце 1875 г. Сильным толчком к оживлению дискуссии послужила статья Д. Л. Мордовцева «Печать в провинции», напечатанная в сентябре-октябре 1875 г. в журнале «Дело». Автор полемизировал с точкой зрения, сторонники которой считали, что «провинции, подобно столицам и большим центрам, заговорят своим независимым языком, подадут свой собственный голос в общем представительстве человеческого слова, и голос этот будет иметь такое же решающее значение в представительстве мысли, как и голос центров-монополистов» (Дело. 1875. № 9. Отд. «Современное обозрение». С. 46). Д. Л. Мордовцев развивал «теорию больших городов», утверждая, что законом общественной жизни является тяготение всех областей к крупным центрам и что именно этим путем происходит приобщение к культуре и прогрессу даже самых отдаленных местностей. Большие города собирают самые крупные силы, осуществляют «монополию проявления интеллигентных сил человечества, монополию ума, монополию гения человеческого, наконец, монополию печати» (там же. С. 47–48). Задача местной печати, по Мордовцеву, состоит в том, чтобы освещать местные вопросы и нужды, отнюдь не притязая на равную со столицами роль в духовно-интеллектуальной жизни страны.