Герай Фазли - Семизвездное небо

* * *

Рано утром я должен был уезжать. Это было решено. Даже мама, весь день потихоньку от отца лившая слезы, наконец смирилась.

Она отправилась на кухню; ясно было, что она начала готовить меня в дорогу.

Мне тоже надо было попрощаться с родными местами. Кто знает, когда я вернусь в родные края, и вернусь ли?..

Я написал в Баку два письма: одно в деканат факультета, другое Гюльбениз. Мне хотелось, чтобы хотя бы она не обвиняла меня в лживости и себялюбии и не упрекала в том, что во мне прячется дьявол. С пощечиной Шахназ я и ее потерял навсегда, но мне не хотелось окончательно исчезнуть из ее памяти.

"Гюльбениз, я не знаю, будешь ли ты вспоминать обо мне... Может, и вовсе не вспомнишь. Но мне бы не хотелось, чтоб ты вспоминала обо мне плохо. У меня к тебе просьба: фотографию, которую я подарил тебе на память, не теряй. Вдруг когда-нибудь вспомнишь обо мне?.."

Я отправил письма и вернулся домой. Постоял под ивой, которая служила нам с Шахназ большим зонтом, скрывая нас от всего мира. Прислушался к журчанию родника. Как же мне попрощаться с Шахназ, уехать, не сказав ей ни слова?

Нет, если я уеду, не попрощавшись с Шахназ, я никогда не смогу отыскать на небе звезду, названную отцом "звездой Шахназ". Эта мысль завладела мною.

Ночью, когда все уснули, я пошел к пока еще безымянному роднику под раскидистой ивой. Я трудился до полуночи и высек на гладком, как мрамор, родниковом камне два слова: "родник Шахназ".

Потом, поднявшись в свою комнату, написал третье письмо. "Шахназ! Я ухожу. Убегаю от дьявола, сидящего в моем сердце. Я бегу от этого дьявола честолюбия и эгоизма. Ухожу, чтобы спастись от них. А это можно сделать только там - на фронте, в ясные ночи, глядя на горящую над головой звезду Шахназ. Ты хоть знаешь, что это значит? Так называется твоя пощечина. Это имя дал ей мой отец. А потом в ее свете указал на спрятавшегося во мне дьявола. Я ухожу, но до тех пор, пока в небе, над скалой Кеклик, рядом с созвездием Малой Медведицы будет гореть звезда Шахназ и я буду ее видеть, дьявол честолюбия, о котором ты говорила, не сможет ко мне приблизиться. Я говорю это, потому что я люблю тебя. В третий раз от этих слов трепещет мое сердце. Говорят, бог троицу любит. Помнишь, в первый раз я произнес их, утверждая мою любовь к тебе ее отрицанием. Потом в Истису, под двумя елями. Это моя третья и последняя клятва. Если бы, как в сказках, она увенчалась успехом, эта моя третья попытка, я был бы самым счастливым человеком на свете. И с тобой я разлучаюсь, словно в сказке. Я здорово верю в нее".

На мосту Улу, находясь среди парней, отправляющихся на фронт, я обернулся. Между верблюжьими горбами Карадага всходило солнце. Мое солнце,

7

О путник! Никогда не ищи ошибки

в пейзаже: его создала природа.

Иначе ты сам окажешься лишней деталью

в природе, которая никогда не ошибается.

И опять пришла весна.

Минуло два года с тех пор, как Айхан приехал в Чеменли. Два счастливых года второй его жизни. Два года - с вечерами, тихими как луна, и днями, светлыми как солнце. Два бурных года - таких, как Агчай и Гарачай. Он никогда еще не попадал в столь опьяняющий поток, именуемый жизнью. Он никогда не испытывал такого спокойного, такого тихого счастья. Эти два года запомнились не календарными днями, а годом Шахназ и годом Эльдара.

Эти два года добавили к именам, записанным на мостах Чеменли, его родниках, лестницах, вершинах, новые: "родник Айхана", "аллея Айхана".

Новый родник в конце сада Эльдара, у широкой сельской дороги, был назван "родником Айхана". Это он нашел его среди скал и своими руками облицевал источник. Часть дороги - от сада Эльдара до махала Сенгер именовалась теперь "аллеей Айхана". Когда посаженные им здесь два года назад ивы -распустили листочки, дорога действительно стала походить на аллею.

Этого уже не жаждала его душа, но он понимал, что возражать бесполезно. Да и не следует... Во-первых, кому, как не ему, была известна эта благородная традиция жителей Чеменли; кому, как не ему, было знать, что Чеменли вместилище таких известных имен, как "лестница Эльдара", "родник Шахназ", "мост Мариам", "вершина Искендера"... Во-вторых, эти новые названия относились вовсе не к нему, а к настоящему Айхану Мамедову. Скромным трудом он добился увековечения памяти своего отважного спасителя. И потому каждый раз, когда произносилось: "родник Айхана" "аллея Айхана", сердце его переполнялось радостью.

За эти два года изменилось и село.

Председатель колхоза Аждар-киши поменял место работы. Теперь председателем был избран уважаемый Рамзи-муэллим, который ради будущего родного села добровольно отказался от своей высокой должности. Вскоре по рекомендации председателя колхоза председателем сельсовета был избран Толстяк Насиб. Эти перемещения, особенно избрание Рамзи Ильясоглу председателем колхоза, несли с собой какие-то большие перемены. Айхан это знал. С того самого дня, как он услышал имя своего давнего соперника и однажды издали увидал его в Гаяалты, его не покидало странное нетерпение встретиться с ним.

Наконец мечта его сбылась. В один прекрасный день председатель, послав за ним посыльного, пригласил Айхана прийти в правление.

Айхан заволновался, но, как оказалось, волнение это было напрасным. Рамзи Ильясоглу встретил его приветливо.

- Добро пожаловать, Айхан!.. - И, сделав небольшую паузу, добавил: Айхан, амиоглу (то есть двоюродный брат), - и протянул ему руку, садитесь... вот сюда, пожалуйста. Извините, что затруднил вас... я должен был сам прогуляться по аллее Айхана, напиться воды из родника Айхана и прийти с вами побеседовать. Но что поделаешь, - и он указал на свой стол, заваленный бумагами, на телефонные аппараты на нем. - Много дел, вот и сейчас жду звонка из Москвы.

Айхан с интересом разглядывал его, стараясь уловить, что же изменилось за эти годы: облик, одежда, поведение? Особенно его интересовало, что связывало нового председателя с Шахназ. Ведь он хорошо помнил некогда произнесенную Рамзи фразу: "Или Шахназ, или никто!" Однако сейчас он мог разглядеть лишь то, что касалось внешности Рамзи-муэллима. Председатель выглядел так же молодо, как и тридцать лет назад: высокий, широкоплечий, элегантный, все тот же большой лоб, ясные фиолетовые глаза. Только черные вьющиеся волосы, будто чуть припорошило снегом. А это придавало его лицу большую значительность и даже привлекательность. Прежде отчетливо различаемые Айханом горделивость, недобрая усмешка, будто куда-то исчезли. Казалось, Рамзи теперь старался сосредоточить свое внимание на более существенных сторонах жизни. Когда он говорил, в его словах так и слышалось: "Я потому приветствую тебя с таким почтением, что возвеличивать таких тружеников, как ты, прямой мой долг". Что должен был ему отвечать Айхан?