Сергей Залыгин - Два провозвестника

И Русь помешалась на том:

Нельзя ли земного блаженства

Достигнуть обратным путем...

(Н. Некрасов)

""О, душою я до сих пор русский!" - воскликнул он и в доказательство произнес несколько неупотребительных в печати выражений" (М. Салтыков-Щедрин).

"Ныне кто не крадет, почитается дураком" (Ф. Растопчин).

"Думал о наших правителях. Все невежды. Махина держится тяжестью" (М. Погодин).

"Вообще у нас как-то более заботятся о перемене названий и имен, нежели о сущности дела" (Н. Гоголь).

"С представлением о комиссии неизбежно сопрягается представление о пререканиях. Одному нравится арбуз, другому - свиной хрящик" (М. Салтыков-Щедрин).

"В творениях нашего официального многословия нет места для истины" (П. Валуев).

"Общество притеснительнее правительства" (Т. Грановский).

"Три типичные черты характеризуют так называемое общественное мнение: беспочвенность, нетерпимость чужих мнений и самомнение" (В. Мещерский).

"Связываться с некоторыми из наших самозванцев-критиков, не знающих никакого приличия, - то же, что бороться с пьяным, который весь в грязи: только замараешься" (В. Жуковский).

"Везде преобладает у нас стремление сеять добро силою" (П. Валуев).

"Нигилисты явились у нас потому, что мы все нигилисты" (Ф. Достоевский).

И т. д.

Как это понять? Понималось по-разному:

а) можно гордиться: только великий народ может позволить себе подобное самооплевывание. На то мы и великие;

б) это не что иное, как признак скорой гибели;

в) народ великий, но больно уж глуп.

Да, весьма сомнительно, чтобы еще какой-то народ с таким же энтузиазмом занимался самоосмеянием. Деяния человечества на планете Земля давно уже вызывают сомнения у любого народа, но нигде сомнения эти не выражены так остро, как в России.

Оба наших провозвестника на этих изречениях взрастали, но удивительно, что одна и та же почва порождала такие разности: могла способствовать художникам слова, но и укрепить сознание нигилистов-утопистов-радикалов тоже могла.

* * *

Пушкин - кумир, божество Достоевского. Пушкин был природно гармоничен, иначе говоря, он без колебаний опознавал добро и зло. Он знал, что такое хорошо, а что такое плохо. Достоевский посвятил этому узнаванию всю свою жизнь.

И это потому, что за промежуток времени от "Бориса Годунова" и "Моцарта и Сальери" до "Преступления и наказания" и "Бесов" Россия действительно стала едва ли не самой сомневающейся страной в мире.

Разве мог сказать Пушкин то, что говорил Достоевский: "Путаница понятий наших об добре и зле (цивилизованных людей. - С. З.) превосходит всякое вероятие". Именно этой "путанице" Достоевский и посвятил свое искусство.

Пушкин еще не знал, что за материальные блага цивилизация будет расплачиваться ценностями духовными.

Толстой, начав по-пушкински, тоже ведь засомневался, оставил писать романы и повести и перешел к публицистике и пропаганде.

Ленин, житель толстовского времени, о сомнениях своей страны зная прекрасно, отбросил их как нечто непотребное, не заслуживающее его пророческого внимания.

* * *

Незадолго до убийства старухи процентщицы Раскольников написал статью, в которой доказывал: необыкновенные люди не только могут, но и должны преступить закон ради идеи, спасительной для всего человечества. Убийство совершено, Раскольников снова с исступлением утверждает "спасительность" этой идеи. Когда-то еще он покается?

Убийство было совершено в "двух разрядах" - ради социальной справедливости и ради собственной выгоды.

Так и так получалось: не убить нельзя! Объяснение для самого себя, для матери, для сестры, для невесты, для следователя.

На деле же "два разряда" одного убийства - это не более чем изощренный эгоизм, корысть и цинизм. Тот цинизм, который претворяет убийц в добрых разбойников, потом в народных героев, еще позже в благородных чекистов и в безупречное Политбюро с расстрельными протоколами, с постановлениями о ГУЛАГах, о репатриациях народов с Кавказа в Сибирь, о космополитах...

Ленин научил свою партию использовать эту аберрацию. Хорошо научил.

Уж не потому ли Достоевский был для Ленина "скверным" писателем, что аберрация эта была Достоевскому чужда?

* * *

Мать Родиона Раскольникова говорит сыну: "Полно, Родя, я уверена, все, что ты делаешь, - все прекрасно!"

А разве не в духе матери Ленина было сказать своим деткам: "Полно, Саша, полно, Володя (Маша, Аня, Дима), я уверена, все, что вы делаете, все прекрасно"?! Она так им и говорила.

* * *

Достоевский о Раскольникове: "...он был молод, отвлеченен и, стало быть, жесток". Опять-таки вполне применительно к Саше, Володе, ко всем братьям и сестрам Ульяновым.

* * *

В Париже, в музее-квартире Ленина - Крупской, для обозрения лежит письмо - Ленин пишет, чтобы мать не присылала им с Надей денег, не отрывала от своей пенсии. Они с Надей подрабатывают, им хватает.

Мать казненного цареубийцы Александра, ссыльного Владимира Ульянова, поднадзорных Марии, Анны, Дмитрия готова помогать детям. Это естественно. Но дело еще и в том, что царское правительство (безусловно, жестокое) семейным анкетам значения не придавало, выплачивало старушке положенную пенсию, которой можно поделиться с детьми.

Когда Ленин будет председательствовать на заседаниях ПБ, он об этом не вспомнит.

За призыв к свержению правительства без применения оружия суд мог дать максимум восемь лет. За всю предреволюционную историю большевиков таких случаев было раз-два и обчелся. Давали два-три года. Три года шушенской ссылки - это считалось очень серьезно.

Об этом ленинский ЦК, переживший все жестокости самодержавия, тоже не вспомнит.

* * *

Антиприродность (надприродность) человечества, коммунизма в частности, выражена еще и в том, что свое будущее оно планирует независимо от законов природы, но в соответствии с сиюминутными представлениями о себе и об окружающем мире. Собственные потребности - вот закон всех наших законов.

Прогресс - это прогрессивное увеличение все тех же потребностей. Коммунизм начинает не с создания, а с перераспределения материальных ценностей, притом это перераспределение требует бульших и природных и человеческих ресурсов, чем их создание. В процессе перераспределения забывается, что богатство в руках нищих - это хуже, это расточительнее, чем в руках богатых.

Конечно, примириться с несправедливостью раз и навсегда нельзя, но на то и природа, на то и природа вещей, чтобы считаться с нею всегда и везде, не исключая проблем социальных.

* * *

Вот уже лет двести - триста, начиная чуть ли не с Петра Первого, даже раньше, лишь с краткими перекурами, Россия, при своем-то консерватизме, при своей застойности, только и делает, что перестраивается. Опыт Европы нам нипочем, последовательность перестроечных мероприятий - нипочем, с революциями опаздываем больше чем на век и тогда наверстываем, но опять-таки - по Чаадаеву: идем вперед по какому-то косвенному пути, не ведущему к цели.