Наум Фогель - Капитан флагмана

- Сегодня.

- А повременить, пока я в Москву слетаю?

- Я тянуть не люблю. Это у меня с фронта - приказ есть приказ. И потом, с министром можешь и тут поговорить. Во вторник обещал быть, если ничего не помешает.

- Так, может быть, с передачей до его приезда и подождем?

- Тянуть не буду.

- Торопишься, значит. Боишься, чтобы там не переиграли.

Бунчужный почувствовал, как у него холодеют губы и по затылку забегали мурашки. "Довел-таки, сукин сын!" - подумал он не столько со злостью на Романова, сколько на самого себя.

- Все. Разговор окончен. Через час комиссию пришлю.

Романов несколько секунд смотрел на Бунчужного, потом резко поднялся, быстрым шагом направился к выходу. Сильным ударом носка толкнул дверь, вышел, громко хлопнул ею.

Бунчужный досадливо поморщился. Посмотрел на часы. Половина десятого. Удалось ли связаться с больницей?

Он потянулся к трубке, но телефон в это время зазвонил.

- Багрий на проводе, Тарас Игнатьевич, - доложила секретарь.

Бунчужный поздоровался, спросил:

- Как там Валентина моя?

- Сегодня немного лучше.

- Галина говорила. Не нравится она мне.

- Кто? - спросил Багрий, понизив голос.

- Галина. Я сегодня встретил ее. Утром. Не понравилась.

- Устала она очень. Больше ничего.

- Может, отправить ее на два-три дня в Заозерное, к бабушке? Поговорите с ней, Андрей Григорьевич. У меня ничего не выйдет.

- Вы полагаете, у меня выйдет?

- Попытайтесь, пожалуйста. Я в четыре буду.

Он положил трубку, несколько секунд сидел задумавшись, потом снова позвонил секретарю. Спросил как обычно:

- Что у нас там?

- Сейчас вам кофе принесут и чего-нибудь поесть.

- Не надо. Закончу прием, приду в буфет. Что у нас там?

- Было трое. По поводу жилья. Я их к Ширину отправила... Волошина пришла. Две минуты просит.

"Волошина - и две минуты", - усмехнулся Бунчужный, а вслух сказал:

- Давайте ее сюда.

Волошина вошла и направилась к столу своей на редкость легкой походкой. Лицо ее было затуманено не то печалью, не то заботой и в то же время освещалось теплой, приветливой улыбкой.

"Она очень пластична, - подумал Бунчужный. - Не только внешне пластична, но и внутренне".

Людмила Владиславовна до того, как стала главным врачом девятой больницы, несколько лет возглавляла заводскую поликлинику здесь, на судостроительном. Она была красива той особой красотой, какой обычно расцветают ладно скроенные женщины в тридцать четыре, тридцать пять лет. Умела держаться с подкупающей простотой и достоинством, что всегда вызывает чувство уважения и симпатию. Начальники цехов охотно выполняли все ее просьбы, нередко расходуя для ремонта поликлиники остродефицитные, предназначенные для отделки кораблей материалы.

Тарас Игнатьевич знал, что она еще студенткой вышла замуж за какого-то доцента, что у нее дочь от этого брака, что вскоре вышла замуж вторично, за Ширина, у которого за год до этого умерла жена. Узнав о свадьбе, Лордкипанидзе не удержался:

- Как?.. В одной упряжке Костя Ширин и эта трепетная лань?..

- Кто лань? - спросил Бунчужный. - Ты бы поостерегался, Лорд. Если она узнает, как ты ее обозвал...

Тарас Игнатьевич посмотрел на ее тонко очерченное лицо, чуть покатые, очень женственные плечи и подумал, что Константин Иннокентьевич не ровня ей и что брак у них, наверно, не из счастливых, но вот живут же. Спокойно, тихо. Иногда их можно было встретить в театре, на пикнике. Всегда вместе. Всегда какие-то умиротворенные, спокойные, очень дружески расположенные. Видимо, сумел же подобрать ключ к ее сердцу Константин Иннокентьевич?

Она любила внедрять в практику своей поликлиники все новое. Проведав об очередной новинке в Москве, Ленинграде или ином городе, она тут же собиралась и ехала, чтобы ознакомиться. Бунчужному нравилась эта ее деловитость. И то, что поликлиника на его заводе считалась самой лучшей в области, тоже нравилось. Людмилу Владиславовну он величал начальником цеха здоровья. Хорошим начальником. Однако против перевода ее главным врачом укрупненной девятой больницы не возражал: нельзя становиться поперек дороги человеку, если он в гору идет.

Легкий туман печали, который придавал красивому лицу Волошиной что-то общее с лицом скорбящей богоматери, не понравился Бунчужному.

"Конечно, клянчить пришла", - подумал он и поднялся навстречу. Она протянула ему свою белую, узкую в кисти, с длинными, тонкими пальцами руку. Он пожал ее, потом указал на кресло и произнес:

- Я весь внимание, Людмила Владиславовна.

"Она безусловно пришла клянчить, - снова подумал Бунчужный, - но прежде она станет интересоваться моим здоровьем".

- Как ваше здоровье, Тарас Игнатьевич?

Она выразила искреннее удовлетворение по поводу хорошего здоровья директора, несмотря на длительную командировку и хлопоты, которых у того полон рот. После этого перешла к Валентине Лукиничне:

- Мы вчера консилиум собирали. Лучшие специалисты...

Она стала перечислять членов консилиума, называя должность и научное звание каждого, но Бунчужный вежливо оборвал ее.

- Знаю, - сказал он. И, отвечая на удивленный взгляд, пояснил: - Я ведь уже с Галиной беседовал и с Андреем Григорьевичем. И что утешительного мало, тоже знаю. Какая нужда у вас? Давайте выкладывайте, пока добрый.

Волошина улыбнулась. Ей нужен линолеум. Желательно голубой. И пластик. Желательно белый. Лучше с бирюзовым отливом...

Зазвонил секретарский телефон.

- Приехал Дэвид Джеггерс, - сообщила секретарь.

- Ах и некстати, - бросил с досадой Бунчужный в микрофон и спросил: Где он сейчас? В гостинице?.. К десяти? Этот если сказал, будет минута в минуту. Ладно, давайте кофе. - Он положил трубку и обратился к Людмиле Владиславовне: - Да, так что у вас там?

- Пластик, Тарас Игнатьевич. Для отделки панелей. В столовой хирургического корпуса. И еще: очень хотелось бы мне установить микрофоны с усилителем в конференц-зале. Нигде не достать сейчас такой установки, а у вас есть, говорил мне Константин Иннокентьевич.

Бунчужный потянул к себе ее заявление и, не просматривая, наложил резолюцию. Людмила Владиславовна пожалела, что не попросила пластика раза в два больше. А клея - всего тридцать килограммов.

- Я попрошу Константина Иннокентьевича, чтобы он все оформил.

- Я его послал в Отрадное.

- Надолго?

- Завтра вернется. Вы уж извините.

- Полноте, - улыбнулась она, и Бунчужному показалось, что неожиданная командировка мужа не только не опечалила ее, а даже обрадовала. - Я поручу своему завхозу. Вы уж простите, Тарас Игнатьевич, если я по старой памяти и дальше к вашей помощи прибегать буду.

- Я всегда к вашим услугам, Людмила Владиславовна, всегда к вашим услугам.

Ему не терпелось оборвать этот визит. В другое время он охотно поболтал бы с ней, но сейчас... Этот настырный англичанин Дэвид Джеггерс...