Валентин Катаев - Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)

- Поди сюда. Уроки сделал?

- Еще не сделал.

- Так куда же ты идешь?

- Гулять.

- А уроки?

- А уроки - вечером.

- Хорошо. Как хочешь. Вечером так вечером, но имей в виду, что, если...

- А что? - встревожился Вася. - Выпорешь?

- Нет, пороть я тебя, разумеется, не буду, - лукаво прищурилась мама, но имей в виду, что отныне за каждую пятерку ты будешь у меня получать пять рублей. Понял?

- Понял, - деловито сказал сообразительный Вася. - И за пение тоже?

- И за пение тоже.

- Пять рублей?

- Пять рублей.

Глаза Васи алчно сверкнули:

- А за поведение?

- И за поведение. То же самое. Пять рублей.

Папа иронически хмыкнул, но, вспомнив, что отстранился от дальнейшего воспитания сына, молча пожал плечами.

Вася некоторое время напряженно думал, сморщив лоб, на который опускалась совсем-совсем маленькая белобрысая челочка, а потом спросил:

- Каждую неделю?

- Что каждую неделю?

- Получать буду каждую неделю или как?

- Каждую неделю, каждую неделю.

Вася еще немного подумал.

- А за четверку сколько буду получать?

- Надо полагать, за четверку будешь получать четыре рубля, а за четыре с плюсом - четыре пятьдесят, - не выдержал папа и, фыркнув, вышел из комнаты.

- Ладно, - сказала мама, - иронизируй, иронизируй! Посмотрим, кто из нас прав.

- Так мне, мамочка, можно идти? - с редкой непоследовательностью сказал Вася.

- Куда?

- А гулять.

- А уроки?

- Уроки - вечером.

- Ну как знаешь. Только имей в виду: потом тебе же будет хуже. Учти это.

- Учту, - сказал легкомысленный Вася и бодро побежал на улицу пускать кораблики.

Описание серебристых ручейков, воробьев, набухших почек и прочего, к сожалению, пропускается ввиду острого недостатка места в праздничном номере журнала.

Одним словом, Вася пускал кораблики, но мысли его были далеко. Сосредоточенно сморщив лоб, он хмурился и бормотал:

- Пятерка - пять рублей. Четверка с плюсом - четыре пятьдесят. Четверка - четыре рубля. Тройка с плюсом - три пятьдесят.

И пухлые губы его деловито шевелились.

И вот в один прекрасный день (описание одного прекрасного дня за недостатком места и за отсутствием у автора крупного изобразительного таланта пропускается) раскрасневшийся, ликующий Вася вбежал в комнату и торжественно бросил на стол перед мамой дневник, густо запачканный чернилами.

- Давай восемнадцать пятьдесят, - задыхаясь, сказал он.

- Восемнадцать пятьдесят? - сказала мама, удивленно подымая брови. Какая странная цифра! Ты, наверное, что-нибудь перепутал. Не так подсчитал. Наверное, пятнадцать или двадцать?

- Нет, восемнадцать пятьдесят. Я хорошо подсчитал. Давай деньги. Ты обещала.

- Позволь, - слегка побледнела мама. - Как же это получилось?

- А так и получилось. Очень просто. Всю неделю старался. По письму кол - один рубль. По арифметике домашней двойка - два рубля. По арифметике устной кол - один рубль. По пению пятерка - пять рублей. Поведение четверка - четыре рубля. Прилежание двойка - два рубля. Рисование тройка с плюсом - три пятьдесят. Всего восемнадцать рублей пятьдесят копеек. Можешь проверить, честно заработал.

Папа хотел что-то сказать, но, вспомнив, что отстранился, молча рухнул на диван лицом вниз и затрясся от хохота. А у мамы глаза сделались совершенно круглые, а лицо побледнело как бумага. Она дрожащими руками взяла мальчика за толстые, красные щеки, заглянула в его синие простодушные глаза неутомимого работяги и с ужасом прошептала:

- Васенька! Мальчинька мой! Дружок! Как же это тебя угораздило? Солнышко мое!..

- Я бы это солнышко с наслаждением отшлепал! - простонал папа в подушку.

- Это непедагогично... - неуверенно пролепетала мама.

Одним словом, хотя автору и очень хотелось написать в первомайский номер солнечный, лирический рассказ, где бы большой, красивый отец, посадив на спину своего малютку, шел на Красную площадь смотреть первомайский парад, но, к сожалению, не получилось.

1947

Бывший чиновник Иван Иванович посмотрел на небо и спешно покрылся обильным, но очень холодным потом.

- Летят, - прошептал он, - летят, негодяи! Как пить дать летят! Лопни мои глаза!

Впрочем, глаза не лопнули и пить никому не пришлось давать. Наоборот, самому захотелось пить. От бешенства!

Высоко в небе, огибая верхушку Сухаревой башни, жужжащими мухами ползли аэропланы - семь штук.

- У-у, подлые! Летят и в ус себе не дуют. Одно слово - чудеса техники. Дожили, значит, до того, что коммунисты над головой лазают.

- А может, не наши, а? - спросила сердобольная торговка, обвешивая зазевавшегося покупателя.

- Не наши... Не наши... - передразнил Иван Иванович. - Чего зря треплешься! Звезды на крыльях, чай, видишь?

- Ви-жу.

- Ну и ладно. Коммунистические, значит, и есть. Птички.

- Вот они тебе, эти птички, такое на лысине снесут яичко, что мать родную позабудешь, - весело подмигнул проходящий мимо красноармеец.

Иван Иванович даже посинел от злости. Однако смолчал. Он знал, что на скандал нарываться не стоит.

- Так-с, - говорил Иван Иванович жене своей за обедом. - Иду это я по Сухаревке, а они летят. Семь штук. Коммунистические все. Со звездами. Вот тебе и нэп! И где только закон такой есть, чтобы коммунистам позволялось, извините за выражение, по воздуху летать? А!

- А это, папаша, красные летчики. Академия Воздушного флота. Учебные полеты совершают, - сказал сын Коля.

- Молчи, дурак! Тебя не спросили. Академия Воздушного флота! И кто это тебя только словам таким выучил, негодяя? Чтоб у меня не сметь произносить за столом такое...

Наступила пауза.

- Н-да... История с географией, можно сказать. Ведь вот сплошное мужичье, рабочие, пролетариат, а летят, негодяи! Хоть на свете не живи: куда ни посмотришь - коммунист. Только и было удовольствия, что на солнышко посмотреть, - там-то уж наверное коммуниста не увидишь. А теперь - на, выкуси. Фу-ты, дьявол!

Ночью Ивана Ивановича мучил кошмар.

Снились ему аэропланы - семь штук. И каждый с Сухареву башню величиной. И на крыльях звезды. А в аэропланах - коммунисты. Подмигивают эти коммунисты на Ивана Ивановича и говорят хором:

- Эй, купец! А мы всё сверху видим! Берегись! Лови!

И бросили на Ивана Ивановича яичко вроде пасхального, величиной с дом. А на яичке надпись: "Красный Воздушный флот - могучее оружие в руках пролетариата против мировой контрреволюции".

В холодном поту Иван Иванович проснулся.

В небе жужжали аэропланы.

1923

Митька - папиросник.

Однако это не мешает Митьке вести шумную великосветскую жизнь, полную захватывающих интриг, запутанных авантюр и жгучего шика.

Уж такой человек Митька!

Ничего не поделаешь!

Вечером Митьку можно видеть на третьих местах дешевого кинематографа.