Сергей Клычков - Князь мира

- Да ведь при чем тут мужики?.. Барыня все и разъяснила… чуть даже Мироныча не отодрала на конюшне, потому что и мой почел тебя по простоте за святого…

- Ишь! - просветлел Недотяпа.

- А барыня разъяснила: мужик, говорит, может быть чертом, а не святым! Святых мужиков даже, говорит, нет на чудотворных иконах! С той поры, с легкой ее руки, так тебя в народе святым чертом и величают!

- Осподи милостивый, - вздохнул Недотяпа.

- Барыня-то после твоего оброку, почитай, молодых и старых - всех ног порешила, чтобы больше подавали калеким… Нищий, говорит, калекий во много раз выгоднее мужика!

- Ну? - прошептал Недотяпа. - Что ты говоришь?

- Вот тебе и ну! По монастырям отправила вроде как на богомолье… милостыню ей собирать!

- Осподи! - удивленно вскинулся Недотяпа глазами.

- А они, - зашептала Лукерья, пугливо оглянувшись на окна, - не будь дурны, вместо богомолья вышли на большую дорогу и начали такое вытворять!.. Душегубы! Князя убили!

- Ну…у…у? - даже привстал Недотяпа.

- Переловили… по твоей… по твоей милости, Недотяпа. Сколько народу пропало! Сам ходишь в веригах, а на других надел кандалы. Жалко больно Буркашу!

- Значит, пропал и Буркашка?.. А?.. Дивное дело, Лукерьюшка, дивное дело: отдашь с себя все до нитки, а другие за тебя, вишь, в убытке! - поник лохмами Недотяпа. - Ишь, как все повернулось!

- Прыткий ты стал на язык, Недотяпа… оченно прыткий! - поджала локотки Лукерья, оглядывая Недотяпу. - Должно, что всего наслушался да навидался!

- И то, Лукерьюшка, правда… чего-чего не едал! Чего-чего не видал!.. Вот уж, скажу тебе по правде, в такой был стороне, коли рассказать, так, ей-бо, верно говорю, не поверишь! Царство такое есть, Лукерья, на свете… царство… прекрасное королевство!

- А ну погоди, я малость в печке оправлю, а то Мироныч придет, задаст хорошую трепку, что у меня ничего не готово!.. - шмыгнула Лукерья за печку, на ходу взглянувши к младенцу за полог.

- Да ты, Лукерьюшка, готовь там себе с богом… я и то привык сам с собой рассуждать, сяду где-нибудь под елочку возле дороги и вот говорю, говорю, что только на язык полезет, а елочки, березки слушают меня и веточками машут… хушь бы што… ты, пожалуй, не слушай, а то, грехом, разговорюсь и назову не Лукерьей, а… Лушей! Хе… хе… хе!..

Лукерья мотнула Недотяпе из-за печки головой с тихим смешком и завозилась сковородами, а Недотяпа перекрестился умильно на образ и начал причитать нараспев, подымаясь голосом с каждым словом все выше:

- А и еся на свете царство доброе…

Королевство вежливое…

Княжество учтивое…

А и живут в тоем царстве

Не в оммане, не в коварстве,

Ох, и проживают в тоем королевстве

Во нерушимости, во девстве…

А и сам народ в тоем княжестве

Не лихоимчивый, не куражистый…

А и церкви там из золота все новеньки,

Все в зенчужных камушках часовенки,

А и улички рублевиками вымощены,

Золотым песочком вычищены,

Закоулочки выложены полтинниками,

Четвертаками, пятиалтынниками,

А и для простаков мужиков

Избы из медных пятаков,

Для начальства, купцов да аршинников

Из серебряных гривенников…

А денежки гвоздиками приколочены,

Шобы прохожие не зарились оченно,

А и крылечки как кивоты кипарисовые,

Шаровары у всех с напуском плисовые,

Рубахи на всех новые да нанковые,

В один цвет и хасон, одинаковые,

Сапоги же лаковы,

Почитай, у всякова…

Ни поборов им, ни барщины им, ни оброка,

Не царь над ними и не царица,

А птица

Со-ро-ка!

А и войдешь в то царство доброе,

Крепкосокое, крутореброе,

Вот и внидешь в королевство вежливое,

Попадешь ежели

В учтивое княжество,

Где народ здоровый да коряжистый,

Толь всего потребуется по положению

Ради свычая, в уважение:

Поклониться пред церковами божими,

Поздоровкаться ласково с прохожими:

Дескать, доброго вам, братцы, добра,

Прожития, братцы, веселова.

Тут дадут тебе шубу рудого бобра,

Дорогую шапку из соболя

Напялют на нечесану голову!..

Носи и не изнашивай,

Надевай и не спрашивай,

Где, дескать, купили, где добыли?..

Тут достанут тебе со самой верхней полочки

Все новешенькое, шитое с иголочки,

Рубаху выдадут новую, нанковую,

Цветом, хасоном со всеми одинаковую,

Шаровары с напусками примерют плисовые,

Никакой цены на них не прописывая…

А и цена

Всему тут одна:

Слово доброе да руке-трясение

И в будний день и воскресение!

А и начнут тебя потчевать разною пищею,

Жареным тебя угощать и пареным,

Насуют всего в сумку нищую,

Выведут на крыльцо, как барина!..

Вот и тут дадут одну денежку,

Эту денежку никуда не денешь ты.

Неразмедный рубль сбоку с дырочкой,

С завсегдашней с легкой выручкой…

- Што ты?.. Што ты?.. - выскочила Лукерья из-за печки в руках с помакушкой. - Што ты воешь, словно леший болотный?.. Ребенка всполошишь… не видишь, младенец?.. Да и народ, того гляди, соберется… вздуют еще… отвалтузят!

- Ох, Лукерьюшка, и то зачитался!.. А ты что?.. Не веришь?..

- Вот уж Недотяпа, истинно, что Недотяпа… да кто же поверит?.. -поджала руки Лукерья, усмехаясь робкой улыбкой.

- А кто не поверит, Лукерьюшка… тому сядет веред и в зад и на перед! - ухмыльнулся и Недотяпа. - Раздосадила ты меня, Лукичишна, разговором про барыню… сильно мне не любо, что так нехорошо меня в народе возвеличали… должно, что надо совершить теперь по-другому, - поглядел Недотяпа на люльку с младенцем, спустил с плеча на пол суму и, развязавши на ней мертвый узел, достал с самого дна большой кошелек, - вот, Лукерьюшка, хушь ты верь, хушь не верь, а за доброе слово получай себе награду… -Подошел Недотяпа к столу и вывалил на него золотую груду, в которой меж золотыми, словно плотица на солнце, серебрился один только целковый. -Мотри сюда, когда не веришь… ишь, какие золотенькие, новенькие да плотненькие!

Лукерья шагнула к Недотяпе и, перекрестившись на него, как на икону, поклонилась в землю долгим поклоном и поцеловала грязные чуни.

Недотяпа долго смотрел, опершись руками о стол, на широкую, словно дроги, с которых сняли колеса, спину Лукерьи, и глаза его то темнели, то вдруг загорались зелеными огоньками, потом нащупал в золотой груде целковик и тихо промолвил:

- Вставай, Лукерьюшка, простая душа… полно; у нас седни не прощеное воскресенье, чтобы валяться друг перед другом!

Лукерья встала на ноги, неторопливо отерла кубовым подолом крупные слезы, в которых смешаны были и радость и удивленье, а Недотяпа придержал вериги, чтобы не очень гремели, и тоже ей поклонился, облобызавши голые ноги. Лукерья, не шелохнувшись, тупыми глазами смотрела на золотые, как бы соображая, куда их получше запрятать.

- Прости и меня, грешника-кромешника, - прошептал Недотяпа, приподымаясь и осматривая Лукерью пытливыми глазами, - собери, Лукерьюшка, деньги… как бы кто, грехом, не наткнулся… Одно смущение только!