Петр Краснов - Мантык, охотник на львов

— Я только напишу своему другу, американцу, мистеру Стайнлей, чтобы и онъ пріѣхалъ. Онъ давно собирался. Итакъ, мой юный «бой» — онъ назвалъ такъ сразу Колю, — вы будете обслуживать насъ двухъ. Вы будете и слуга, и помощникъ, и секретарь, и все… Я плачу за дорогу — по третьему классу, конечно… Я васъ одѣну, вооружу — это все въ Марсели. Я васъ буду кормить… Ну и тамъ… маленькія карманныя деньги…

Мосье Жоржъ настоялъ составить условіе. Не очень было выгодное это условіе, но тамъ былъ важный для Коли пунктъ, что онъ можетъ въ любой моментъ въ Абиссиніи оставить службу у мистера Брамбля.

Мистеръ Брамбль тупо посмотрѣлъ на мосье Жоржа.

— Зачѣмъ это надо?

— Для порядка, — сказалъ мосье Жоржъ. — Конечно, этого никогда не будетъ, но для порядка мы это напишемъ.

— Гмъ… Ну, хорошо… напишемъ… Только для порядка. И Брамбль подписалъ условіе.

Это было въ конторѣ господина Дарсонвиля. Въ этотъ вечеръ въ конторѣ на счетной машинѣ работала Люси и она слушала все, что говорили о Колѣ.

Она задержалась противъ обыкновенія въ конторѣ до вечера.

Мосье Жоржъ заперъ кассу и сказалъ:

— Пойдемъ, Люси.

— Я сейчасъ, папа. Идите одни. Я догоню.

Писцы и бухгалтеры ушли за своимъ патрономъ. Люси приняла ключъ.

— Мосье Николя, — сказала она, — мы пойдемъ вмѣстѣ.

Коля, уже выводившій свой велосипедъ, завелъ его обратно въ контору.

Двѣ лампочки: одна за конторкой Люси, подъ зеленымъ стекляннымъ абажуромъ, другая у входа, горѣли въ конторѣ. Углы были въ сумракѣ. Люси, доставъ изъ сумочки маленькое зеркальце, надѣвала на темные кудри блеклосинюю суконную шапочку. Ея брови хмурились, по пухлымъ губамъ побѣжали морщины.

Она слишкомъ долго возилась со шляпкой. Темныя рѣсницы прикрывали голубой огонь глазъ. Коля стоялъ у входа.

«Бабскія нѣжности» — думалъ онъ, и не могъ отвести отъ Люси глазъ.

Наконецъ, послѣдній взглядъ брошенъ въ зеркало. Поправлена послѣдняя прядка вьющихся волосъ. Люси смѣло и открыто посмотрѣла на Колю. Можетъ быть, ея глаза блестятъ больше обыкновеннаго и чуть покраснѣли вѣки? Это лампочка отражаетъ въ нихъ свой огонь. Это устала бѣдная Люси, считая длинные ряды цифръ.

— Мосье Николя, — говоритъ Люси, — значитъ, вы уѣзжаете завтра вечеромъ въ Марсель… и оттуда въ Африку. — Ея голосъ звенитъ и отдается эхомъ въ пустой конторѣ.

— Да, черезъ двѣ недѣли оттуда въ Африку, — говоритъ Коля.

Онъ хорошо владѣетъ собою. Его голосъ нисколько не дрожитъ. Голосъ Люси какой то особенно глубокій. Трудно не поддаваться этому голосу.

— Мосье Николя! Я понимаю, почему вы ѣдете. Я вамъ сочувствую… Можетъ быть, я и сама на вашемъ мѣстѣ поѣхала бы. Но мнѣ не нравится, что вы будете при мистерѣ Брамблѣ.

Коля пожимаетъ плечами.

— У меня нѣтъ выбора, мадемуазель. Патронъ, какъ патронъ.

— Слушайте, мосье Николя… Служите ему честно, но будьте на сторожѣ. Не довѣряйте ему. Бога ради не проболтайтесь ему о. настоящей цѣли вашего путешествія и не показывайте вашей бумаги. У меня къ нему нехорошее чувство… Я много о немъ слышала и я не понимаю, почему папа остановился на немъ.

— Онъ мой хозяинъ.

Люси вскинула на Колю глаза. Въ нихъ — буря. Голубые огни загорѣлись въ нихъ.

— Мосье Николя!.. Вы… вы не знаете Европы! Здѣсь, если дѣло коснется денегъ… наживы… быстраго богатства… Здѣсь нѣтъ слова… чести… благородства… Здѣсь — гербовая бумага, адвокатъ… судъ… Гдѣ же вамъ съ нимъ тягаться?.. У васъ нѣтъ никакихъ удостовѣреній, что кладъ вашъ… а не кого-нибудь другого… Его у васъ каждый можетъ взять.

— Все можетъ быть… Но есть и Божья правда…

— Божія правда… Да… да… да… Ну, пусть вамъ поможетъ Богъ и Божія Матерь, святая Марія, о которой вы такъ хорошо разсказывали мнѣ.

Въ голосѣ Люси слезы… Глаза стали влажными. На темныхъ рѣсницахъ засвѣтились брилліантовыя капли. Коля едва можетъ сдерживаться. Онъ мэлчитъ. Скажи онъ слово, онъ и самъ разрыдается.

— Мосье Николя!.. Знайте… Вернетесь вы богатымъ… Или бѣднымъ… нищимъ… все равно…

Слова путаются. Ихъ трудно разобрать.

— Знайте одно… Люси ваша… Люси васъ ждетъ… Люси васъ любитъ!

Люси стремительно выходить изъ за бюро и идетъ мимо Коли. Синяя шапочка мелькнула подъ фонаремъ. Стройная фигура въ котиковомъ мягкомъ пальто растворилась въ туманномъ мракѣ ночи.

Люси ушла, не сказавъ ни «до свиданія», ни «прощай».

«Люси васъ любить»…

«Бабскія нѣжности… конечно, бабскія нѣжности».

У Коли дрожатъ руки, когда онъ гасить электричество. На бюро, за которымъ стояла Люси, осталось маленькое, забытое, круглое зеркальце. Коля береть его, цѣлуетъ и кладеть въ карманъ.

На его глазахъ слезы.

«Бабскія нѣжности».

Но дрожитъ его рука, когда онъ берется за руль велосипеда и какимъ то неувѣреннымъ зигзагомъ врывается велосипедъ въ вереницу такси.

Впереди много тяжелаго.

Только теперь Коля скажетъ все мамочкѣ, Галинѣ и Манты ку.

Они ждутъ его.

Такъ было заранѣе условлено, что въ этотъ вечеръ мамочка освободится раньше и Селиверстъ Селиверстовичъ придетъ съ Мантыкомъ въ гостинницу «Селектъ» къ Ладогинымъ. Коля разскажетъ все. Теперь, когда все кончено, все оформлено и даже назначенъ день отъѣзда, Коля можетъ все сказать. Нелегко все это. Ему, конечно, жаль и очень тяжело разстаться съ мамочкой и Галиной, но не это тяготитъ его. Разстаются они не на вѣки, и ѣдетъ онъ, обезпечивъ мамочку и Галину, ѣдетъ для ихъ дальнѣйшаго благополучія и счастья. Кто нибудь долженъ распорядиться наслѣдствомъ дяди Пети, а кому же это и сдѣлать, какъ не ему, Колѣ, - единственному мужчинѣ въ ихъ родѣ и наслѣднику? И мамочка это поиметь. Галина не съумѣеть оцѣнить значенія разлуки и очень тосковать не будетъ. Тяготило Колю сказать это при Мантыкѣ. Онъ чувствовалъ, что будутъ упреки, и ему было совѣстно, что онъ даже не попытался замолвить слово о своемъ другѣ.

Была даже подлая мысль не посвятить во все это дѣло Мантыка, уѣхать тайкомъ отъ него, но Коля имѣлъ мужество прогнать эту мысль.

«Вѣдь долженъ же понять Мантыкъ, что двоихъ насъ не могли взять, и ѣхать ему вмѣсто меня нельзя, потому что дядя Петя — мой дядя», — успокаивалъ себя Коля, но чувствовалъ, что была тутъ какая то натяжка, что мистеръ Брамбль, возможно, взялъ бы и двоихъ, все равно онъ будетъ нанимать чернокожихъ въ Джибути, и что въ Африкѣ Мантыкъ, конечно, меньше растеряется, чѣмъ Коля. Но въ этомъ Колѣ ужасно не хотѣлось признаться самому себѣ. Онъ уже мечталъ о нарѣзномъ винчестерѣ, который посулилъ ему мистеръ Брамбль, мечталъ о томъ, какъ онъ будетъ стрѣлять изъ него антилопъ и леопардовъ, можетъ быть, даже… и львовъ…

Отказаться отъ всего этого для Мантыка, потому что Мантыкъ сильнѣе физически и болѣе приспособленъ для кочевой жизни, было выше силъ Коли.