Петр Краснов - Ненависть

Въ эту недѣлю все перемѣнилось на желѣзныхъ дорогахъ и во всей Россiи. Дворъ станцiи Травники былъ запруженъ подводами. Поѣзда пришлось ожидать шесть часовъ. Обычное росписанiе было нарушено, шли воинскiе поѣзда. Надеждѣ Петровнѣ пришлось добираться до своего хутора кружнымъ путемъ, и вмѣсто полутора сутокъ, она провела въ дорогѣ цѣлую недѣлю.

Навстрѣчу шли, тянулись, длинными составами стояли на станцiяхъ безконечные поѣзда красныхъ товарныхъ вагоновъ. На платформахъ — повозки съ поднятыми оглоблями и дышлами, орудiя, ящики. На станцiяхъ толпы запасныхъ. Въ вагонахъ сѣрыя толпы солдатъ, пѣсня, мѣдный зовъ сигнала, бряцанiе котелковъ, пахучiя кухни, скатанныя шинели, молодыя и старыя лица. Вся Россiя поднялась навстрѣчу врагу.

Донъ былъ неузнаваемъ. Куда дѣвался миръ его полей?

На церковныхъ колокольняхъ мотались красные флаги мобилизацiи. На станцiяхъ кишѣло казаками.

Никто не выѣхалъ за Надеждой Петровной на станцiю и она съ трудомъ раздобыла подводу, чтобы доѣхать къ себѣ. На хуторѣ — безлюдье. Работникъ Павелъ ушелъ по призыву, Николай Финогеновичъ уѣхалъ въ окружную станицу — онъ попадалъ въ полкъ третьей очереди. Только дѣти, подростки и старики оставались на хуторѣ. Бабы уѣхали, кто провожать мужей, кто въ степь исполнятъ мужскую работу.

Одна бродила по своему куреню Надежда Петровна и только подъ вечеръ, когда бабы вернулись съ полей, къ ней забѣжала дочь Колмыкова.

— Вотъ, какъ, мамаша, обернулось-то! Весь Донъ поднялся. Полковъ чисто несосвѣтимая сила идетъ на желѣзную дорогу. Но вы, мамаша, ни о чемъ не сумлѣвайтесь… Вотъ и вамъ по настоящему въ жалмеркахъ [6] Note6 Жена казака, ушедшаго на службу, оставшаяся дома — «соломенная вдова». гулять довелось… Ну да ничего. Батяня о васъ наказывалъ, чтобы вамъ всѣмъ мiромъ помогли пшеничку убрать. Пособимъ вамъ и вы насъ своимъ совѣтомъ не оставите.

Домашнiя заботы, тяжелая непривычная работа захватила Надежду Петровну и за ними она стала позабывать войну.

Туркестанскiй Стрѣлковый полкъ, въ которомъ служилъ Дмитрiй Петровичъ Тегиляевъ спускался съ горъ въ пустыню и подходилъ къ большому селенiю Зайцевскому. Онъ шелъ походомъ безъ малаго на полторы тысячи верстъ.

Рота за ротой, въ сѣрыхъ рубахахъ съ малиновыми погонами, въ лихо надвинутыхъ на бровь фуражкахъ, съ винтовками, круто подобранными на плечѣ — развратный способъ таскать винтовки на ремнѣ тогда еще не привился русской пѣхотѣ, - широкимъ, бодрымъ, вымаханнымъ далекими переходами шагомъ, шли Туркестанцы по пыльной лессовой дорогѣ среди песчанаго плоскогоръя, усѣяннаго черными камнями и жидкими пучками сѣроватой верблюжьей травы. Только, можетъ быть, во Французскомъ Иностранномъ Легiонѣ, въ Африкѣ, гдѣ такъ же велики переходы, можно видѣть такой-же машистый и широкiй, свободный шагъ, такихъ подтянутыхъ, стройныхъ, тренированныхъ большими походами солдат.

Штабсъ-капитанъ Тегиляевъ, знаменитый охотникъ на тигровъ и кабановъ, съ весны принялъ первую роту. Высокiй, какъ и его сестры, но не такой полнотѣлый, какъ онѣ, подтянутый, выправленный, юношески стройный, со скатанной шинелью черезъ плечо онъ шелъ, легко ступая рядомъ со своимъ младшимъ офицеромъ, подпоручикомъ Песковскимъ. За ними Широкимъ строемъ шли стрѣлки. Вороты рубахъ были разстегнуты, вещевые мѣшки сняты. Ихъ везли сзади на обывательскихъ подводахъ. Роты шли налегкѣ. Сорокъ два градуса Реомюра и яркое Азiатское солнце пустыни, что палитъ съ восхода до заката съ бездоннаго синяго неба- не шутка! Выступили утромъ до свѣта, и къ девяти часамъ сдѣлали двадцать верстъ. До пяти отдыхали въ горномъ ущельи у колодцевъ съ горьковатой водой, варали обѣдъ, пили по Азiатскому обычаю безъ конца чай, а сейчасъ, къ закату заканчивали тридцативерстный переходъ.

Въ бродъ, широкимъ строемъ перешли головной арык, заросшiй кустами джигды, камышами и танкими плетнями дикаго винограда. За арыкомъ пошли сжатыя поля ячменя и пшеницы, а за ними уже маячили высокiя раины и густыя яблочные сады Зайцевского. Пряный духъ яблокъ, столь характерный запахъ осенью Семирѣченскихъ селенiй, потянулъ навстрѣчу. Дорога входила на прямой широкiй проспектъ, обсаженной деревьями улицы селенiя.

— Барабанщикъ ударь!.. Взять ногу! Пѣсенникамъ пѣть! — скомандовалъ Дмитрiй Петровичъ,

По старинному пѣхотному обычаю, свято хранимому Туркестанскими, Сибирскями и Кавказскими полками, барабанщикъ забилъ «козу», — рота подтянулась, круче подобрала ружья, шагъ сталъ крѣпче, дружнѣй. Запѣвало выбѣжалъ передъ строй.

Широкая тѣнистая аллея тополей и акацiй безъ конца тянулась по взгорью между садовъ и большихъ глинобитныхъ хатъ, крытыхъ гдѣ желѣзомъ, гдѣ камышомъ. Бѣлыя, тесовыя, тополевыя ворота были распахнуты настежь, у колодцевъ стояли женщины съ бадейками и шайками, съ плетеными корзинами, полными сочныхъ Семирѣченскихъ яблокъ-ранетъ, кистями винограда и большими ломтями сѣроватаго ситнаго хлѣба. Усердное приношенiе жителей роднымъ «солдатикамъ». На поворотахъ мѣломъ было написано: — «командиръ 2-го батальона», «пулеметная команда», «7-й роты 1-й и 2-й взводы», каждому было указано свое мѣсто. Квартирьеры безъ амуницiи и ружей въ пропотѣлыхъ рубахахъ ожидали свои части. Кое-кто потянулся было изъ рядовъ за яблоками и виноградомъ, но высокiй фельдфебель Шпигальскiй окрикнулъ:

— Куда полѣзли!.. Чего не видали?.. Дождись своей квартеры…

Барабанщикъ пересталъ бить и — точно дожидался этого — раздался мягкiй, чаруюшiй встрѣчающихъ бабъ баритонъ. Ефрейторъ Затыринъ завелъ пѣсню:

Вся рота дружно сотней голосовъ съ уханьемъ, съ присвистомъ подхватила:

Стрѣлки подняли головы и съ веселой, лукавой усмѣшкой посматривали на Семирѣченскихъ бабъ поселенокъ и казачекъ. Тутъ, тамъ раздались шутки. Хоръ одушевленно гремѣлъ:

Лише, шире, свободнѣе становился шагъ. Точно плыли въ низкой пыли сѣрые ряды стрѣлковъ и задорнѣе, ярче, веселѣе гремѣла пѣсня:

Розовая пыль золотымъ туманомъ стояла надъ селенiемъ. Ротные квартирьеры Левицкiй и Курошъ подбѣжали къ ротѣ.

— Сюда, ваше высокоблагородiе…

— Р-рота… стой!..

Вихремъ, въ одинъ прiемъ, по гвардейски сорванныя слетѣли съ плечъ винтовки.

— По квартирамъ маршъ!

Дмитрiй Петровичъ, снявъ фуражку и платкомъ вытирая запотѣлый лобъ вошелъ на чистый дворъ. Старикъ крестьянинъ встрѣтилъ его.