Игорь Губерман - Книга странствий

Оказывается, было так: в середине прошлого века иудейские финансовые магнаты облюбовали Соединённые Штаты Америки. Они решили превратить эту страну в "ведущую державу всего капиталистического мира, должную распространить своё экономическое, политическое и духовное влияние на всё человечество". И не стоит, читатель, принимать всерьёз ту чушь, которую написали с тех пор всякие экономисты, историки, социологи и прочие слепые учёные о причинах и путях развития и процветания Америки. Эти профессора кислых щей были специально наняты, чтоб затемнить истинные пружины и механизмы. А на самом деле - Америка была секретно запланирована евреями, чтоб стать такой, как есть сейчас, и потекли туда по тайным каналам несметные деньги европейских банкиров. Главным образом - из Швейцарии, ибо именно там евреи с давних пор таили и копили свои сокровища. Почему же именно в Швейцарии? - спрашивает сам себя проницательный Шиманов. И отвечает, по-моему, просто и гениально. Во-первых, потому что история швейцарских банков ("равно, как и история самой Швейцарии") окутана глубокой тайной - что с несомненностью означает тесную причастность к этому евреев. А во-вторых, по утверждению Еврейской энциклопедии, том 4, еврейские финансисты появились в районе Берна уже в 6 веке нашей эры.

В жизни своей ничего убедительнее я не читал. Вот какие страшные мы люди, думал я, и горестная гордость распирала мою грудь. И тут я вдруг сообразил, что я могу помочь Шима-нову - он поленился полистать энциклопедию дальше - а ведь текли ещё, конечно же, и французские деньги, потому что в томе на букву "П" написано чёрным по белому (о, местечковая гордыня наша, побуждающая выбалтывать такие ключевые тайны!), что Париж хоть и столица Франции, однако же - "евреи здесь жили ещё до завоевания Галлии франками".

Я покурил, остыл немного, выпил кофе и уныло занялся исторически предначертанным мне делом - сел вычитывать текущие инструкции из книжки "Протоколы сионских мудрецов". Я ещё тоже напишу о нас со временем полную правду, тщеславно думал я. Не зря ведь самые заядлые антисемиты - из картавых.

Забытые стихи

Был у меня как-то краткий разговор с литературным профессором Романом Тименчиком, благо живет он тут же в Иерусалиме и преподаёт в университете. На случайной пьянке встретившись и мне желая что-нибудь приятное сказать, Роман спросил:

- У вас ведь, Игорь, есть черновики? Отдайте нам их, мы бы изучали ваше творчество, уже пора.

Я был польщён безмерно и, неловко восхищение скрывая, горестно признался:

- Нету, милый Рома, я как книжку кончу, сразу всё выбрасываю, не держу архива никакого.

- Жаль, - ответил мне профессор с облегчением, - а то бы изучали.

Через какое-то недолгое время я наткнулся в ящике стола на уцелевший по случайности блокнот со множеством стишков. Вот настоящие литературные черновики, обрадовался я. И на случившейся такой же пьянке я как бы мельком и со скромностью, присущей ситуации, сказал Тименчику:

- А знаете, Роман, я тут нашёл один блокнот довольно старый, там черновики большого сборника стихов...

А так как профессор явно не вспоминал, к чему я гну, я пояснил стеснительно:

- А то ведь изучать пора...

Роман просиял и доверительно сказал мне:

- Я это самое всем аспирантам говорю, а никто не хочет!

Я дивный этот разговор недавно вспомнил, ибо мне довольно крепко повезло. Это была как бы награда за неряшество. Я не храню архив, а та огромная помойка, что растёт на полках и в шкафу, в ящиках стола и под столом, такого названия не заслуживает ни по виду своему, ни по сроку сохранения. Ибо как только предвидятся гости, я всю внешнюю часть помойки выбрасываю, а до внутренней добираюсь лишь частично - всегда находятся забытые листки, над которыми я с интересом безнадёжно застреваю. Но однажды для гостей понадобились даже полки шкафа, тут я с силами душевными собрался и дня за два выбросил вообще всё. А за прилежность был вознаграждён: нашлась тетрадь, которую когда-то контрабандой вывез я в Израиль, уезжая. Там были стишки, которые писались с самого начала перестройки. Большую их часть я напечатал сразу по приезде, а оставшиеся бросил и забыл. Теперь найдя, я обнаружил, что они имеют прямое касательство к теме российской свободы, а значит - пусть живут в этой книжке.

Из дневника 86-87 гг.

***

Услышав новое решение,

мы по команде, ровным строем

себя на вольное мышление

беспрекословно перестроим.

***

Я сыт по горло первым блюдом

разгула гласности унылой,

везде так люто пахнет блудом,

что хлынет блядство с новой силой.

* * *

На днях мы снова пыл утроим,

поднимем дух, как на войне,

и новый мир опять построим,

и вновь окажемся в гавне.

* * *

Много раз я, начальство не зля,

обещал опустить мои шторы,

но фальшивы мои векселя и

несчастны мои кредиторы.

* * *

Сплелись бесчисленные нити

в нерасторжимые узлы,

и, не завися от событий,

капустой ведают козлы.

* * *

Случаем, нежданно, без разбега,

словно без малейшего усилья

но летит российская телега,

в воздухе сколачивая крылья.

* * *

Временно и зыбко нас украсила

воля многоцветьем фонарей;

гласность означает разногласие,

а оно в России - как еврей.

* * *

Трудно жить в подлунном мире,

ибо в обществе двуногих

то, что дважды два - четыре,

раздражает очень многих.

* * *

Питомцы лагерной морали,

на воле вмиг раскрепостясь,

мы рвались жить и жадно крали,

на даже мизер жалко льстясь.

* * *

Менее ли хищен птеродактиль,

знающий анапест, ямб и дактиль?

* * *

Так меняются от рабства народы,

что опасны для такого народа

преждевременные роды свободы,

задыхающейся без кислорода.

* * *

Хорошо, что ворвался шипучий

свежий воздух в российское слово,

от него нам не сделалось лучше,

но начальникам стало хуёво.

* * *

Усталы, равнодушны и убоги,

к мечте своей несбыточной опять

плетёмся мы без веры и дороги,

мечтая перестать о ней мечтать.

* * *

Судьба рабов подобна эху

рабы не в силах угадать,

мёд или яд прольётся сверху и

сколько длится благодать.

* * *

Душа не призрак-недотрога,

в душе текут раздор и спор:

в ней есть бурчание, изжога,

отрыжка, колики, запор.

* * *

Еврей живёт пока неплохо,

но век занёс уже пращу:

- Шерше ля Хайм, - кричит эпоха,

сейчас я вмиг его прощу!

* * *

Сокрыто в пьянстве чудо непростое,

столетия секрет его таят,

оно трясёт российские устои,

которые на нём же и стоят.

* * *

Я горе хотя и помыкал,

но пробыл недолго в тюрьме,

а вылетя, вновь зачирикал,

копаясь в любимом дерьме.

* * *

Судьба разделится межой,

чужбина родиной не станет,